Давид Самойлов - Стихи
48. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
27 февраля 1979
27/II [79] [Телеграмма]
ГЛУБОКО БЛАГОДАРНА ЗА НЕОБХОДИМЫЕ СТИХИ1 ТЧК НАПИСАЛА ВАМ БОЛЬШОЕ ПИСЬМО ТЧК ОПЕРАЦИЯ МАРИИ СЕРГЕЕВНЫ ПРОШЛА УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНО ТЧК ОБНИМАЮ ВАС ПРИВЕТ ГАЛЕ = ЧУКОВСКАЯ
1 «Необходимыми стихами» Л.К. называет «Прощание», посвященное памяти А.А. Якобсона.
49. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
5 марта 1979
5/III 79 Москва
Дорогой Давид Самойлович.
Меня беспокоит мысль, что предыдущее письмо я написала в том рассредоточенном состоянии, в каком писать не следует. Но и не отозваться тогда я не могла, потому что слишком была охвачена Вашими стихами.
Скажите, та властная строфа, которою Вы работаете в этих стихах, она — впервые? или она осуществлена была уже где-нибудь ранее — Вами, Пастернаком, еще кем-нибудь? Повторяя и повторяя стихи, я все время чувствую, будто покоряюсь новым, но уже издавна знакомым мне волнам, хотя и не узнаю’ их. Как бы там ни было, они охватывают и захватывают, и власть их огромна. Каждый новый «захо’д» (повтор первой строфы) углубляет боль — и в то же время служит рычагом, поворачивающим основную тему новой ее стороною. Стихотворение движется как круги’, совершаемые самолетом в воздухе на прощание — перед разлукой — еще один круг, и еще один, все выше и выше.
А рифмы — «невпопад» — бьют тревогу.
Марии Сергеевне жизнь спасли, но слаба она безмерно. Сегодня день Анны Андреевны. Вчера собрались на Ордынке (после панихиды, на которую я не хожу). Туда пошла — не для людей, а чтобы увидеть дверь, лестницу и за окном деревья. В комнатке все по-другому.
Будьте здоровы.
Л. Ч.
50. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
Конец июня 19791
Дорогая Лидия Корнеевна!
Мы здесь меньше месяца, и кажется, что много времени прошло. Хотелось, чтоб все было ровно, но смерть Марии Сергеевны что-то отсекла.
Я узнал об этом только вечером пятого. Приехать уже не мог.
Посылаю Вам стихи. Как стихи — они сырые2.
Работал много — переводил. Что со мной — не знаю. Прочитал жуткую книгу Ржезача. Лев не знает разницу между правдой и истиной3.
Как Вы? Напишите, если будет время и охота.
Ваш Д.С.
1 Пометка Л.К.: получено 30.6.79.
2 К письму приложены семь стихотворений на машинке: «Три стихотворения» (Памяти М.П.); «Свободный стих» («Я рос соответственно времени…»); «Сближают болезни и смерти…»; «Это плоская равнина…»; «В духе Галчинского» («Бедная критикесса…»). — Окончательный текст см. в кн.: Давид Самойлов. Избранные произведения: В 2 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1989, с. 262, 238, 264, 292, 271.
Отзыв Л.К. об этих стихах см. в письме 53.
3 Речь идет о книге Т. Ржезача «Спираль измены Солженицына» (М.: Прогресс, 1978).
51. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
1 июля 1979
1 июля 79
Переделкино
Дорогой Давид Самойлович.
Мне в эти дни очень не хватало Вашего письма и стихов. В воскресенье я всё получила. Спасибо. Судить о стихах я как-то еще не могу. Пока мне кажется, что 2-е и 3-е больнее, т. е. вернее — чем первое. Личнее. Но это, как Вы понимаете, не «критика», не «разбор» — а рукопожатие и благодарность.
Н[ика] — подвижница! — находит, конечно, за что себя корить1. Корит за то, что не сказала М[арии] С[ергеевне] правду о диагнозе. Та требовала (и от меня), а мы уклонились. Н. говорит: «Ей было по силам знать». — Но ей все равно уже было не по силам исполнить свои намерения. Она была слишком слаба. «Нет, она успела бы написать письма, которые хотела, и еще кое-что». Я этого не думаю.
Сегодня месяц со дня ее кончины.
В Вашем письме непонятны две последние фразы. «Прочел жуткую книгу Р[жезача]. Лев не различает правду от истины». Гм. В книге нет ни грана, ни грамма правды — самой простой, обыкновенной, внешней, фактической правды. И это Л. понимает отлично. Не понимает он своей роли в создании смрадной лжи — я же эту роль наблюдала, и не я одна, и мы предупреждали его, пытались остановить. Но он ведь глухо-слепорожденный, при таланте, доброте и щедрости. Немыслимо его вразумить. И сейчас он не понимает случившегося; он думает, случилось с другим, а не с ним. Случилось же с ним — и случилось несчастье. Никогда, во всю свою жизнь, он не был способен вырваться из стадного мышления. Так по очереди и падает из ямы в яму. Выкарабкался из одной — свалился в другую. И делает вид, будто ничего не случилось. Ан нет — случилось, и бесповоротно. Если бы он понял свой позор — он бы от него отмылся. Но он не понимает.
