Наталья Кугушева - Проржавленные дни: Собрание стихотворений

Если смерть заглянула в глаза,
Полоснула косой по стране,
Ни мольбам, ни любви, ни слезам
Нету веры и места нет.

Но страданьями крепнет дух, –
Белым голубем ввысь душа,
Чутко ловит небесный слух,
Как земной пролетает шар,

Как планеты поют вокруг,
Как родится в пути звезда
И как льется на звездный луг
Солнца огненная вода.

Я жду тебя. Стадо прошло,
И к вечеру ветер затих.
И солнце средь туч зашло
Багряных и золотых.

Из труб потянулся дым,
И в хатах зажглись огни.
Вот первый восход звезды,
И ночь наступает за ним.

В поселке легла тишина.
Лишь изредка лай собак.
Степная чужая страна
Закуталась в сонный мрак.

Так значит – ты не придешь.
Я сяду одна у стола.
Коптилки тревожная дрожь,
И мечутся тени в углах.

Опять начинает тоска
Безумную песню свою,
Опять за строкой строка
Всю ночь напролет поют –

Быть может, последний дар
Последней моей любви
Я в руки твои передам,
В любимые руки твои.

Когда ты начинаешь тосковать,
И бьет судьба, и час вечерний жуток, –
Учись, мой друг, спокойно танцевать
Средь размалеванных шутов и проституток.

Пусть веселей бубенчики звенят
На жалком сборище людской арлекинады,
Но яд тоски, ночей бессонных ад
Учись скрывать за равнодушным взглядом.

Когда же на заре ты вешаться идешь,
Не оставляй письма возлюбленной в конверте,
Красивых фраз взволнованная ложь
Расскажет ей, что ты боялся смерти.

Пока живешь – будь храбрым и большим
И душу вырасти для подвигов суровых. –
Иди в изгнание и будь для всех чужим,
Но не торгуй ни совестью, ни словом.

Сегодня ночь последней быть должна.
Но вот опять – привычные соблазны
Вещей и дел, и всяких мыслей праздных,
Которыми вся жизнь окружена.

И я с тоской отодвигаю вновь
(В который раз) свое освобожденье.
И суета опять. Опять несет мученья
Уже ненужная и грустная любовь.

Никому такое не приснится,
Жизнь – сплошной безумный бред.
Выползают тихие мокрицы
И ползут, ползут на скудный свет.
Свет дрожит. В углах сгустились тени.
Грязные тарелки на столе.
Листьями неведомых растений
Зимний холод вышит на стекле.
Пахнет дымом. С потолочных балок
Глина осыпается и пыль. —
Человек уныл, бесправен, жалок
Безутешна жизненная быль.

Встречая Новый Год с друзьями,
Бокал подняв с вином,
Я мысленно, друзья, не с вами, –
И тянет горестная память
В далекий ветхий дом.

И на берег замерзшего Ишима
Я мысленно с бокалом выхожу,
И тенью легкой и незримой
В окно замерзшее, любимый,
Я за тобой слежу.

Произношу январским звездам
Свой одинокий тост, –
И голос в воздухе морозном
Звучит пророчески и грозно
До самых дальних звезд.

И только ты его не слышишь,
Не знаешь обо мне.
Плывет дымок над низкой крышей
И поднимается все выше
К невидимой луне.

И гонит и гонит тревога –
Смиренью не научусь.
И в сердце, любившее много,
Доверчивая – стучусь.

И знаю – откроется дверца,
И выйдет и встретит меня
Твое бессердечное сердце,
Сгоревшее без огня.

Как много хочется сказать
В полночный час любви –
Как сладостны твои глаза,
Как руки сладостны твои.

Какие просятся слова
В бесстыдстве тишины, –
Но молча, молча целовать
Друг друга мы должны.

Звенит тугая тишина
Как музыка в ушах –
Красноречива только в снах
Влюбленная душа.

Опять в провода налетели бураны,
Завыли встревоженные провода.
Летят над пустыней седой Казахстана
Зловещими птицами Смерть и Беда.

Усеяны степи людскими костями,
Облиты кровавой росой,
И черепом желтым с пустыми глазами
Восходит луна над страной.

Забытые кладбища на дорогах.
Бескрестная тишина.
Среди голубых одичавших сугробов
Не волчья ль тропинка видна?

Вот так и бредем но тропинке волчьей,
Бездомные, всеми забытые мы,
И, стиснувши зубы, шагаем молча
От кладбища да тюрьмы

Не думали, не гадали,
Не видели даже во сне,
Какие года настали
На старости. По стране

Гуляет голодный призрак,
Зубами скрипит тоска.
Захлебывается визгом
Гармошка у кабака.

Веселые стонут песни
Истерикой мировой.
И черные вьются вести,
Как вороны, над головой.

Замученные, убитые
В застенках и на войне,
Глазами глядят закрытыми
И бродят толпой по стране.

Безрукие и безногие
С пеньковой петлей идут,
Отравленные, убогие,
Расстрелянные поют.

В болотах кровавых земли,
Немыслимые цветы
К холодному небу подъемлют
Искусанные персты.

К далеким и древним звездам
Взывает земная кровь –
Пробьется ли криком грозным
Сквозь плотный ночной покров.

Багровые тучи падают,
И смрадом полна земля, –
Лишь буйные травы радуют
Тучнеющие поля.

В лужах качается лунный серп.
Хрупкие льдинки тают.
Розовый запад в тумане померк.
Слышно – идет, нарастает

Гулкое пенье веселой реки.
Пенье весны. Но за ночью
И за домами не видно. Теки,
Освобожденная! Белые клочья

Пены швыряя на берега,
Рви ледяные преграды,
Пой нам! Свобода и нам дорога,
Сердцу раскрытому надо

Жадно вобрать в себя вольную ширь
Вольных твоих скитаний,
Спой нам, невидимый ночью Ишим,
Песенку расставаний!

Венецианские лагуны луж
И хрупкий месяц, розовый к тому ж,

Качается. И в зыбком отраженьи
Преображается воображенье:

Не глина вязкая, не грязная вода,
А перламутровая тонкая слюда,

И синие, и синие просторы
И романтические горы.

Четверть километра луж и грязи.
Тусклого тумана плотная стена.
Крапчатое небо цвета грязной бязи
Ветер в сорок баллов. Такова весна.

(Весна, весна! О ней поют поэты,
О ней поют щеглята и скворцы,
И на лугу качаются под ветром
Купавок золотые бубенцы.

Ты тихо слушай у лесной опушки,
Вбирай в себя любовный дух весны;
Весна ответит голосом кукушки,
Родным приветом северной страны.)

Четверть километра – только ль это,
Это ли причина для разлук?
Я ловлю внимательно грустные приметы
В суетных движеньях равнодушных рук.