Дмитрий Михаловский - Поэты 1880–1890-х годов

Тревожны вешние закаты!
Горит румянцем талый снег,
Горят сердца у нас, объяты
Воспоминаньем вешних нег.

Из дивных градов затонувших
Несется звон колоколов,
Так отголоском дней минувших
Звучит напев знакомых слов.

Они волнуют, вызывают
Из душных комнат на крыльцо
И легким ветром обвевают
Разгоряченное лицо.

В них слышится напоминанье
О светлых мыслях и делах,
Как в поэтическом сказанье
О слышанных в ночном молчанье
На дне морском колоколах!

Как лепестки акаций белые
Весной от ветра облетают,
Снежинки легкие, несмелые
Кружатся в воздухе и тают.

Исходит трепет пробуждения
И веет влагой от проталин,
Звон капель в мерном их падении —
И переливчат, и хрустален.

И те же звоны переливные
В прозрачном воздухе роятся,
Ручьи весенние, призывные
С победной песнею струятся!

С последними лучами алыми
Земля седую сбросит дрему,
И твердь лучами вспыхнет алыми
Навстречу солнцу золотому!

Прилетели сюда из цветущей земли,
Высоко в небесах пронеслись журавли.

Прилетел ветерок из свободной земли,
Всколыхнул паруса, понеслись корабли.

Он снега растопил, и по лику земли,
Словно теплые слезы, ручьи потекли.

И звенят ручейки о лучах, о тепле
И о том, как светла станет жизнь на земле,

Как ворвется в окно вольный ветер степей
И растопит, как снег, он железо цепей,

И навстречу ему встрепенутся сердца,
И цветы расцветут на могиле борца.

Густой туман, как саван желтоватый,
Над городом повис — ни ночь, ни день!
Свет фонарей — дрожащий, красноватый —
Могильную напоминает сень.

В тумане влажном сдавленно и глухо
Звучат шаги и голоса людей,
И позади тревожно ловит ухо
Горячее дыханье лошадей.

Под инеем — ряд призраков туманных —
Стоят деревья белые в саду;
Меж призраков таких же безымянных
В толпе людей я как во сне иду.

И хочется, как тяжкий сон кошмарный,
Тумана влажный саван отряхнуть,
Чтоб сумерки сменил день лучезарный
И ясно вновь могли мы видеть путь.

В осенние ночи, зловещие ночи
Под жалобы ветра и звуки пальбы
Подолгу порой не смыкаются очи
И пламенно рвутся из сердца мольбы.

За всех изнемогших под крестною ношей,
За узников бледных в высоких стенах,
За всех, чьи пути засыпает порошей,
За всех, погибающих в бурных волнах!

Темны и бурливы холодные волны,
Весло выпадает из рук у гребцов,
А скалы, как стражи немые, безмолвны,
Свидетели муки предсмертной борцов.

И вслед за тяжелыми, темными снами,
            За ночью осеннею вслед —
Безрадостно солнце взойдет над волнами,
            Оставив пурпуровый след.

Полиция в двадцатый век
            У нас — первей всего.
На свет родится человек —
            Она прежде него.
Вступает в школу он иль в брак,
            Затеет торжество —
Но с нею связан каждый шаг,
            Она — первей всего.
Захочет книгу он прочесть —
            Она прежде него.
В темницу он не хочет сесть —
            Она ведет его.
Но, ох, всего не перечесть,
            Не перечесть всего!
И вот к концу подходит век,
            И смерти торжество
Не может справить человек
            Без спутника сего.
Пусть он умрет — она всегда
            Переживет его,
Она бессмертна, господа,
            Бессмертнее всего!

«Товарищ, что скажешь о ночи?..»
— «Блеск молнии, буря и мрак…
Огнями не вспыхнул маяк,
Но ярок во мгле этой ночи
Лишь отблеск потешных огней,
И светом залиты чертоги
Тех хищников знатных, чьи ноги
Безжалостно топчут людей».

«Пророк, что ты скажешь о ночи?»
— «Изгнанник свободный, стою
У бездны морской на краю…
И видели вещие очи
Угрозу для гордых голов —
Губительных молний блистанье,
Я слышал громов грохотанье
Над прахом погибших борцов».

«Что скажете, братья, о ночи?»
— «Мы плачем всю ночь напролет,
Готовы мы выплакать очи…
Кто наших детей нам вернет?
О жадные клювы и пасти.
Вернете ли нашим отцам
Вы тех, кто растерзан на части
И брошен добычею вам?»

«Что скажете, жертвы, о ночи?»
— «Терпеть уже не было мочи.
При виде меча и петли
За право мы на́ смерть пошли.
Но мы не погибли бесплодно,
Раскаянья нет у борца.
Свободе служили свободно
Мы жизнью своей до конца».

«Политик, что скажешь о ночи?»
— «Продлится так долго она,
Насколько мне будет нужна.
А золото радует очи
И ночью, и в утренний час.
Где нужно — клянемся мы смело,
Минует опасность для нас —
Схороним и слово, и дело».

«Изгнанник, что скажешь о ночи?»
— «Мгновенья текут, как вода,
И тяжко в такие года
Нам бодрствовать в сумраке ночи.
Стою средь зыбучих песков,
Но издали слышу в изгнанье —
Цветов ароматы с лугов
И вольного ветра дыханье!»

«О пленник, что скажешь о ночи?»
— «Над нами всю ночь напролет
Всё дождик кровавый идет,
И он заливает нам очи.
Не всё ли едино в тюрьме:
Дневное, ночное ли время?
Так будет — доколе во тьме
Цепей не расторгнется бремя».

«Европа, что скажешь о ночи?»
— «Спроси у небес, у морей,
У наций, моих дочерей,
Народов еще не подросших.
Но та уж явилась на свет,
Что правду с неправдой рассудит:
Она, а не я, даст ответ,
И что она скажет — так будет!»

«Свобода, что скажешь о ночи?»
— «Не вижу я больше грозы,
Не вижу кровавой слезы
И грома не слышу с полночи.
Вся даль побелела: стопой
Неслышною солнце восходит,
И ночь с ее черной тоской,
Ночь скорби — навеки уходит!»