Наталья Колесникова - Ладони ветра. Сборник стихотворений

На картине в паутине,
Словно тени, египтяне.
Сфинксы вечность проглотили.
И меня к ним тянет… тянет…
У богов, что воскресают,
Губы в звёздной позолоте.
Я на жертвенник бросаю
Терпкий, пряный пепел плоти.
Вот уже в подземных водах
Ноги тонут, руки, плечи.
И гудят в высоких сводах
Духи сонные под вечер.
Тянет тиной, медной прелью,
Влажной гнилью от болота…
Когда сфинксы постареют —
Боги сбросят позолоту.

Чёрная дорога расставаний…
Неизбежность длинных расстояний,
Обручем сковавшая зарю.
Каждому созвездью по царю
Даровала высшая планида.
Моё царство двойником Аида
Матово мерцает за окном,
Повторяя роковой излом
Небом предначертанной дороги;
И зовут холодные остроги
Моё сердце погостить в Тени.
Кажется, за взглядом потянись,
И дорога скрутится спиралью,
Чаша в ней почудится Грааля,
Влагой исцеляя мой недуг…
Призраком петляет между дуг
Радуги вчерашней чёрный ветер.
Может, я за страшный миг в ответе:
Он грифоном бьётся за стеклом.
Небо знойным ливнем истекло.
Лунная печать кровавит тучи,
Травы гнутся от тоски падучей,
Прикрывая след звериных лап…
Долгий путь
сквозь всхлипы
звёздных ламп.

Взгляд вертикальный не только у кошек.
Взгляд вертикальный не только у змей.
Женщина есть с тонкой белою кожей,
Взгляду её ты перечить не смей!

Плавно, упруго и кольцеобразно
Руки ее обнимают и ждут
Жертвенной страсти. Тягуче-топазной
Нежной волной одеяния жгут.

Но холодят её тонкие пальцы,
И поцелуи её, словно лёд!
Может она, чуть дразня, улыбаться,
Но сохраняя во взгляде налёт

Потустороннего ртутного блеска.
«Танец с кинжалами» знает она.
Стан её, словно острейшая леска,
Весь напряжён, и меняет тона

От золотистого до голубого —
Светло-небесного, как бирюза.
Негой окутает даже слепого —
Гибкая Фея, Колдунья – гюрза!

Звонко смеётся, но слышится шорох
Ровных чешуек, скользящих легко.
И на глазах у мужчин, словно шоры,
И от рассудка они далеко…

И открывают они ей объятья,
Не раскрывая коварства её…
Тихие всхлипы…немые проклятья
Тех, кто навек околдован Змеёй.

Гуляет по городу женщина-вамп,
Скрывая себя в плотной тени из шёлка.
Улыбка манящая – повод для шока,
А взгляд словно жжёт – не забыть его вам.
Незримо Она завлекает в капкан
Острейших клыков, ждущих
                                  жертвенной плоти,
И после – болезненной страсти тепло
Тихонько в молитву вплетёт Ватикан.
Вишнёвая тайна диковинных глаз
И грация кошки в движениях тела…
Планету, с которой Она прилетела,
Давно затопила кровавая мгла.
Отвергнута солнцем, у ночи в плену,
Приходит в ваш дом роковою невестой,
А после, когда все личины известны,
Набросит последней любви пелену…

Когда-то впервые я встретилась с Ней
На узком мосту между прошлым
                                                  и вечным…
С тех пор не могу я считать человечным
Свой облик, продлённый
                                           в загадочном сне.

Моя любовь не исчисляется временем,
Не облекается в одежды пространства.
В пьянящий час цветущего ревеня
Я ей дарю золотое дворянство…

Весенний ветер зазывает заманчиво
В края, где солнце не уходит за горы,
Где разум мой упрямо замалчивал
Напев мечты, колдовской и нескорой…
Но я не хочу своё прошлое баловать,
Соединяя позабытые даты.
И мне цветка хватило бы алого
Для новой веры, угасшей когда-то.

Любовь моя – заговорённая, чистая, —
Словно снегами, покрывает дороги.
Цветной салют – в полнеба лучи стоят,
Целуя плечи смешной недотроги.

И сердцу сладостно надеждами полниться.
Навстречу ветру, рассвету навстречу
Плыть, не давая волнам опомниться,
Гипнотизируя мир звёздной речью!

Века истлеют, – и легенды расплавятся,
Осколки Солнца станут бликами окон…
Но будет вечной нежностью славиться
Моей любви золотистое око!

