Елена Степанян - Сборник стихов
II
Россия делится на две неравных части,
Как две сестры с неравною судьбой.
Одна другой безропотно готова
Отдать свои наряды-жемчуга,
А надо будет – и последний грош.
Другая всё это проглотит, не моргнув,
Любую жертву примет,
Но однажды
В прекрасный день,
прекрасный для обеих,
Для мира целого прекрасный день —
Таким великим светом просияет,
Что станет видно до краев земли.
Так повелось давно, и мы привыкли
К специфике российского устройства:
Москва – и область,
До краев земли.
Вот так и Смоктуновский наш пришел
Из глубины, где зреют самоцветы
Под ветром ледяным,
Под гнетом власти
Безжалостной.
Был родиной его
Тот самый край, где Енисей течет,
Где в кронах сосен звезды поселились,
И воет дни и ночи напролет
Век-волкодав,
И нет ему конца.
Его отец, могучий великан,
Работал грузчиком.
На красноярских пристанях
Ему не знали равных.
Но в душе,
Как у ребенка чистой,
Он таил,
Как безнадежную любовь,
Мечту
Стать летчиком.
Над Енисеем красные яры
Вздымали в небо головы и плечи.
Оттуда было видно хорошо,
Как в небе кружатся аэропланы.
Крылатых братьев светлая община!
Он любовался ими,
Он любил их.
Он сердцем с ними поднимался в небо.
Он был одним из них.
– —
Но вот однажды небо содрогнулось
И началась война.
Огромный Михаил,
Колонну ополченцев возглавляя,
Пошел на фронт.
И словно древний Пересвет,
Он пал в бою
И землю сжал в своих объятьях.
И победившая душа навек вошла
В общину светлую крылатых братьев.
– —
А Иннокентию шестнадцать лет...
В солдаты
Такого не возьмут.
Да что он за солдат?
Он грезит стать актером.
Он родился,
Чтоб Гамлета сыграть.
Но это значит,
Что светлый Гамлет,
Благородства символ,
С рождения живет в его душе.
И он находит выход, чтоб оружье
Скорее в руки взять
И отомстить
За Родину-вдову и за отца.
Военное училище не фронт,
Но всё же ближе к фронту.
О, надолго
Затянется война!
Успеет он
В сраженьях побывать
И в плен попасть.
Успеет вовремя бежать из плена.
Добьет гадюку в логове ее.
И возвратится под родное небо.
И насладится торжеством полета.
Но он взлетит не на железных крыльях —
Незримые
Надежней и быстрей.
III
Теперь придется рассказать о том,
Во что никто, или почти никто, не верит.
Любовь двоих...
Мы все Мессию ждем,
И ждем, что у него
На всех любви достанет.
И мы его до слез любить готовы
Не ради хлеба вдоволь и задаром,
А потому что он бескрылых нас
Крылами необъятными подхватит
И победит земное притяженье,
Которое враждует с нами вечно
И жаждет поглотить,
И утвердить над нами
Могильным камнем торжество свое.
О как сладка твоя любовь, Мессия!
Ты так немного требуешь взамен —
От каждого по огоньку – и в пламя
Они сольются общее,
И станет
Оно ответом на твою любовь.
Любовь двоих – совсем другое дело.
Она трудна, она страшна:
Их двое —
И целый мир воюет против них.
Как изворотлива земная тяга!
Обличий принимает миллионы,
Мильонами имен прозваться может,
Но всем другим предпочитает имя
Негромкое, но гордое – реальность.
Реальность противостоит тому,
О чем душа с младенчества мечтает:
Любви навеки,
Дружбе бескорыстной,
Свободному полету
И бессмертью.
Но главный враг ее —
Любовь.
Их – двое.
И сделать с ними ничего нельзя.
Реальность побеждая каждый миг,
Любовь двоих могучие крыла
Растит,
Подобные крылам Мессии.
И сделать с нею ничего нельзя.
Однажды
Любовь двоих Вселенную заполнит.
Любовь двоих Вселенную спасет.
До той поры удел наш будет смерть,
Разлука вечная, страшнее смерти,
И горькое неверие в любовь,
Дарующую крылья и бессмертье.
– —
...Она была такой же старой девой,
Как тысячи и тысячи других,
Войною заживо и прочно погребенных.
Признаюсь, что вдова и сирота
Не так мне больно сердце ранят,
Как эти женщины, лишенные судьбы.
Любить умершего никто не запретит.
Его чем больше любишь, тем он ближе.
Умерший не изменит, не предаст.
Но у вдовы Подольского курсанта
Такого права нет.
В межзвездный мрак
Ее душа сигналы посылает.
И никакой надежды на ответ.
Итак, она была одной из них.
С конца войны минуло десять лет.
Ей было тридцать.
Все ее подруги
Уже привыкли к участи своей.
Они пытались с жизнью примириться,
Любовников каких-то заводили.
Но это ничего не изменяло.
Любовник заменить любви не может.
Любовник – это суррогат любви.
