Давид Самойлов - Стихи
Я была беспощадна — не потому, что не люблю его (я его люблю), а потому, что уже около двух лет по складам объясняю ему, что злобные истерики при посторонних до добра не доведут, что в исступлении (и где же, между прочим, «плюрализм и толерантность», ах, какие элегантные слова!) он принесет вред себе… Вот и случилось все, как по писаному, все, как я видела наперед.
Нет, его мне не очень жаль; я его за руки держала (за язык!), он не слушался. А вот ее мне жаль от души, она в случившемся неповинна. Вообще, она гораздо глубже, толковее, умнее и даже добрее его, п[отому] ч[то] поверхностная доброта — безразборная и ко всем подряд — не есть доброта. Доброта (как и все плодоносящее в этом мире) требует сосредоточенности, углубления — она на это способна, он — нет.
Вы спрашиваете, получила ли я Вашу пластинку? Нет, не получила, а очень хочу получить. Как этого добиться?
Маше Пантелеевой — хуже. Вот и юбилей, вот и орден, а гибнут все трое. Маша — испуганный и иногда впадающий в буйство зверек. Родители при ней неотступно, а что делать — никто не знает. А я перечла Пантелеева и утверждаю, что это — обыкновеннейший и несомненный русский классик. «Буква ты», «Честное слово», «Пакет», «Маринка», «На ялике», мемуары о Шварце и Маршаке — классическая русская проза.
О Наровчатове. Для Вас ведь не он сам по себе существует, а то, что у него за плечами: ваша общая юность, освященная войной. Новые же люди, о которых Вы пишете, они генетически связаны не с Вами, и не с вами обоими, а с ним. Они — его дети и внуки. Для меня же он просто проигравший себя карьерист, который обменял поэзию на карьеру. Их тьмы и тьмы и тьмы… Я на него не зла, как не зла на крышу катаевского сарая1.
Мне всё равно: сарай и сарай.
Пожалуйста, простите мне невольный грех; в душе я сквозь все Вам писала. Да рука не доходила. Не наказывайте — пишите.
ЛЧ
1 9 января 1974 года С.С. Наровчатов вел заседание секретариата Союза писателей РСФСР, на котором Лидию Чуковскую исключили из Союза.
41. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
Октябрь 19781
Дорогая Лидия Корнеевна!
29 сентября трижды по телефону я узнал о Толе2. Ваше письмо ко мне было послано в тот же день. Поэтому я не решался писать Вам: знаете ли Вы, сообщили ли Вам? Сомнения, наверное, глупые. Случилось так, что я сразу не мог прочувствовать и осознать то, что произошло. У нас тяжко был болен Петр. Он задыхался в приступе астмы, мы не спали несколько ночей и не знали, что делать. Первого числа Галя с мальчиками уехали в Москву. Сейчас они все трое в больнице.
Только после их отъезда ко мне вернулись мысли о Толе, и первая была, что этого не произошло, если бы он был здесь.
Толя был из тех людей, которые по честолюбию, тщеславию и яркости натуры могли осуществиться только в литературе или в общественном деле. В литературе он не мог осуществиться, потому что его понятия и вкус были выше его таланта. В литературе нужна та самостоятельность, которой Толя не обладал. Это же помешало его осуществлению в общественном деле. В нем было ощущение субординации — черта, всегда меня в нем раздражавшая. Обстоятельства нашей жизни, вероятно, иначе определили бы его судьбу. Внешне она казалась бы трагичнее, но он мог выиграть жизнь. Все это, впрочем, уже поздние рассуждения. И владеет мной одно только чувство, подтвержденное его смертью, и главное для меня сейчас — чувство жалости.
Жалко. Это чувство возникло у меня с поэмой «Канделябры». И потом овладело мной совершенно после толстовских дней. Толстой начал с любви, а кончил жалостью. Любовь избирательна и требует какого-то отталкивания от «не-любви». Жалость — чувство всеобщее.
Не отвечаю я Вам на письмо, а пишу только про это.
Думаю написать еще Марии Сергеевне.
А про Толю постараюсь написать, когда жалость чем-то еще обрастет.
Ваш всегда
Д.
Письмо это пролежало несколько дней, все не хотелось его посылать, потому что сказанное в нем весьма приблизительно.
Толя — большая потеря для меня. Я всегда верил его вкусу. И хотя его не было близко, но все же он где-то был.
Мои выписались из больницы.
Собираюсь в Москву на неделю.
Очень хочется видеть Вас.
Д.
1 Пометка Л.К.: получено 2.11.78.
2 Т. е. дошло известие о том, что А.А. Якобсон покончил с собой в Израиле.
42. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
27 ноября 1978"
Дорогая Лидия Корнеевна!
И проза и стихи производят огромное впечатление, сумма которого — художественность. Это литература особого рода. Ее можно назвать — поэзия личности. Ибо с личности здесь все начинается и ею кончается. Вы скажете, что в любой отрасли художества все начинается с личности. Это верно. Но обычно личность — начало, от нее идут лучи в разные стороны. У Вас — кольцо. Может быть, так можно сказать (с точки зрения читателя): обычно в персонажах или героях произведения ищешь сперва себя, потом автора. У Вас ищешь только Вас. У Вас во всем, во всей ткани прозы и стихов — автор и авторство. Вы — нечто противоположное фольклору.
Пастернак в «Живаго» пишет как бы себя. Но Живаго — не он (или не совсем он). А вот стихи, приписанные Живаго — пастернаковские. Он не сумел отдать их своему герою.
Ваши стихи — стихи Ваши, Вашей литературной личности. И судить их можно только в контексте Вашей литературы: дневников об А.А. (которые не совсем дневники), статей (которые не совсем статьи), последней книги (которая не роман, не драма, не мемуары, не публицистика, не ода, а все вместе — т. е. в жанре поэзии личности1).
Ваше проявление в литературе целостно. Мне, к примеру, не очень по первому чтению нравилась «Софья Петровна» (Вы помните?)2. Но в контексте Вашей литературы она прочитывается как повесть Вашего «Живаго», Вашего героя, персонажа. А где граница между Вами и им? Ее нет или она неуловима.
Не знаю, понятно ли я изложил свою мысль.
Могу повторить только, что и проза и стихи на нас произвели огромное впечатление. А Малюте Скуратову делать здесь нечего. (На стр. 5 я назвал бы, если удобно, имя хранителя Вашей рукописи.)
Будьте здоровы.
На досуге напишу подробнее.
Ваш Д.
1 Речь идет о книге Лидии Чуковской «Процесс исключения» (Париж: ИМКА-Пресс, 1979). Самойлов пишет о рукописи этой книги.
2 Помета Л. Ч. на полях машинописной копии против абзаца «Ваше проявление в литературе…»: «Ошибается — он говорит о «Спуске».
43. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
4 декабря 1978
4/XII 78 Москва
Дорогой Давид Самойлович.
Ваше письмо надо было пережить. Мне кажется, я выучила его наизусть. Боюсь, что Вы правы. Ошибка одна: Вы имеете в виду вторую повесть разбираемого нами автора, а называете первую. В первой автор не только не совпадает с героем, но противопоставляет его себе. Герой там — символ слепоты и глупости.
Спасибо большое Вам и Гале.
Будьте здоровы. Очень Вас жду.
Л. Ч.
Читаю рассказы Можаева. Многие прекрасны.
44. Д.C. Самойлов — Л.К. Чуковской
24 января 1979"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Мы наконец-то в Пярну после утомительной и суматошной Москвы. Неделя ушла на привыкание к тишине, к здешнему ритму жизни. Правда, мне почти сразу же пришлось засесть за переводы. Но все равно хорошо. Беспокоит только мама, которая слабеет, стареет, слепнет и жалуется на все это. Все это порождает чувство вины за то, что я прохлаждаюсь здесь, на морском воздухе. Но, по правде говоря, это единственный способ для меня работать и пребывать в относительном здоровье…
На досуге я, как ЦСУ, но гораздо откровеннее, подбил итог прошлого года. Он мало удачен.
Вот краткая сводка:
Болезней
больших — 6
малых — 10
Приятных эмоций — 3
Неприятных эмоций — 15
Стихийных бедствий — 1
Гостей (человекопосещений) — 437
из них: приятных— 12
неизбежных — 260
Стихов написано (в штуках) — 9
Поэм (в штуках) — 1
Переводов (в килограммах) — 6
Статей (в условных единицах) — 18
Писем деловых
с негодованием: — 4
с выражением благодарности и надежд — 13
Писем молодым поэтам — 43
Писем любовных — 0
Писем дружеских — 212
Падение производительности труда
из-за роста взыскательности — на 17%
из-за лени: — на 25%
Рост недовольства мной (в %% на человека)
среди родственников — на 10%
среди друзей: — на 3%
и т. д.
Как Вы видите, результаты не блестящие, особенно, если присоединить к этому дурную погоду, головную боль после похмелья, чтение модных произведений и многое другое.
Будем надеяться, что этот год будет плодотворнее, тем более что милая В.М. Карпова1 прислала мне договор на новую книгу стихов, а стихов-то именно и мало и надо бы сочинить поэму. А откуда бы ей взяться?