Кавалеров кавалькада
И монахов вереница
У мощей святых толпится.
Жажда чуда велика. Да,

Слишком мало веры. Своры
Грязных псов у храма рыщут.
Не духовной пищи ищут
Нищенки, цыгане, воры…

Дым кадила, шепот свечек,
Запах ладана и скорби.
Каждый третий спину сгорбил
У мощей. Вселенский вечер

Окропил святой водою
Прихожанок в кринолинах —
Мысли их сейчас в долинах,
Освещённые звездою

Вифлеемской… Бьют поклоны
Кавалеры и монахи.
Сонного кадила взмахи.
На иконах благосклонны

Лики ангелов. Струятся
Занавеси врат алтарных.
Словно рябь морей янтарных
Блики на перстнях роятся.

Крестятся, целуют мощи,
Просят милости у Бога —
Жизнь без веры так убога…
Ветер синий стяг полощет —

А на нём – лучи и око,
Голубиных крыльев пара…
Каплями цветного пара
Дождь рисует одиноко.

Витражи мерцают. Звуки
Песнопений души лечат.
Вниз опущенные плечи,
Вместе сложенные руки…

Дым кадила, шепот свечек.
В воздухе витает чудо…
Милостив Господь и чуток
В этот майский светлый вечер.

Я сидела на ступеньках храма
Маленькой хранительницей веры,
А века разыгрывали драму,
Обнажая души среди скверны.
Верные неверному завету,
Проходили мимо прихожане.
Я искала путь к святому свету,
Представляя мир в небесном жанре.
Плакал дождь в задумчивости строгой,
Опускаясь птицами на плечи.
И никто расспросами не трогал:
(А зачем? – от благости не лечат).
Я шептала тихие молитвы
За продрогших, преданных, забытых.
Холодили каменные плиты
Древних стен, наветами избитых.
И века разыгрывали драму.
Стало страшно… Но хромая кошка
Села рядом на ступеньку храма,
И мы съели наших страхов крошки.

По другой стороне улицы,
Глядящей в моё окошко,
Прошла по асфальту прочному
Бесконечно чёрная кошка.
Прошла величаво. Презрением
Окатила меня, словно ливнем.
Мурлыкала или рыкала,
Искрясь чернотой вдали?..
В ней ожили предки дикие,
Легко проплывавшие реки,
Возможно, знавшие путь —
Путь из варягов в греки.
Наверно, и кошка знала,
Что ей поклонялись раньше,
И раньше она побеждала,
Причём, получая ран шесть…
К храму веков – молиться —
По улице, пьющей окошко,
Прошла лунноокой жрицей
Бесконечно чёрная кошка.

Где нимб мой?
Крылья временно в стирке…
Молитвенник на пыльном столе позабыт.
И мнимы
Звуки в ветхой квартирке,
Где быт инвентарный
Заполнил изгибы судьбы.
Лампада
Тихим светом пророчит.
Тревожные мысли
В молитвы вплетаю легко.
Не надо
Ада. Каждый порочен.
Неведомо – вниз ли,
Иль в выси лететь далеко.
Бездомны
Кошки, псы и надежды.
Устану бродяжить, —
Душа к белым крыльям прильнёт.
Бес в домны
Бросит грязной одежды
Чугунную тяжесть,
А нимб мой – обратно вернёт.

Я отдам свою жизнь —
насовсем, навсегда —
Не взаймы, не авансом,
а просто – навечно.
Пусть сгорают сердца,
но струится вода
В капиллярах небес.
За дорогою млечной
Ты дождёшься меня,
чтобы вместе прожить
Каждый миг, каждый дюйм —
наболевший и важный…
Мы озвучим, расцветим
вдвоём миражи
И отпустим слова
в тёплый Рай их бумажный…
Вновь порывы ветров
мой холодный висок
Обожгут ядовито
под хохот небесный.
Насовсем… навсегда…
И солёный песок
Я прочту на губах —
поцелуем над бездной.
И когда над землёю
застынет рассвет,
Ты придёшь, словно воин
за траурной данью…
Мы давно с тобой были
в нездешнем родстве…
Навсегда и навечно…
Согласно преданью.

Московский снег, как белое вино,
Пьянит кристальной лёгкостью шампани,
Давно ты не шептал: «ласкава пани…»,
Тебя не целовала я давно…

Седое небо бросится в полёт,
Когда стихи проснутся на бумаге.
На окнах самолёта плачет лёд,
Но знаю – солнцем встретит небо Праги…

…Как часто ты писал: «чекам…
                                                        чекам…»
Конечно, ждёшь. И я ждала так долго!
Когда с закатом обнималась Волга,
Я так скучала по твоим рукам!

И по утрам мечталось мне сказать:
«Любимый, просыпайся – добре рано».
Из наших чувств хотела я связать
Узор, подобный сурам из Корана…

Транзитный рейс легко соединит
Две нитки бус – Времён и Расстояний.
Мотив любви, сплетённый из сияний,
В ушах моих цимбалами звенит!

…Небесный склон. И выкриком – «Агой!» —
Посадка на заснеженную землю…
– Я по тебе скучала, дорогой…

– Ласкава пани…
           – Внемлю…
                      внемлю…
                              внемлю…[2]