Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Царевне жутко. Над Башней Завета
Простерла ночь голубое крыло,
И небо звезды без счета зажгло;
Луна волнами холодного света
Ласкает стены молчащих святынь,
И морем дышит ночная теплынь.

Но в храме строг полусумрак лазурный;
Огонь в лампаде мигает едва;
Вервеной дышат кадильные урны…
В душистом дыме горит голова,
И кровь стучится в виски торопливо:
Растет, витает незримо вокруг
Всё то, что с детства запомнилось живо
О тайне храма… Во взоре испуг,
Трепещет сердце в груди боязливо,
А ноги стынут на холоде плит,
Где блики света дрожат, как алмазы…
Здесь Кто-то зоркий и тысячеглазый
Со всех сторон неотступно следит
За каждым шагом ее и движеньем…
Зачем же тени ревнивым вторженьем
Ее кругом обступили стеной?
И где же жданный жених неземной?
Иль в горнем храме, как в области крайней
К мирам духовным, сулил ей обряд
Лишь символ брака в мистической тайне?..
Сомненья в душу закрались; а взгляд
Напрасно ищет на думы ответа…
Таится полночь, и Башня Завета
В бездонном небе — как чудный ковчег,
В пучине синей свершающий бег…

И снова взором святую обитель
Обводит дева. Торжественно-пуст
Чертог венчальный, куда Небожитель
Сойдет, чтоб первым лобзанием уст
Найти невесты трепещущей губы.
В средине храма темнеет алтарь:
Огромный камень, и дикий, и грубый,
С небес на землю низвергнутый встарь,
Такой далекий от радости брачной,
Весь словно молний огнем опален;
И льет светильня в лампаде прозрачной
Лучи на ткани обрядных пелен.

В углу направо — навес балдахина;
Под ним два кресла; венчаясь, на них
С невестой рядом воссядет жених:
Так царь восходит для брачного чина
С царицей вместе на царский престол.
В углу налево — украшенный стол
Из бронзы с чистой слоновою костью:
Здесь, в знак союза, из риса пирог
И светлой влагой наполненный рог
Разделит дружно со смертною Бог.
А после… позже… избранницу-гостью
Супруг проводит для ночи чудес
На Одр венчальный под царскою сенью:
Святое Место подернуто тенью
Глубоко в арках раскрытых завес.
И страшно чужды мистерии брачной,
Где светлых тайн ожидает мечта, —
Над самым Ложем вздымаются мрачно
Два древних темных и страшных креста.

Кругом всё тихо… А тысячеглазый
И зоркий Кто-то, как прежде незрим,
Ланиты жжет ей дыханьем своим.
Царевне жутко… Невольно рассказы
Атлантских дев ей припомнились вдруг.
Почтит ли деву небесный супруг?

Свершится ль чудо избранья над нею?
И как Безликий предстанет пред ней?
Из мрака ль выйдет, как маг-чародей,
Иль в храм, подобный кольчужному змею,
Свиваясь в кольцах блестящих, вползет?
В окно ль направит неровным зигзагом
Зубчатых крыльев беззвучный полет,
Иль в двери вступит торжественным шагом?

Шептать ли будет ей пылко мольбы,
Пленяя сердце посулами рая,
Иль, раб-владыка царицы-рабы,
Он будет страсти искать, замирая?

Иль, чужд и страшен, как варварский князь,
Ворвется буйный, победный насильник,
Цветов растопчет душистую вязь,
Расплещет кубок, погасит светильник
И в миг бессмертья похитит в бреду
Не дар любви, а насильную мзду?

И вихрем мыслей себя растревожа,
Любви, сомнений и страха полна,
Склонила дева колени у Ложа,
И небу душу раскрыла она.

Слова звучали молитвой, и бредом,
И скорбным стоном далекой земли:
«О Ты, Чей Образ для мира неведом,
Жених благой и прекрасный, внемли!

