Юрий Вейнерт - Злые песни Гийома дю Вентре

Пока из рук не выбито оружье,
Пока дышать и мыслить суждено,
Я не разбавлю влагой равнодушья
Моих сонетов терпкое вино.

Не для того гранил я рифмы гневом
И в сердца кровь макал своё перо,
Чтоб Луврским модным львам и старым девам
Ласкали слух рулады сладких строф!

В дни пыток и костров, в глухие годы,
Мой гневный стих был совестью народа,
Был петушиным криком на заре.

Плачу векам ценой мятежной жизни
За счастье — быть певцом своей Отчизны,
За право — быть Гийомом дю Вентре.

Французов приучают к двум богам.
Один подлаживается к богатым:
Он любит власть и блеск, парчу и злато,
Ему аббаты курят фимиам.

Другой потрафить тщится беднякам:
Вставать с зарёй, трудиться до заката,
Блюсти посты велит голодным свято,
Привыкнуть к хамству, к нищете, к пинкам…

Есть третий — вспыльчивый, но добрый Бог,
Не слишком строгий к прегрешеньям нашим.
Сам винодел. Он сам и землю пашет,
Идя за плугом в золотых сабо;
В вине и девках понимает вкус…
Parole d’honneur 30) — вот истинный француз!

Люблю тайком прохожих наблюдать я
И выносить им желчный приговор…
Вот эта дама, скромно пряча взор,
Куда спешит? — К любовнику в объятья!

Ханжа-монах, прижав к груди распятье,
В кабак идёт, а вовсе не в собор.
Проворно улепётывает вор,
И вслед ему торговка шлёт проклятья.

Вон девушка с повадкою весталки
Спешит за справкой к своднице-гадалке:
«Мадонна! Отчего растёт живот?!»

А вот несчастный юноша бредёт —
Так нехотя, ну словно из-под палки:
Не то к венцу, не то на эшафот.

Проклятый зной!.. Ругаясь по привычке,
Взметая башмаками пыль дорог,
Идём, идём… Ни выстрела, ни стычки.
Я б отдал пять пистолей за глоток!

Торчат ограды выжженных селений —
Картина, надоевшая давно.
Кто написал здесь: «Шатильон 31) — изменник»?
Давай исправим: «Генрих Гиз — …дерьмо!»

Хоть бы колодец! Чёртова жара…
Сюда б Ронсара: сочинил бы оду —
Не про божественный нектар, про воду!
А мне сейчас, клянусь, не до пера:

Пишу пока свинцом. Чернила — порох.
Да временами — мелом на заборах!

Нотр-Дам де Шартр! Услышав твой набат,
Склонив колено в набожном смиренье,
Целую перст аббату. Но аббат
Глаголет: «Сын мой, нет тебе прощенья!

В твоих глазах я вижу Сатану,
Твой рот — немая проповедь разврата,
И весь твой лик — хвалебный гимн вину.
Нет, этот лоб не целовать аббату!»

О горе мне! Неужто не смогу я
Святейшего добиться поцелуя
И, грешник непрощенный, ввергнусь в ад?!

Но, слава Господу, есть выход дивный:
Когда тебе лицо моё противно,
Святой отец, — целуй мой чистый зад!

Спешите, люди добрые, купить-с!
Учёный лекарь я, не чернокнижник:
На дне бутылки вижу счастье ближних,
Узнать могу я по глазам — девиц.

Каков товар! Он исцеляет горе!
Вот от дурного взора амулет,
Вот для влюблённых — приворотный корень.
Купи, пастух, — всего-то пять монет!

Вот мушки шпанские — мужьям ленивым;
Бальзам, настойки, эликсиры, сок!
Вот мазь целебная — от жён сварливых!
От блох и попрошаек порошок!

Кому чего? От всех недугов лечим:
Больных — добьём, здоровых — искалечим!

До берега мне суждено доплыть:
Долготерпенье исчерпавши, боги
Пошлют Агриппе смерть на полдороге,
Обрежут Парки трепетную нить.

