Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов

Великий боже! Что со мною? Я дрожу.
(Громко и сильно)
Внимай, внимай пророческому слову,
Из уст моих ты слышишь голос свыше.
           Страшный путь ты избрал, Фети!
           И на избранном пути
           Для тебя расставят сети
           Злоба, зависть; но идти
           Должен ты по нем, лелея
           Светлый, чистый идеал,
           Не ропща и не робея;
           Бог тебя сюда призвал…
           Для великого!.. А люди…
Но ты пиши не для суда мирского.
Бессмыслен и пристрастен суд людей…
Есть суд другой — и есть другое слово…
Его-то ты вполне уразумей!..
(Исчезает.)

О дивное, прекрасное явленье!
О неземная!.. Где ты? Погоди,
Не улетай… Благодарю, создатель!
В ее устах твое звучало слово!..
Мне слышатся еще досель те звуки
Гармонии чистейшей!.. Как светло!..
Как хочется мне плакать и молиться!
Как грудь кипит! Как сердце шибко бьется,
Рука к холсту невольно так и рвется…
Мой час настал. Великий, дивный час!..
За кисть, за кисть, Доминикино Фети!..
(Убегает.)

(худой и бледный, пишет картину и вдруг останавливается, мрачно поводя глазами)
Нет, кончено, остыло вдохновенье…
Не воротить минувшее мгновенье!..
(Толкает ногою станок, на котором стоит картина. Картина падает.)
Прочь с глаз моих!.. Ну, веселитесь, люди!
(Рвет в бешенстве кисть, бросает ее и топчет ногами.)
Сбирайтеся смотреть на мой позор…
И вы, завистники с змеиною улыбкой,
Художники! Сбирайтеся сюда!..
Коварное, слепое провиденье!
Зачем сей путь ты указало мне?
Обман и ложь — и на земле и в небе!
Я изнемог!.. Довольно… Нету сил;
Червь внутренний мне сердце источил!..
Башмачник я, ремесленник презренный,
А не художник, славой осиянный!
(Хохочет дико.)
Разбит во прах мой велелепный сон!
(Задумывается и через минуту)
А сон тот был и чуден, и прекрасен…
Казалось мне тогда, что я восстану
В лучах, в венце и в нестерпимом блеске,
Величием, как ризой, облачен
И молниею славы опоясан!
Колебляся под куполом святыни,
Я радугу хотел сорвать с небес;
С природою я мыслил состязаться;
Пересоздать небесные светила,
Луну и солнце с неба перенесть
На полотно. И кистью исполинской
Хаос, и тьму, и ад изобразить
На диво, страх и трепет человеку!..
Я мыслил сжать в одно произведенье
Громадное — все божии миры!..
(Немного погодя)
Искусства царь, в регалиях моих
Я плавал бы над миром изумленным,
И на меня в немом благоговеньи
Смотрели б очи тысячи людей…
И голос мой тогда бы с высоты,
Подобно грому божьему, раздался:
О люди, на колени!.. Не предо мною, люди,—
Пред искусством! ……
…….А ныне что я?
(Приближает к себе бутылку с вином и, указывая на нее)
Вот что теперь единственный мой друг,
Единственное благо мне дающий,—
Забвение…
                 (Пьет.)
                          Как сладко в душу льется
Живительный и пурпуровый сок!
Как весело мечтается и пьется!..
(Выпивает залпом несколько стаканов вина и по некотором молчании)
Что вижу я?.. Окрест меня собрались
Архистратиги дивные искусства,
Великие!.. Так точно, это он,
Божественный творец «Преображенья»,
И он, создатель «Страшного суда» —
Сей строгий и суровый Бонаротти…
Вот нежный, утонченный Гвидо Рени…
Страдалец вдохновенный Цампиери —
Мой гениальный тезка — также здесь…
                    (Еще пьет.)
И все они с любовью и с почтеньем
Торжественно взирают на меня
И говорят: «Достойный наш собрат!
Наполнив наши кубки золотые,
Мы чокнемся во здравие искусства,
Обнимемся — и вместе в путь пойдем
К сияющему храму вечной славы…
Мы гении, мы высшие земли!
Во храме том мы с гордостью воссядем
На благовонных ла́вровых венках,
Амврозией хвалений упиваясь,
И будем трактовать лишь об искусстве,
Зане другая речь нам неприлична…»

Опять мечта… Проклятая мечта!..
Вы, демоны, смеетесь надо мною?..
Ну, смейтесь, смейтесь, — я и сам смеюсь.

Сильнее, гром! Тебе не заглушить
Стенания растерзанного сердца!..

Вот так! И то не громко; посильнее!..
О, если б мне стихии покорялись!..
Одним ударом я б разрушил мир
И молнией спалил бы все картины…
Пусть гибнет всё… Пощады ничему!
И первое погибни ты, искусство!..
Искусство — вздор… Оно на дне бутылки,
Вот где оно, искусство!.. Пить и пить…
Страстям своим… отважно предаваться,
Роскошничать и в неге утопать —
Вот жизнь!.. И Рафаэль так жил…
                                                     И я…
                  (Засыпает.)

                      Богохулитель дерзкий!
И это ты, что обещал так много,
Ты, кем была я некогда горда,
Кому вполне безумно предавалась,
Кем я жила и страстно упивалась,—
И это ты, мой светлый идеал?
Проклятие! Ты дерзостно попрал
Святыню чувств, надежд и вдохновений,
Ты погубил в зародыше свой гений,
На полпути к бессмертию ты пал!

О боже! Прочь, ужасное виденье…
Анунциата!!. Это страшный сон
Иль совести тревожное явленье?!
Я без того разбит и сокрушен…
Анунциата, ты ли?..

                                      Это я!
Я — казнь, тебе ниспосланная свыше!..
А! ты узнал меня!.. Да, это я,—
Твоя Анунциата!.. Это я,
Доминикино Фети!.. О, гляди, гляди,
Я мало изменилася. Не правда ль?
…………………………………
Проклятие, проклятие тебе!

Не проклинай! Не я, не я, а люди —
Виновники погибели моей!
У ног твоих позволь мне умереть,
Дай выплакать у ног твоих прощенье…
Не я, не я, — а люди!
………

Напрасно говорят, что я гонюсь за славой
И умствую. Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Венчанной миртами, ум вовсе не пристал.
Нет, что мне умствовать! К чему? Вопросы дня
И смысла здравого прямое направленье
Меня не трогают, не шевелят меня:
Когда в движеньи ум — мертво воображенье…
Не мир действительный — одни мне нужны грезы,
Одна поэзия душе моей нужна!
Порой салонный блеск, мазурка, полька, слезы,
Порою мрачный грот и томная луна…
При ослепительном и ярком свете бала,
С букетом ландышей и пышных тюбероз,
Иль одинокая под сумраком берез,
Я с наслаждением мечтаю и мечтала.
Напрасно ж говорят, что я гонюсь за славой
И умствую… Меня никто не разгадал!
Нет, к голове моей чернокудрявой,
Я повторяю вам, ум вовсе не пристал.