Я страсть земную свою победила,
И грех не тронул моей чистоты;
К Тебе всходили, как дым от кадила,
Мои желанья, мольбы и мечты.
И я, услышав Твой зов с высоты,
К Тебе пришла не с душой опустелой,
А с чистой страстью: Тебе я несу
Прямое сердце, и чистое тело,
И слез восторга живую росу.
Что ж медлишь, Светлый, заветным свиданьем?..
Не мучь напрасно меня ожиданьем,
Откинь, как полог, небесную синь,
Приди и дара любви не отринь!..»

В любовном зное палящею жаждой
Томится грудь и сгорают уста;
Пылает сердце; и жилкою каждой
Трепещет тело. В крови разлита
Стихия властной и пламенной бури;
Смешались мысли, и дух изнемог…
В слепом порыве смятенных тревог
Берет царевна изогнутый турий
Вином до края наполненный рог.

Едва глотнула, как дивная сила
В янтарной влаге хмельного питья
И ум, и сердце чудесно смесила
В одной отрадной струе забытья.
Бесстрастно, тихо, в глубоком покое
Склонилась дева на Ложе Святое:
Покров блистает узором шитья,
Играют ярко цветные каменья…
Не явь, не греза, не призраки сна,
А только благость и радость забвенья, —
Как будто близких небес тишина…

Царевна дремлет на Ложе Священном,
И чует шепот ласкающих слов,
И тайно слышит в обмане мгновенном
Всё ближе поступь чуть внятных шагов.
В дыму курений пред мысленным взглядом
Клубятся сонмы оживших теней,
И снится деве ясней и ясней,
Что кто-то, светлый и радостный, рядом
На ложе брака склоняется к ней…

Любви виденья коварны, как змеи…
Полно соблазнов томление сна:
Вот чьи-то руки обвились вкруг шеи,
И чьих-то глаз перед ней глубина;
А милый голос звучит, как струна,
Звучит не страстно, а так задушевно…
Вот к чьей-то груди прижалась она…
И вдруг очнулась… Склонясь над царевной,
Стоит царевич — покинутый друг,
Один желанный жених и супруг…

Про всё царевич поведал царевне,
В глазах любимых стараясь прочесть
Ответ заране: пред Тайною древней
Звучит так ново чудесная весть.

И брат услышал решимость согласья.
К его царевна прижалась плечу:
«С тобою здесь всей душою слилась я,
И в новой жизни с тобою хочу
Сиять, подобно двойному лучу!..»

Сбылось: дано мне мой замысел чудный
И вместе страшный в его новизне
Свершить на деле, как долг многотрудный.
Из храма ходом, укрытым в стене,
Всхожу с царевной на плоскую кровлю…
Вновь Символ Девства над миром возник,
И я, ликуя, в душе славословлю
Владыки Света невидимый Лик!

Подходят сроки! Вот — дева-невеста
Приносит людям из сумрака лет
Мечту пророчеств — Спасенья Обет;
И, словно в свитке седом палимпсеста,
Уже, сквозь строки позднейших времен,
Мне зрима правда начальных письмен:
Предвечный в Диске, издревле сокрытый
От нас во славе Своей огневой,
Заутра явит нам Образ живой,
Бессмертья светом с востока залитый!
Завет Единства — завет позабытый
Блеснет сквозь тлен и раскол роковой!

Светла под светом серебряным крыша,
Над нею — лунный серебряный шар
И воздух, полный неведомых чар.
Царевны кудри беззвучно колыша,
Чуть веет свежий морской ветерок,
И, словно парус в пути на восток,
Высоко в небе, рассвету навстречу,
В нем чуя эры блаженной предтечу,
Взмывает птица безмолвная Рок…

И я спустился в святилище снова
С мечтой своею о завтрашнем дне.
Мои веленья ловя с полуслова,
Царевич, молча, прислуживал мне.

Зажгли огни алебастровых чаш мы
И семь алтарных огней в хрустале:
Светились стены желтеющей яшмы,
Купаясь в мягком лучистом тепле.

Чертеж пентакля на огненной меди,
Повитый тканью, раскрыл я. Полны
Кадила свежим запасом камеди,
И взбрызнут нардом покров пелены.

