Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений

Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество —
Моя пустынная душа.

С людьми скучаю до чрезмерности,
Одно и то же вижу в них,
Желаю случая, неверности,
Влюблен в движение и в стих.

О, как люблю, люблю случайности,
Внезапно взятый поцелуй,
И весь восторг – до сладкой крайности,
И стих, в котором пенье струй.

Когда бы я к тебе не приходил,
Ты был всегда неотразимо-цельным,
Властительным, как голос из могил,
С лицом волхва, каким-то запредельным.

И я в тебе искал нездешних сил.
Но ты стал кротким, тихим, колыбельным?
Зачем же ты Святыне изменил,
Меня взманив обетом беспредельным?

Скажи мне, почему теперь, когда
Тень женщины с тобою навсегда,
Мне хочется – не говорить с тобою,

А птицей, с птицей выхватив, любя,
Ее, твою, исчезнуть от тебя,
И хохотать за бездной голубою?

Неверный, ты наказан будешь мной,
При всей моей любви к глубоким взорам
Твоих блестящих глаз. О, дух земной,
Заемным ты украшен был убором.

Ты высился звездою предо мной.
Ты звал меня к заоблачным озерам,
К тому, что вечно скрыто тишиной,
Не создано, но встанет шумным бором.

Как я любил читать в твоих глазах
Любовь к любви, без женщины, без жизни,
Как любят звуки звонко петь на тризне.

А! самовластник, в замке, на горах,
Ты изменил ненайденной Отчизне.
Так жди меня. Я вихрь. Я смерть. Я страх.

В нас разно светит откровенье,
И мы с тобой не властны слиться,
Хотя мы можем на мгновенье
В лучах одной мечты забыться.
Не оскорбись, но оскорбленье
Я нанесу тебе невольно.
Мы два различные явленья,
Моей душе с твоею больно.

Ты, может быть, мой брат влюбленный,
Но, брат мой, ты мой враг заклятый.
И я врываюсь, исступленный,
В твои дремотные палаты.
Ты – успокоенный и сонный,
Ты ждешь так мудро над водою.
А я – стихийно-разрушенный,
Живу стремительной мечтою.

Ты иссушил источник жгучих
Правдиво-ярких заблуждений
А я всегда среди певучих
Сирено-гибельных видений.
Ты – в числах дробных и тягучих,
Ты весь – в рассекновеньях Мира.
Я – в вечно чувствующих тучах,
Я – в скоротечном блеске пира.

Мне чужды ваши рассуждения: —
«Христос», «Антихрист», «Дьявол», «Бог».
Я нежный иней охлаждения,
Я ветерка чуть слышный вздох.

Мне чужды ваши восклицания: —
«Полюбим тьму», «Возлюбим грех».
Я причиняю всем терзания,
Но светел мой свободный смех.
Вы так жестоки – помышлением,
Вы так свирепы – на словах.
Я должен быть стихийным гением,
Я весь в себе – восторг и страх.

Вы разделяете, сливаете,
Не доходя до бытия
Но никогда вы не узнаете,
Как безраздельно целен я.

О, да, молитвенна душа,
И я молюсь всему.
Картина Мира хороша,
Люблю я свет и тьму.
Все, что приходит, то прошло,
В воспоминании светло
Живут добро и зло.

Но, чтоб в душе была волна
Молитвенной мечты,
В явленьи цельность быть должна,
Должны в нем жить черты.
Чем хочешь будь: будь добрый, злой
Но будь же честен за игрой.
Явись – самим собой.

Пусть будет в смерть твоя игра,
Пусть ты меня убьешь, —
Пойму, что мне уйти пора,
Пойму я все, – не ложь.
Я только цельному молюсь,
И вечно мерзки мне, клянусь,
Ханжа, глупец, и трус.

Жили в мире дочь и мать
«Где бы денег нам достать?»
Говорила это дочь.
А сама – темней, чем ночь.

«Будь теперь я молода,
Не спросила б я тогда
Я б сумела их достать»
Говорила это мать.

Так промолвила со зла.
На минуту отошла.
Но на целый вечер прочь,
Прочь ушла куда-то дочь

«Дочка, дочка – Боже мой! —
Что ты делаешь со мной?»
Испугалась, плачет мать.
Долго будет дочку ждать.

Много времени прошло.
Быстро в мире ходит Зло.
Мать обмолвилась со зла
Дочь ей денег принесла

Помертвела, смотрит мать.
«Хочешь деньги сосчитать?»
«Дочка, дочка – Боже мой! —
Что ты сделала с собой?»