Покроет олимпийца пыль и плесень…
Ну что ж, друзья! Не надо лишних слов,
Ни залпов пушечных, ни скорбных песен.
Взамен бессмертья символов, венков

Попросим нашего мажортамбура
Благоговейно снять с поэта шкуру
И ею барабан свой обтянуть.
Заслышит враг в пронзительной шагрени

Трескучий бред Агриппиных творений —
Его сразит смертельный страх и жуть!

Печален перезвон колоколов.
Прелестную Нинон несут в могилу…
Сто человек рыдают. Всё село,
Идя на кладбище, скорбит о милой.

Сказал кюре: «О дочь моя, прощай!
Ты долг свой выполнила перед нами…
Прими, Господь, святую душу в рай —
За доброту к нам, грешным. Amen!»

Сто человек рыдали над могилой,
И каждый бормотал себе под нос:
«Ни разу мне Нинон не изменила.
За что ж ты, Господи, её унёс?!»

А муж сказал, наваливая камень:
«За сто ослов, украшенных рогами».

Моря и горы, свадьбы и сраженья,
Улыбки женщин — и галерный ад,
Цветов пьянящий запах, трупный смрад,
Экстаз побед — и горечь поражений…

Как изготовить эликсир стиха?
К двум унциям тоски — три драхмы смеха;
Досыпь стеклянным шарантонским эхом,
На угли ставь — и раздувай меха.

Весь божий мир сейчас в твоём владенье:
Одним поэтам свойственно уменье
Влить в грани рифм бессонный жар души.

Плесни в огонь кипящим маслом злобы.
Свинец иль золото получишь? — Пробуй!
Боишься неудачи? — Не пиши.

Нет, друг, — ты для убийства молод слишком.
Хотя, признаться, в прежние года
Встречались мне ребята — хоть куда!
Вот помню случай: был такой мальчишка,

Не зря прозвали Петушком его!
Когда в Париже «ересь истребляли»,
Паркет покрылся кровью в луврском зале…
Папистов было три на одного.

Пьер ле Шатле был там… Он был так молод
Тринадцать лет! Ведь он ещё не жил!
Пять негодяев мальчик уложил,
Пока ударом в спину был заколот…

Ты сжал кулак… не плачешь? Значит, понял.
Дай пять: ты принят в эскадрон. — По коням!

На площади, где кумушки судачат,
А я торчу в харчевне день за днём,
Циклоп-кузнец подковывает клячу
У горна с добрым золотым огнём.

Пыхтит над мехом юркий подмастерье,
Кобылу держит под уздцы солдат…
Сдаётся мне (иль это суеверье?) —
Я видел это сто веков назад:

Вот так Вулкан ковал оружье богу,
Персей Пегаса снаряжал в дорогу,
И фавн-чертёнок раздувал меха,

А фавн-поэт, любимец Аполлона,
В такт молота по наковальне звона
Ковал катрены своего стиха…

Когда червям на праздничный обед
Добычей лакомой достанусь я —
О, как вздохнёт обрадованный свет —
Мои враги, завистники, друзья!

В ход пустят пальцы, когти и клыки:
С кем спал, где крал, каким богам служил…
Испакостят их злые языки
Всё, чем поэт дышал, страдал и жил.

Лягнёт любая сволочь. Всякий шут
На прах мой выльет ругани ушат.
Пожалуй, лишь ростовщики вздохнут:
Из мёртвого не выжмешь ни гроша!

Я вам мешаю? Смерть моя — к добру?
Так я — назло! — возьму и не умру.

По счёту «раз!» готовь рапиру в бой.
На «два» — нога вперёд, клинки скрестились.
Парируй: «три!» — рука над головой.
Держись прямей, не забывай о стиле!

Пти-Жан когда-то увлекался квартой,
Вот так: удар, скольженье, взмах, укол.
Ого! Видать, и ты боец азартный!
Отлично, мальчик, — значит, будет толк.

Теперь смотри — так дрался Поль Родар:
Шаг в сторону, отвод, прямой удар!
Но сей приём всегда держи в секрете…

Ещё одно: коль хочешь бить, как лев,
Придать руке уверенность и гнев —
Представь, что твой противник — Генрих Третий.