Мишель Уэльбек - Оставаться живым

И смысл вещей подрастворен
В послеполуденной субботе.
Ты к сладостной, густой дремоте
Своим артрозом пригвожден.

Тогда исчезновенье шпал
Осуществится между рельсов,
Опередив дождливый шквал;
Воспоминания воскреснут.

Я думаю о позывных
У пруда. Помню мутновато:
В реальном мире, не в иных,
Я жил давным-давно. Когда-то.

О отупенье, милосердная завеса!
Я вижу зданья в синеватой оболочке,
Лужайки зыбкие, стерильные цветочки
Я псина раненая, я уборщик леса.

Я круг спасательный, держащий на воде
Ребенка мертвого, я продранный башмак,
Я черная дыра, миг пробужденья, знак
Сиюминутного, я ветер, я - везде.

Всему есть место, все свою имеет цену,
Но нет надежных и просчитанных путей,
Чтоб просветления достичь в душе своей;
А белый занавес уже скользит на сцену.

Ряд мачт четвертовал небесный свод наклонно,
К шоссе тянулся свет фонарного стекла.
На женщин я смотрел и каждую желал,
Их приоткрытых губ темнели полигоны.

Нет, мне не обрести уверенности сонной,
Что я любим навек, что не поставлен срок.
Мой краток будет путь, неверен и жесток,
От безразличия и счастья удаленный…

Тропических цветов на окнах одеянья,
Фемины мимо шли, не заходили в бар.
В тоннеле всех ночей надежда так груба,
А между женских ног все залито сияньем.

Весь дом был розовый, а ставни голубые,
Я видел в темноте тебя, твое лицо,
Я нервно ждал зари, как будто бы впервые;
Луна скользила вниз, в туманное кольцо.

Чертила ты рукой в пространстве круг незримый,
Где мог я двигаться и жизнь вершить свою;
Я шел, я полз к тебе, такой недостижимой,
Как умирающий ползет к небытию.

Внезапный белый взрыв все изменил в мгновенье,
Над новым царством встал диск солнца, спала тьма;
Повеяло теплом, а день был воскресенье,
И в воздухе плыла гармония псалма.

Был странно ласковым твой взгляд, в ответ на это
От счастья в конуре я завилял хвостом.
Какой чудесный сон, и вправду полный света:
Хозяйкой ты была, а я послушным псом.

Мы покинули сад через заросли влажных хвощей,
И предстала нам светлой и радостной сущность вещей.
По пустынной дороге шагали мы в мир наугад,
И цедило нам солнце лучи сквозь решетки оград.

Молчаливые змейки скользили у нас из-под ног,
Был печален твой взгляд предвкушением новых дорог,
Первобытный растительный хаос охватывал нас,
И цветы выставляли свои лепестки напоказ.

Беспокойные твари, мы бродим в эдемском саду,
И страдаем, и мучимся болью у всех на виду,
О единстве, утраченном нами, не в силах забыть.
Мы живем, существуем, нам вечными хочется быть.

Но однажды и нас вместе с гнусною этой травой
Смерть, настигнув коварно, накроет навек с головой.
Среди райского сада мы падалью ляжем в кустах,
И распустятся розы на наших истлевших костях.

Свекольные поля, по склонам восходя,
Мерцали. Мы себе казались чужаками.
Как подаяние был тихий шум дождя,
И пар дыхания плыл поутру над нами
Неясным символом…

Был темен наш удел,
Предвестье застилало дали.
Цивилизация дымилась грудой тел.
Мы это знали.

Дорога под гору вела -
Большие ящерицы рядом
Своим отсутствующим взглядом
Просвечивали нам тела.

Жила под нашей мертвой кожей
Сеть нервов, как клубок корней.
Я вверился судьбе своей,
В Благую Весть я верил тоже.

И в размышленье одиноком
Терял спасительную нить -
Так суждено ль в бессмертье быть
И мне монархом или богом?

Спокойно ждали мы, одни на белой трассе;
Малиец прихватил в дорогу скудный скарб,
За счастьем ехал он, подальше от песка
Пустынь. А я вдруг счел, что мой реванш напрасен.

От облаков и их бесстрастья
Лишь одиночество и думы.
Теряем возраст в одночасье
И набираем высоту мы.

Когда исчезнет плен тактильных ощущений,
Мы будем сведены к самим себе, друг мой.
К пределу мы пойдем. И тяжкий страх немой
Недвижностью скует и руки, и колени.