«Ты сказала – я пошла»
«Я обмолвилась со зла».
«Ты обмолвилась, – а я
Оступилась, мать моя».

Опрокинулось Небо однажды, и блестящею кровью
своей
Сочеталось, как в брачном союзе, с переменною
Влагой морей,
И на миг вероломная Влага с этой кровью небесною
слита,
И в минутном слияньи двух светов появилася в мир
Афродита.

Ты не знаешь старинных преданий? Возмущаясь,
дивишься ты вновь,
Что я двойственен так, вероломен, что люблю я
мечту, не любовь?
Я ищу Афродиту Случайной да не будет ни странно,
ни внове,
Почему так люблю я измену и цветы с лепестками
из крови.

Чем выше образ твой был вознесен во мне,
Чем ярче ты жила как светлая мечта,
Тем ниже ты теперь в холодной глубине,
Где рой морских червей, где сон, и темнота.

За то, что ты лгала сознанью моему,
За то, что ты была поддельная звезда,
Твой образ навсегда я заключил в тюрьму.
Тебе прощенья нет. Не будет. Никогда.

Маленькая птичка, что ты мне поешь?
Маленькая птичка, правду или ложь?

– Я пою, неверный, от души пою,
Про любовь и счастье, про любовь мою. —

Маленькая птичка, что в ней знаешь ты?
Я большой и сильный, как мои мечты.

– Маленькое тельце любит как твое.
Глупый, в этом правда, ты забыл ее. —

Маленькая птичка, все же я большой.
Как же быть? Не знаю. Пой мне, птичка, пой!

Так скоро ты сказала:
«Нет больше сил моих».
Мой милый друг, так мало?
Я только начал стих.

Мой стих, всегда победный,
Желает красоты.
О, друг мой, друг мой бедный,
Не отстрадала ты.

Еще я буду, в пытке,
Терзаться и терзать.
Я должен в длинном свитке
Легенду рассказать.

Легенду яркой были
О том, что я – любовь,
О том, как мы любили,
Как любим вновь и вновь.

И вот твоих мучений
Хочу я как моих.
Я жажду песнопений.
Я только начал стих.

Морской прилив растет, подъятый глубиной,
Валы запенились – седьмой, восьмой, девятый.
Я чувствую тебя. Ты счастлива со мной.
Мы возрастающей надеждою богаты.
Мы схвачены волной.

Как полнозвучны сны и звоны Оксана!
Стократ воспетая, вся бездна поднялась.
Я слышу гул войны, спешащей из тумана,
Неумолимая толпа идет на нас,
Всей силой вражеского стана.

О, пенный блеск воды, ты вспыхнул и погиб.
Откинут гул валов, – и на песках размытых
Лишь стебли трав морских, согнутых вперегиб,
Осколки раковин, приливом позабытых,
И трупы бледных рыб.

Я был вам звенящей струной,
Я был вам цветущей весной,
Но вы не хотели цветов,
И вы не расслышали слов.

Я был вам призывом к борьбе,
Для вас я забыл о себе,
Но вы, не увидев огня,
Оставили молча меня.

Когда ж вы порвали струну,
Когда растоптали весну,
Вы мне говорите, что вот
Он звонко, он нежно поет.

Но если еще я пою,
Я помню лишь душу мою,
Для вас же давно я погас,
Довольно, довольно мне вас.

Мои проклятия – обратный лик любви,
В них тайно слышится восторг благословенья,
И ненависть моя спешит чрез утоленье,
Опять, приняв любовь, зажечь пожар в крови.
Я прокляну тебя за низость обмеленья,
Но радостно мне знать, что мелкая река,
Приняв мой снег и лед, вновь будет глубока,
Когда огонь весны создаст лучи и пенье.

Когда душа в цепях, в душе кричит тоска,
И сердцу хочется к безбрежному приволью.
Чтоб разбудить раба, его я раню болью,
Хоть я душой нежней речного тростника.
Чу, песня пронеслась по вольному раздолью,
Безумный блеск волны, исполненной любви,
Как будто слышен зов: «Живи! Живи! Живи!»
То льды светло звенят, отдавшись водополью.

Мне хочется безгласной тишины,
Безмолвия, безветрия, бесстрастья.
Я знаю, быстрым сном проходит счастье,
Но пусть живут безрадостные сны.

С безрадостной бездонной вышины
Глядит Луна, горят ее запястья.
И странно мне холодное участье
Владычицы безжизненной страны.

Там не звенят и не мелькают пчелы.
Там снежные безветренные долы,
Без аромата льдистые цветы.

Без ропота безводные пространства,
Без шороха застывшие убранства,
Без возгласов безмерность красоты.