Геннадий Айги - Творцы будущих знаков
(«Интересно, слышал ли о Гнедове Кейдж?» — сказал недавно один из моих друзей. Речь идет об американском композиторе Джоне Кейдже, родившемся за год до создания гнедовской «Поэмы Конца». Кейдж, уже в наше время, «сочинил» музыкальный опус «Молчание», полностью состоявший из тишины. Откуда, каким образом можно было узнать американскому композитору о «заживо погребенном» русском поэте Гнедове? А с «Поэмой Конца» Василиск выступал перед аудиторией: ее, по словам поэта Ивана Игнатьева, «он читал ритмо-движением. Рука чертила линии: направо слева и наоборот (второю уничтожалась первая, как плюс и минус результатят минус)».
Однако все это — лишь программная, внешняя сторона «15 поэм». Внутренняя сущность их напоминает опыты «семантической поэзии», декларированной европейскими поэтами (в особенности французскими) в шестидесятых годах.
Выдающийся лингвист А. Потебня говорил об «элементарной поэтичности языка», которая выражается в «образности отдельных слов». Сегодняшние лингвисты свидетельствуют, что современный язык уже утерял эту образность.
Одно, два-три слова — сама по себе поэзия, — как бы хочет сказать нам Василиск Гнедов. Но воскресить потерянную образность отдельного слова, из нескольких слов, из одной фразы создать цельное, целое поэтическое произведение? — этого уже можно достигнуть лишь «словоновшеством», — лишь обращаясь к возможностям «самовитого слова», — и Гнедов, кристаллизируя видоизмененные таким образом слова, пользуясь также «инфантилизмами» и «примитивизмами», творит именно поэтические произведения: расщепляя в нашем восприятии сгустки этих слов, мы замечаем, что панорамы, мерещущиеся нам, действительно напоминают некие «пространства» неких поэм.
В. Гнедов. Огнянна свита. Листовка (1913)
Рене Шар кристаллизовывал свои «поэмы-фразы» путем сопряжения «молний мысли» между словами. «Поэты-фразы» Гнедова, прежде всего, живописны, даже «реалистичны», — так веет от них природой, земным бытием, даже — бытом. Предлагаемые «15 поэм» представляются мне уникальными во всей истории русской поэзии. И — неповторимыми.
Стоит привести строки из предисловия того же Ивана Игнатьева к «15 поэмам».
«В последней поэме этой книги Василиск Гнедов Ничем говорит целое Что…
— Смерть Искусству!..
Тон Автора? Угроза? Нет. Ужас? Вряд ли. Возможно, — Радость? Да. При констатировании конца медлительного кризиса Радость творит Поэму. В Конце Ничто, но сей конец есть предначалие Начала Радости, как Радость Созидателя…»
Из «Литературной Энциклопедии», из примечаний к сборникам В. Хлебникова узнаем, что Василиск (Василий Иванович) Гнедов был участником ноябрьских боев 1917 года в Москве, в 1925 году вступил в партию большевиков. В 1913 году, кроме «Смерти Искусству», издал книжку «Гостинец сентиментам».
К этому следует добавить, что в 1937 году Гнедов был арестован как «член семьи врага народа» (его жена О. В. Пилацкая, видный деятель российского революционного движения, позднее член ЦИК СССР, была расстреляна в том же тридцать седьмом). Из лагеря на родную Украину Гнедов вернулся после войны.
Мне удалось видеть и слышать его в 1965 году в Государственном Музее В. В. Маяковского на вечере, посвященном 80-летию со дня рождения Велимира Хлебникова. Подробности об этом — для особого воспоминания… Но вот, — пишу об этом удивительном человеке через 23 года, и в ушах стоит его громовой голос: «Не вам прерывать меня смешками! Я перекрывал самого Маяковского, когда выступал вместе с ним!» Пишу, — и вижу перед собой коренастого, крепкого малороссиянина с каким-то «всесобирательным» крестьянским лицом.
Летана
И. В. Игнатьеву
Уверхáю лёто на мурáвой,
Крыло уверхаю по зеленке.
Сторожую Лёто — дом горавый…
Дéрзо под рукой каленки…
Лёто — дом сторожкий, чáсый —
Круговид — не сной глаз —
Пеленит пеленко газой,
Цветой соной Летка нас…
Уверхаю лёто! Крыло уверхаю!..