А я — понимаю. И меня отбросило от него на тысячи верст, словно его никогда и не было. Я на него не сержусь — это самое плохое. Он в восторге от своего успеха, от своей любимости, от своего окружения. Дай ему Бог не очнуться.
Спасибо за статью о Пастернаке и за знакомство с тезкой автора2. Бедняга автор вынужден был работать не на своей площадке и все же победителен, ибо чувствует П[астерна]ка «кончиками пальцев», как с точностью определил тезка. Читаю — и мучаюсь тем, что уже никогда не отвечу ему на то, на сё. Слышу под текстом многие наши разговоры. Плохо написаны первые три страницы, а дальше мысли разгораются, слышны живые интонации, иногда слышен даже его голос. (Напр.: «Метафора, конечно, вещь почтенная»…)
Кстати — вот Вам шпилька — он нигде не называет бессмертье молвой. Он утверждает, что «ранний П[астернак]» писал всего лишь о бессмертьи в бытовом смысле, о легенде, а поздний о подлинном бессмертьи, достигаемом, после трагедии, усилием воскресения… (Собственного.)
И вся его статья — усилье воскресенья.
Будьте здоровы. А я слепну очень интенсивно.
Привет Гале. Напишите когда-нибудь. Адрес на конверте.
Л. Ч.
1 Ника Николаевна Глен ухаживала за М.С. Петровых во время ее последней болезни. Подробнее о ней см. примеч. 1 к письму 7 («Знамя», № 5).
2 Самойлов переслал диссертацию Анатолия Якобсона «“Вакханалия” в контексте позднего Пастернака» через Анатолия Гелескула (тезку автора).
52. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
11 июля 1979"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Огорчили Ваши слова о зрении. И это легло на огорчение от разговора с мамой. (У нее все в порядке, но каждый разговор с ней — огорчение).
Человек, передавший Вам Толину работу, удивительный. Я очень хотел, чтобы Вы с ним подружились. В нем есть какая-то тайна.
Стихи о М.С. для меня тоже — не стихи. Первое — Вы правы — вообще очень плохое. Посоветуйте — вставлять ли их в книгу.
Я весь месяц работал как проклятый. Теперь можно бы и отдохнуть, но какая-то инерция действует. Каждое утро сажусь за стол.
Пока ничего путного.
Живем мы довольно хорошо. Дети не болеют. Это главное. Даже Галя немного отдохнула.
Вашу «шпильку» не принимаю. Там, правда, не скобки, а тире. Но для меня что молва, что легенда — одно и то же. А работа — Вы правы — талантливая. Этим бы ему и заниматься. Здесь Ким. Рассказал мне (сам не заметив) очень существенное. Но это до встречи.
Между правдой и истиной разница есть. Ведь Л[ев] в каждый данный момент не врет. А обнять целого не может. О А[лександре] И[саевиче] не с Вами говорить. Он, как и Л[ев], правды от истины не отличает.
Если нам доведется прожить еще лет 10, вся неправда — довольно кровавая — будет называться именем А. И.
С правдой надо обращаться осторожно.
Прочитал работу Р[аи] о Хемингуэе. Это отвратительно1. Напрасно Вы отличаете ее от него. Два сапога пара.
Ваш Д.
1 Вероятно, речь идет о книге «Хемингуэй в России», работу над которой Р.Д. Орлова начала в середине 70-х гг. Книга опубликована в Америке через много лет (Ann Аrbог. 1985). См. также: Р. Орлова. Русская судьба Хемингуэя // Вопр. лит. М., 1989. № 6, с. 77—107.
53. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
19 июля 1979
19/VII 79
Дорогой Давид Самойлович.
Я болею. «Нарушено кровоснабжение правого полушария мозга». Читать и писать не позволя[ют]. Я не работаю. Доработалась до этого самого нарушения. Но, думаю, на письмо меня все-таки хватит.
Прежде всего о стихах. Думаю, что стихи памяти М[арии] С[ергеевны] включить в сборник надо. Какая-то ее благоуханность, самоотреченность там передана. Если говорить не «о качестве стихов», а о схожести портрета, то в портрете, для полноты сходства, не хватает — ее страстности. Она ведь была не только тиха, скромна, тверда, горда, но и страстна, полна любвей и ненавистей. (Это я не к тому, что Вы это должны отразить — а просто так — о ней — Вам.)
Про новые стихи. Ну как о них писать, если Вы вперед заклеймили бедную критикессу? Невольно чувствуешь себя ею… «Свободный стих» прекрасен, прекрасен — в доказательство скажу, что моя внутренняя биография совсем не совпадает с Вашей, совпадения — во времени — не те, — и все равно повторяю: «Свободный стих» прекрасен, мудр и, сквозь горечь — счастлив. Да будет так! (Или, точнее: пусть было так, хотя и «было не так» — для меня.) Однако, превращаясь на мгновение в бедную критикессу, позволю себе заметить, дорогой мэтр, что, быть может, слово «схождение» следует заменить другим? Осмеливаюсь предложить «нисхождение». Но тогда нельзя — «под». Ну, Вам виднее… «Сближают болезни и смерти» оставило меня холодной, как цемент, а вот «Эта плоская равнина» тронуло. (Там где-то сквозит Тютчев — «Эта скудная природа» — ну и пусть.)
