Константин Ваншенкин - Примета

Женился сын.— Ну, как невеста?
Я у отца спросил.— Жена? —
Поправил он. — Судить не место.
Ему, наверное, нужна…

Отцу еще немного было,
Но жизнь пошла наперекос.
Он жил в разводе и уныло
Мне отвечал на мой вопрос.

— Болею. Многие болеют.—
И с неожиданной тоской: —
Они меня не пожалеют! —
Сказал, потерянный такой.

Не щадя людского слуха,
Материлась почем зря
Одинокая старуха,
Про невестку говоря.

Отняла невестка сына,
Нужно думать, навсегда.
И какая у ей сила!—
Ни управы, ни суда.

…Болью искренней своею
Выделялась меж людьми.
Возмущались громко ею
Только женщины с детьми

Есть вдовы, что все дни,
Пока теплынь в природе,
На кладбище они,
Как на огороде.

Цветочные горшки,
Лопата, банки, склянки.
Сажают корешки,
Хлопочут горожанки.

А эта — ничего.
Приедет через силу.
Любила! Но — его,
А не его могилу.

Прошлое кануло в блеске…
В жизни оставшись одни,
Лишь на последнем отрезке
Объединились они.

Где тут до страсти и пыла
В бликах дневных и ночных!
Собственно, все это было —
Только раздельно у них.

Но, словно в пору былую,—
В поздний густой снегопад
Движутся напропалую,
Вместе бредут наугад.

Боже, как он исхудал!
А совсем еще недавно
Был он ладен, и удал,
И посмеивался славно.

Отчего он похудел?
Я смотрю: причина, где ты?
От своих сердечных дел?
От умышленной диеты?

От болезни роковой
Или только от испуга
Перед крышкой гробовой
И землею как из пуха?

Ушли родные старики,
И мы остались стариками.
Знать, жить им стало не с руки.
И вот я с этими строками.

Нет больше тех, кто старше нас,
Их нет и нет на белом свете.
Еще скажу вам в горький час:
Они давно уж были дети,—
И огорчали много раз,
И радовали в годы эти.

Среди еловой тьмы
Пунктирный ствол березки
И различаем мы
Набухшие желёзки.

Поет весенний сок.
Волнуется березка.
Такое в нужный срок
Бывает у подростка.

С ней рядом елки те
Густеют в буераке.
Она в их черноте —
Как молния во мраке.

Стояла осень на дворе,
Но точная забылась дата.
Инициалы на коре
Он ловко вырезал когда-то.

А между ними четкий плюс.
Символизирующий смело
Любовь и длительный союз —
Все, что случиться не успело.

И сами буквы на коре
Растянуты по мере роста
Ствола, и к нынешней поре
Их разгадать уже непросто.

Что случилось? Грустный вид
Был тебе неведом…
Улыбнуться норовит:
— Суть совсем не в этом…

Что же это за дела,
Если наша прелесть
Мимо зеркала прошла
И не посмотрелась!

Слабый всплеск от весла.
Вечер медленный светел.
Как она подросла!
Я и то не заметил.

На затылке пучок
В аптечной резинке.
О печалях — молчок,
Но след от слезинки.

Вот перебежал перед трамваем,
Но не остановлен постовым.
Кем он был — об этом мы не знаем.
Впрочем, знаем: просто молодым.

Старичок, подрагивают щечки.
Он, достигнув жизненных высот,
В полиэтиленовом мешочке
Рыбок внучке маленькой несет.

Проснувшийся ребенок
Глядит на ранний свет
И щурится спросонок:
Заплакать или нет?

Но тут его успели,
Разумны и ловки,
Поднять из колыбели
Две сильные руки.

Младенческого пуха
Сиянье в вышине
И розовое ухо,
Примятое во сне.

С игрой во внезапной разлуке,
В пыли, со двора — на обед.
Мать крикнула: — Вымыты руки? —
И в ванной зажгла ему свет.

Потом ему воду открыла,
И крутит в ладошках малыш
Кусок туалетного мыла,
Обкатанный, словно голыш.

Роняет и, вновь поднимая,
Роняет опять, погодя,
Сейчас позовут — понимая
И все же к столу не идя.

Забыл и не машет руками,
А смотрит, всему вопреки,
Как воздух покрыл пузырьками
Загар увлажненной руки.

Как определяют без затей
Мореходы путь по звездам,
Так живет потребность у детей
Прижиматься к взрослым.

В детском доме все же нет родни.
Одиночества громада.
Дети — что ни сделаешь — одни.
Остальное — все как надо.

Мальчик безнадежно угасал
От тоски великой, не от боли.
Был помочь не в силах персонал,
Чем бы ни кололи.

Нянечка за совесть, не за страх,
На руках пять дней его носила,
И в него, буквально на глазах,
Из нее переливалась сила.

Ну, а мы действительно родня,
И такие наступили сроки,
Что от внучки маленькой — в меня
Каждый день перетекают токи.

Чтоб не согнули веточку
Грозные ветры ранние,
Вы прикрепили девочку
К колышку воспитания.

Тоненькую былиночку,
Собственную кровиночку.
Равно — принцессу ль, Золушку,
К выструганному колышку.

Ребенок. Запертая дверь.
Родители еще в постели.
Он рано встал и ждет теперь.
Чтоб в кухне блинчики поспели.

Он завтракает. Молоко
Покрыто розовою пенкой.
Он с бабушкой. Ему легко
Внимать негромкой сказке первой

Про короля, и хитрых слуг,
И про Ягу… Но в большей мере —
Душою, обращенной в слух,
Он возле той, закрытой, двери

Облетают листья.
Скоро — и зима.
Под небесной высью
Холодно весьма.

В солнечной полуде
Купол голубой.
Мы, понятно, люди
Близкие с тобой.

Вышли на дорожку
Около берез.
Что-то понарошку,
Что-то и всерьез.

Балуемся срочно,
Топаем: — Раз-два! —
Связанные прочно
Узами родства

Бабушка умерла —
Кончилось детство.

Умер отец —
Кончилась юность.

Мать умерла —
Началась старость.

Позвонил один, другой,
Но никак я не поверю,
Словно в смутный сон дурной,
В эту новую потерю.

Сколько вынес на горбу!..
Лето. Многие не знали,
Что собрат лежит в гробу
В надоевшем Малом зале.

Как все вышло у него!
А хотелось в лучшем виде.
Но народу — никого
На гражданской панихиде.

На кладбище уголок.
Три веночка на могиле…
Появился некролог —
А уже похоронили.