Придорогая думь
Ах! дуб — белый — белый —
Властник гигантый Верши —
Куст передумки-свирели —
Звон залихваткой пляши…
Листник в Голубку закрапан —
Небо в листник вполоснуто…
Эх! Дубы-беляки, ржавленки-дубцы,
Крапкие ржавки свирели,
Дубкие вети-гудцы… Ах!
Дуб — белый — белый —
Куст придорóгой свирели…
Смерть искусству
Поэма 1. СТОНГА
Полынчается — Пепелье Душу.
Поэма 2. КОЗЛО
Бубчиги Козлевая — Сиреня. Скрымь Солнца.
Поэма 3. СВИРЕЛЬГА
Разломчено — Просторечевье… Мхи-Звукопас.
Поэма 4. КОБЕЛЬ ГОРЬ
Затумло-Свирельжит. Распростите.
Поэма 5. БЕЗВЕСТЯ
Пойму — поиму — возьмите Душу.
Поэма 6. РОБКОТ
Сом! — а — ви — ка. Сомка! — а — виль — до.
Поэма 7. СМОЛЬГА
Кудрени — Вышлая Мораль.
Поэма 8. ГРОХЛИТ
Сереброй Нить — Коромысля. Брови.
Поэма 9. БУБАЯ ГОРЯ
Буба. Буба. Буба.
Поэма 10. ВОТ
Убезкраю.
Поэма 11. ПОЮЙ
У —
Поэма 12. ВЧЕРАЕТ
Моему Братцу 8 лет. — Петруша.
Поэма 13.
Издеват.
Поэма 14.
Ю
Поэма Конца (15)
Павел Филонов (1883–1941)*
Оторвавшись от пожелтевших филоновских страниц, я вглядываюсь в сегодняшний день из зимней тьмы шестидесятых годов… Странно… — я пишу сейчас эти строки в самый разгар продолжающегося увековечения, — не только «в мире», но и у нас, — Павла Филонова, как одного из величайших художников XX века.
Материалами об этой необычайной личности полны сейчас центральные газеты и журналы. Не обходится и без неблагодарности и бескультурия, — на этот раз, не по отношению к Филонову, а к тому человеку, который больше чем кто-либо сделал для сохранения памяти о художнике, для передачи этого памятования будущим поколениям.
Ни в одной из публикаций о Филонове не упоминается следующий факт: первая отечественная посмертная выставка его произведений, совместно с работами М. В. Матюшина, состоялась в Государственном Музее В. В. Маяковского 28–30 декабря 1961 года, — Филонова пришлось «прикрыть» Матюшиным (что ничуть не умаляет этого замечательного живописца).
Выставку организовал выдающийся русско-советский искусствовед Н. И. Харджиев (я, со стороны Музея, был ответственным за это мероприятие и могу свидетельствовать, каких неимоверных усилий потребовалось тогда от Николая Ивановича для преодоления «хрущевского искусствоведения» в лице Министерства культуры СССР и всякого рода псевдо-маяковедов).
Ввиду нынешнего обилия информации о жизни и творчестве художника, я ограничусь лишь предоставлением вниманию читателей Филонова-поэта.
Поэтическая книга Филонова «Пропевень о проросли мировой» была издана Михаилом Матюшиным в 1915 году с иллюстрациями автора. Состоит она из двух драматических поэм — «Песни о Ваньке-Ключнике» и «Пропевени про красивую преставленицу».
Мощь воскрешенной лексической архаики сплавлена в этих поэмах с чрезвычайно удачным будетлянским «самовитым» словом, — поэтическая хватка Филонова в «Пропевени» свидетельствует о большом самобытном даре художника-поэта. Стихотворные монологи в поэмах чередуются, по выражению А. Крученых, «ритмованной сдвиговой прозой (в духе рисунков автора)».
В завершение, отметим, что Велимир Хлебников чувствовал родственной себе живопись «прекрасного страдальческого Филонова, малоизвестного певца городского страдания», высоко оценил он и словесное творчество художника, — в апреле 1915 года, получив экземпляр «Пропевени», он откликнулся на нее в письме к М. В. Матюшину: «От Филонова, как писателя, я жду хороших вещей, и в этой книге есть строчки, которые относятся к лучшему, что написано о войне».
В дальнейшем Филонов, «как писатель», занимался только пропагандой своей теории «аналитического искусства», несравнимой (по причине однообразия и ограниченности) со сверхчеловеческой «сделанностью» его живописных шедевров.