Готовы воска янтарного свечи,
Сосуды с миром, три свежих венка,
Мой жезл и меч, освященный для встречи
Враждебных духов угрозой клинка;
Вода Живая в хрустальном кувшине,
С Водою Мертвой — могильный лекиф…
К обряду храм уготовлен, и ныне
Верну я миру в раскрытой святыне
Завет далекий и темный, как миф…

К сестре царевич восходит на крышу.
Шаги. Уж близко их шепот я слышу —
Горячий шепот прощальных минут:
Жених с невестой к венчанью идут.

Они вступили в святилище чинно.
Я их встречаю. Я знак подаю, —
Царевич сбросил тунику свою:
Покров надежный любви их невинной
Верней охраны стыдливых одежд;
Они не клонят застенчиво вежд.

В чреде эонов, при всем бесконечном
Обильи в строе мирском красоты,
Творец-Природа не знала четы,
Рожденной ею в таком безупречном,
В таком простом совершенстве мечты.

Яснее детской молитвы вечерней,
Прекрасней песни любви молодой,
Они стояли тогда предо мной —
Чудесней правды, легенд достоверней.

Пусть миг прошел, и восторг мой затих,
Но он всесилен и незабываем:
Недаром снится утраченным раем
Потомкам Остров, взлелеявший их!..

Минутно в душу мне дымкой печальной
Проникла жалость при мысли о том,
Что будет в этом обряде святом
Стезя к венцу — их стезей погребальной,
И песня смерти — их песней венчальной,
А ложе брака — их смертным одром.

Но выбор сделан… Урочно к востоку
Уже Иштар золотая сошла,
И время ночи приблизилось к сроку
Священных действий… Да будет хвала
Бесплотным Силам и Духам Астральным!
В полночной тайне да славится Ра,
Из тьмы предвечной путем изначальным
От царства мертвых грядущий!.. Пора!..

И я пред дивным магическим делом
На черных плитах сверкающим мелом
Три четких круга, с молитвой, черчу,
От черных сил ограждая чертами
Алтарный камень и Ложе с крестами;
Венок надев, возжигаю свечу
И низко, пола касаясь перстами,
Творю к востоку обрядный поклон.
Шуршат одежды; фелони виссон
Горит багрянцем парчовых оплечий…
Жених с невестой с обеих сторон
Ко мне подходят. Зажженные свечи
Я им вручаю, главы близнецов
Украсив вязью венчальных венцов.

«Внемлите! Дастся вам мудрость святая:
В любви высокой природа земная
Кует великий союз с Божеством,
Общаясь с Небом и гордо стяжая
В безгрешной связи бесплотным сродством
Удел блаженства под кущами рая.

В любви высокой — тройное звено:
Два чистых духа, в их девстве — одно,
Раздельно-общно сливаются с Третьим
В двойном единстве, как Триипостась
Тройным единством предвечно слилась.
И Третий — Высший — слиянием этим
В меньшом, но Равном — едино-двойном,
Святит бессмертье крещеньем эфира,
Крещеньем в даре духовного мира,
Крещеньем света в дыханьи живом.

Мужайтесь, дети! На подвиг страданья
В залог блаженства напутствую вас:
Уж брезжит утро в ночи мирозданья,
И близок жизни немеркнущей час.

Простясь друг с другом лобзаньем свиданья,
Отдайтесь смерти с воскресной мечтой,
С мечтой о жизни, с мечтой обладанья
Друг другом вечно со всей полнотой!..»

И, весь в небесном, земным не волнуем,
Следил я тихо, как брат и сестра
Любви безгрешной живым поцелуем
Слились у Ложа Предвечного Ра.

Не пламень страсти в предсмертном ожоге,
Не терпкой мукой отравленный зной,
А трепет счастья пред встречей иной
Был в этом кратком прощальном залоге…
Сплелись их пальцы в пожатьи…
Двух троп Стези сошлись на единой дороге:
Оправдан царских детей гороскоп.

Рукою твердой их руки сжимая,
В круги вступил я с безмолвной четой…
Возврата нет нам. Нас тайна немая
Замкнула глухо тройною чертой.