А море плоское. И тает
Навек желанье жить любое.
Вдали от солнца и от тайн
Я устремляюсь за тобою.

День ширится, растет, на город пав лавиной,
Мы пережили ночь, но легче нам не стало.
Я слышу шорох шин и шум неуловимый
Общественной возни. И мне здесь быть пристало.

День состоится все ж. С безумной быстротою
Границы обведет воздушное лекало:
Тут бытие, там боль - твердеющей чертою.
Но плоть, однако, плоть, как банный лист, пристала.

Мы пережили страх, желанья, цепь ошибок,
Но детская мечта светить нам перестала.
И мало что стоит за широтой улыбок -
Мы пленники своей прозрачности усталой.

Те дни, когда гнетет нас плоть, пугая бездной,
Когда весь мир застыл, как тот цементный блок,
Дни без любви, без мук, где страсти - под замок,
Почти божественны, настолько бесполезны.

На пастбищах глухих, среди лесных полян,
И в городских домах, и под огнем рекламы -
Везде мы познаем суть истины упрямой:
Мир существует, он нам в ощущеньях дан.

У особей людских есть внутренности, члены,
Единство же частей недолговечно тут,
И люди взаперти в своих ячейках ждут
Немой команды «взлет», чтоб вырваться из плена.

Их сторож в сумерках предпочитает жить,
И у него с собой есть все ключи на случай.
Вмиг пепел пленников рассеется летучий,
И хватит двух минут, чтоб камеру помыть.

Что ни начни - тупик. Буксуешь то и дело.
Вернуться хочется обратно с полпути,
Лежать не двигаясь, лишь в боль свою вползти -
Так о себе теперь напоминает тело.

Снаружи - день, теплынь, все небо ярко-сине,
И юность крутится, словить свой шанс должна.
На праздники ее всегда зовет весна,
А ты не приглашен. Вокруг тебя - пустыня.

Плоть одинокая - мучительное бремя;
Земная жизнь свое исчерпывает время.
Стучит с отчаянной натугой твой мотор,

Но не справляется с густой тяжелой кровью;
Как занимаются, ты позабыл, любовью.
И ночь обрушилась, как смертный приговор.

Он бредет через город, возвращаясь в свой дом;
Холодает, и ветер лезет за воротник.
Он от женского тела почти что отвык.
Мимо люди проходят, обдавая теплом.

Он бредет через город, равнодушный мертвец,
Изучает прохожих, как читает роман,
Где интрига скрывает очевидный обман -
Что любого ждет, в сущности, тот же конец.

Вот он код свой набрал, дверь подъезда открыл
И холодные пальцы положил на виски.
Очевидно, спасенья не найти от тоски,
Даже радио слушать - и то нету сил.

Он один в этом мире, как ты или я.
Ночь - бездушных вещей позаброшенный склад,
Под холодной поверхностью прячется ад.
Он бредет через ночь, ищет смысл бытия.

Я знаю, где мой кабинет,
Я знаю свои права,
И уже не болит голова
От злобы на весь белый свет.

В каморке тесной моей
На службе у мира людей
Сижу за рабочим столом,
Гляжу на ночь за стеклом.

Я больше не верю в богов,
Или - скажем так - не во всех;
Под окном слышен женский смех
Или, может, ангельский зов.

Я сижу за своим столом,
Ну а в городе гаснет свет;
Ночь, жестокая, словно смерть,
Поджидает за каждым углом.

Интенсивная, словно страх,
Ночь живет в больших городах;
В облаках, что клубятся как пар,
Зарождается новый кошмар,
Он ужасен и красен на вид,
Он как студень кровавый дрожит.

На службе у крови людской
Сижу, сражаясь с тоской.
Обрывки случайных снов,
Недопетая песня без слов -

Зачем это всё и к чему?
Бессмысленно отвращенье.
Реальности нет прощенья,
Ведь мир объявил нам войну:

Калечит людскую плоть
И рвет ее на куски,
И, корчась от смертной тоски,
Плоть мучается, но живет.

У ненависти в плену
Я моралям всем вопреки
В ответ на эту войну
Сжимаю сильней кулаки.

Как ни пестуй свой организм,
Все равно повстречаешься с адом.
Мне твердят, что это цинизм,
Но я знаю, что гнев мой оправдан

Всем страданием рода людского,
Нашим преданным, отнятым раем
И бессмысленной суетной ролью,
Которую все мы играем.

Я понял все это давно,
Я знаю, где мой кабинет.
Ангелы смотрят в окно,
За стеклами гаснет свет.