Антология - Европейские поэты Возрождения

«Ой же, ой же, кузнецова дочка,
Дай полтину — выпью пива бочку».
«Дам полтину,
Дам полтину
Милому дружочку».

«Ой же, ой же, девка белолица,
Дай веночек — вдруг да мне сгодится».
«Может, дам,
Может, дам,
Честная девица».

«Ой же, ой же, я не набиваюсь,
Я твоих посул не добиваюсь».
«Посулю,
Посулю,
Я дарю, кого люблю».

«Ой же, ой же, было дело, было,
Ты меня, случалось, и дарила.
Будь моей,
Будь моей,
Ты ж меня любила».

«Ой же, ой же, в пору ты явился,
Ты один со мною и любился.
Я твоя,
Я твоя,
Ты мне полюбился».

«Ой же, ой же, кузнецова девка,
Попаси-ка моего ты сивку».
«Попасу,
Попасу
И себя не упасу».

Ой, куда деться в эти злые лета,
Не конец ли света?
С голоду просто чуть ли не колею,
Гроша не имею.
Сплю на рогоже, ем, что в снедь негоже,
Господи боже!
Мы ведь костелы с отцом сооружали,
Слуг содержали.
Я ведь платил прелатам десятину,
Ем вот мякину.
Я ж напитал и короля со свитой
Податью сытой.
Я порадел для барского достатка
Всем без остатка.
Я накормил ярыгу городского —
Мастерового.
Я школяру да побирушке нищей
Доставил пищи.
Сам нынче нищий и душой болею,
То-то околею.
Нет мне защиты, нету мне спасенья
От притесненья.
Вон и жолне́р коня пасет в амбаре —
Тоже ведь баре!
В будни на пана, в праздник на общину
Гнуть надо спину.
Без десятины и в костел не ступишь.
Грех не искупишь.
Тело тощает, волоса редеют
.
Спать разучился, сон нейдет на очи
До полуночи.
Волка боюся — все из-за коровы,
Вот и конь соловый
Не остерегся, дьявола прохлопал,
Тот его и слопал.
Тут еще сорной заросло травою
Жито яровое.
Я в поле робить, а школяр харчиться
К женке стучится.
В дом ворочуся, а в дому ни крошки,
Чистые плошки.
Скрыня пустая, тоже и кладовка;
А жена-мотовка
И говорит мне: «Поснедали дети».
Сколько ж терпети?
Вся и надежда, что на божье чудо,
Очень уж худо!

И свежи и чисты черты моей любимой,
Она, как вешний цвет, с Олимпа низошла
И свет златых волос на землю принесла
И бронзовых бровей излом неповторимый.

И взор ее (в душе столь бережно хранимый),
Как солнце, не таил ни горести, ни зла.
И ложь любую мог испепелить дотла
Ее прелестных уст пожар неугасимый.

О чем еще сказать? Она столь хороша,
Божественный восторг дарит ее душа,
Она прелестнее и радостней денницы…

Но я отвергнул все — я с тягостным трудом
Листаю медленно за томом новый том,
Где красота ее впечатана в страницы.

Я нимфу видел в светлые года:
Веселая, среди цветов стояла
Она одна у чистых вод канала, —
Покинув дом, пришла она сюда.

Нарциссами вспоенная вода
Все многоцветье луга отражала:
Расшитое цветами покрывало
С тем лугом не сравнится никогда.

В цветах стояла нимфа, словно Флора,
Равна Диане чистотою взора,
Прекрасна — хоть Венерой назови;

За честь и ум сравнимая с Минервой,
С Юноной — небожительницей первой;
И жажду я с тех пор ее любви.

Я лань увидел в благостной долине,
Вокруг нее шумел веселый лес
(Цвела весна по милости небес),
Она была под стать живой картине.

Она лежала гордо посредине
Лужайки, над ручьем, в тени древес.
Тот непорочный образ не исчез —
В моей душе храню его доныне.

И я за ней последовал с тех пор
И воспеваю золотой убор
Вкруг шеи гордой — в мире нет чудесней.

Я буду весел, доблестен и смел,
Чтобы никто злонравно не посмел
Ее встревожить недостойной песней.

Когда в апреле раскрывает Флора
Цветенью пышному луга и чащи,
И шлет дары, столь милые для взора, —
Я обращаюсь к ней, животворящей.

Любовь прекрасна — молвил я вначале,
Завидев розу, что должна раскрыться;
Но долго мы потом в саду искали,
Куда сокрылась алая царица.

Да, розы нет — кругом кусты в зеленой
Прозрачной и сверкающей одежде.
Мы только вспоминали удивленно
Ту красоту, что нам сияла прежде.

И я сказал: печалиться не надо,
Что в дни весны свершается утрата,
Что никому не ведома услада
Увянувшего с розой аромата.

Увы, цветок весны увял до срока,
Но повторять готов я неустанно:
В любви благословенной нет порока,
Блажен, кто любит — поздно или рано.

Была — любовь, теперь — воспоминанья.
Конец достойно завершил начало.
Пускай приходят в добрый час желанья,
Чтоб наша жизнь, как роза, не увяла.

Серый заяц, озираясь
На лугу, увидеть смог,
Как пустилась наутек,
Влажных трав едва касаясь,
Пара стройных, быстрых ног.
Зря ль девчонка прочь спешила,
Зря ль бежала, что есть сил,
Если Виллема любила,
Если Герхард сзади был?

Природа, сколько ж сил, сноровки и чутья
Потребовалось, чтоб такое обаянье,
Такую красоту вложить в одно созданье,
Чтоб родилась на свет любимая моя!

Как научилась ты из быстрых слов ручья
Внезапно извлекать ярчайшее сиянье
Возвышенной души, в привычном одеянье
От глаз людских ее величие тая?

Тону в разгадке я той силы неизвестной,
Которая устам с улыбкою небесной
И неземным очам прекраснейшей дана.

Богинею считать ее готов отныне,
Но чудеса творить положено богине,
Она своей рукой снять боль мою должна.

Чтобы спрятать в глубине
Любящего сердца горе,
Лебедь белая у моря
Шепчет, жалуясь волне:
Без него тоскливо мне,
Он угрюмее, чем вьюга,
Он холодный, как родник,
Он колючий, как тростник,
Краше он, чем солнце юга.

Младенец, юный плод, с утробной тихой дремой
Расставшийся и в жизнь приотворивший дверь,
На радость и отца и матери теперь
В скопление страстей, в дотошный день влекомый,

Тебя уже нашел твой жребий незнакомый,
И от него не раз узнаешь ты, поверь,
Что зла нет без добра, нет счастья без потерь,
Что страх навеки слит с надеждою искомой.

Но если чересчур жестоким будет рок,
Пусть вопреки ему наш милосердный бог
От смертоносных стрел тебя хранит надежно,

А если ты судьбе все время будешь мил,
То сколько б от нее даров ни получил,
Благодари за все и трать их осторожно.