Она решила умереть, не сдавшись.
Она мечтала в детстве стать актрисой.
Но это не было желанье славы,
Подделанное под любовь к искусству.
А как иначе сделаться Джульеттой
И умереть, чтобы любовь восславить?
Воскреснуть —
и опять Джульеттой стать!
Ты видишь, Время,
Кому-то удалось тебя схватить
И заключить в душе —
И пусть в локальной битве,
Но вышел победителем Шекспир!
Актера ремесло – преображенье
Души, подвластной телу,
В душу без оков.
О счастье дивное – повиноваться
Тому, кто сотворил твою судьбу
И высший смысл вложил
в поступок каждый!
О если бы и в жизни было так!
О кто бы нашу горестную жизнь
Нам рассказал, за нас ее осмыслив!
Тогда не страшно жить,
Не страшно умирать,
И только вечно длится воскресенье.
– —
Она сумела вовремя понять,
Что ей талант актерский не достался.
Верна своей любви, она пошла в театр
Джульеттам-Розалиндам шить наряды.
И там, где золушкой она служила,
Она однажды стала королевой.
– —
Он полюбил ее еще до встречи.
Не первой юности актер провинциальный,
Со скрипом принятый на третьи роли,
Бездомный, ночевавший где попало,
Он задремал в гримерке
И во сне
Услышал, как позвали:
– Суламифь!
Он так был изумлен, что просыпаться
Не захотел.
Но снова прозвучало:
– Да где ты, Суламифь?
И между сном и явью
Граница стерлась —
Вздумалось когда-то
Ее назвать родителям-евреям
Тем именем таинственным,
Тем словом,
Которое Всевышний Бог избрал
Любви-Мессии позывными.
И он их принял и решил:
Она
Его полюбит.
И тогда свершится
Всё, для чего он шел сюда годами
Через огромную, как мир, страну.
IV
С войны минуло десять лет.
В России
Настала небывалая пора:
Ни Сталина, ни немцев, ни царей,
Ни крепостного права, ни монголов.
Израненными крыльями взмахнув,
Она, не веря счастью, поднялась
В космическую высь.
Во всех театрах
От Эривани до Владивостока
В те дни Шекспира ставили взахлеб.
И возвращались павшие в сраженьях
В объятья юных матерей.
Звучало
Над колыбелью их на все лады:
– Любить, любить
Отчизну, ближних, дальних!
Твоей душе принадлежит весь мир —
Земная глубь и высота небес,
День нынешний
И бесконечность Завтра.
Так Павел некогда коринфян уверял.
И многие восприняли всерьез.
И вера их по кругу всей земли
Немало сотворила чудных дел.
Но оказалось, что не кончен спор
Архангелов и полчищ сатаны,
И враг хитрей, чем мы предполагали.
Он отступил, перегруппировался
И двинулся на нас из всех щелей.
Идет и топчет Павловы деянья
И всё, что впопыхах успели сделать мы.
Да где же мы сейчас?
Какие песни
Звучат кругом!
В них о любви – ни слова.
Здесь каждое дыханье славит смерть.
Похоже, наш корабль прибило к аду...
Ну что ж, придется на берег нам выйти
И волоком тащить сквозь этот ад
Себя самих и всё, чем живы мы.
И ради тех, кто в нас
Живет любовью нашей,
Мы перетерпим всё —
Чтоб не погибнуть им.
Коль нет иных путей —
Прорубимся сквозь смерть.
И поглядим назад
И изумимся:
Пошел на убыль ад,
В небытие сползает.
– —
Коринфяне спускаются с небес
И землю принимают во владенье.
Всё сбудется, Павел их учил.
Давайте им навстречу полетим!
Расскажем обо всём, что было с нами,
И песни наши лучшие споем.
Тетраптих
Пророк Илья
Илья был человек как мы, —
Сказал апостол Иаков.
От этих слов захватывает дух,
И плоть от этих слов трепещет.
Илья был человек как мы —
До неба ростом,
Он небо от дождя замкнул
И молниям повелевал.
Когда жрецы Ваала избивали
Пророков Божьих в Самарии,
Он прятался в расселине скалы,
Но не пошел в Иерусалим —
Он не хотел,
Чтобы служители Господня Храма
Из зависти к пророческому дару
Его убили там.
Ведь он был человек,
Как мы —
Нагой,
Без хлеба и без крова,
От бегства непрестанного он задыхался,
И он пред Господом рыдал
И умолял
Вернуть вдове единственного сына —
И Бог его молитве внял. —
Недаром
То был Илья-пророк!
Его молитва отворяла небо,
Ему Господь Всевышний показал
Знамения и чудеса без счета.
И он увидел чудо милосердия Божия:
Когда кровавый царь Ахав,
Который сделал жизнь Ильи полыни горше,
Который убивал пророков —
Божьих сыновей, —
Так вот,
Когда он пал в раскаянье на землю
И зарыдал —
Господь его простил.
«Сон в красном тереме»[5]