Евгений Клюев - Зелёная земля
мимо двух пастухов и отары овечьей,
мимо кладбища, двух привидений на нём,
вечно ищущих смысла средь разного хлама,
мимо страха… и тут ещё есть водоём:
мимо, значит, него – и всё прямо и прямо.
Но смотри только не потеряй бальзамин -
хоть примятый твоей полпылинкои, а всё же…
как бы этот бы мир тебя не заманил
на чужую дорогу, дороги похожи!
24
Цветки бегоний – от погони:
смочи в вине цветки бегоний -
конечно же, в своей вине -
и не задерживайся, не
смотри назад, в глаза погони:
прижми к груди цветки бегоний -
и… да хранят тебя твой бег,
бегония и дальний брег!
Ты был чужим, ты помни это,
закончен пир, и песня спета.
Уже стреножили коня,
вооружённая родня
уже к тебе подкралась сзади -
беги, всего святого ради:
уже охоты дан сигнал…
Ты не успел. Ты опоздал.
Смотри – несутся, выгнув выи,
по следу псы сторожевые,
смотри – пускают корешки
погони красные флажки.
Тебя с налету топчут кони.
Цветки бегоний – от агоний.
25
…а ветреница, стало быть, лесная -
я про неё не очень много знаю,
но вообще-то это анемон,
и, если так, то сразу всё понятно,
поскольку анемон выводит пятна
позора и стыда… таков уж он.
Для этого достаточно всего лишь
взять ветреницы и… чего изволишь -
что б ни было предложено судьбой.
Корица будет – так возьми корицы:
корицы и позор, и стыд боится,
а ветреницы – и само собой!
Корицы можно сколько взять… к примеру,
возьми одну (или другую) меру,
а к ней – две меры, скажем, или три
чего угодно: предположим, соли…
не будет соли – можно взять фасоли,
и разотри всё это, и замри.
До ночи будешь горевать, но к ночи
внезапно всё окажется иначе -
а там и новый день уж начался:
в нём прошлого совсем не сохранится…
Перед тобою – чистая страница
и чистые, как совесть, небеса.
ПИСЬМА С ПОНТОМ1
…жизнь всегда обстояла ни так и ни сяк,
а увидел над крышами птичий косяк
и подумал: да что же такое,
надо брать себя в руки!.. Сейчас выходной -
так махну в Эльсинор, чтобы с Тенью Одной
потрепаться за кексом и кофе!
Тут обычное дело (не то что в Москве)
отыскать собеседника – хочешь в листве,
хочешь где-нибудь в каменной кладке,
хочешь в памяти, хочешь где хочешь: они,
собеседники, духам и теням сродни
и повсюду парят в беспорядке.
Тут беседуешь запросто с теми, о ком
и не знал – или знал, только был незнаком:
тут обычно не чинят препятствий.
Будь то Бог, или чёрт, или сам Кьеркегор -
подходи не боясь, заводи разговор -
ни с чего – с пустякового «здравствуй»!
(Кстати, сдал Кьеркегор: за собой не следит
и имеет довольно потрёпанный вид,
попрошайничать начал на Stroeget…
Вот в такой, значит, я обитаю стране
с Кьеркегором и прочим рваньём наравне -
головами, по мнению многих!)
Мы играем в canasta или в дурака,
мы торгуем ворованным пивом с лотка,
мы живём, не боясь унижаться, -
настреляешь у разных людей табака
и подумаешь: Боже, как жизнь коротка,
коротка и глупа, и ужасна!..
2
…был вчера на охоте тут в замке одном -
прогонялись до вечера за кабаном,
возвратились в грязи и колючках.
А хозяин-барон был упрям, как баран:
он твердил без конца (потому что был пьян),
что сюда пригласил самых лучших.
Велика же была эта лучшая часть:
просто яблоку было бы негде упасть
(очень вкусному яблоку в тесте) -
и не падало яблоко: несколько слуг
образцово следили за тем, чтоб вокруг
всё и вся находились на месте.
Кофе подали поздно – поспели к утру,
когда несколько раз «я-без-кофе-умру»
простонала одна баронесса.
После кофе все дружно ругали слугу,
опоздавшего с кофе, а он – ни гуту:
в силу, как бы сказать, политеса.
На рассвете два призрака вышли из мглы -
попугали уснувших гостей, как смогли,
и допили вино из бокалов.
«Это предки, – охотно признался барон
и добавил: – пошли-ка, голубчики, вон!»
…Сообща и прогнали нахалов.
А потом обсуждали с утра дотемна,
что даём мы стране, что даёт нам страна,
и другие печальные вещи;
под конец, когда новая встала луна,
дружно пили за долгую жизнь кабана
и за счастье его в этой чаще…
3
…а на днях подошёл ко мне вдруг один тролль
и сказал: «Дорогой чужеземец, позволь
познакомиться ради прикола!»
Я ответил ему: «Драгоценный мой тролль,
ты уж как-нибудь лучше давай-ка устрой,
чтобы не было ветра такого!»
Я подобного рода беседы веду
ежечасно и, как бы сказать, на ходу:
что ни угол, то тролль или фея! -
и в мистическом этом моём бытии
забываю практически беды свои,
распевая баллады Орфея.
И стоит в ожиданьи великая рать
троллей, фей – чтоб желанья мои исполнять,
их фактически опережая!
Я ж, испробовав всякую снедь или плеть,
всё гадаю, чего бы ещё захотеть,
в этой Богом забытой державе.
Но, спасибо, уже ничего не хочу:
заверну весь мой хлам в золотую парчу
и снесу его в чистое поле -
и, оставшись с Всевышним один на один,
обращусь к нему, может быть, так: Господин… -
и ни слова, наверное, боле.
У желаний короткая, друг мой, судьба:
попреследовать несколько суток раба
и всучить ему то, что так любо!
Потому как имеющий что-то в руках
остаётся потом на всю жизнь в дураках:
бросить – жалко, а так – ни к чему бы…
4
…но погода прекрасная! (Там у вас грязь,
говорят…) Я хожу без зонта, не боясь
замочить тонкий плащ от Кардена.
За окном моим зреет тропический плод
и гуляет под ним беззаботный народ -
вот!., и море ему по колено.
На столе крем-брюле под бумажным зонтом,
и льняная салфетка в кольце золотом,
и стакан с пузырьками снаружи,
а внутри путешествует призрачный газ
снизу вверх, и опять снизу вверх… Ау вас,
говорят, только холод и лужи.
Впрочем, что же… тут тоже, пожалуй, уже
стало не на чем больше держаться душе,
несмотря на… да, в общем, неважно:
и плоды, и салфетки, и прочая чушь -
это, друг мой, пустые заботы, – к тому ж,
всё нелепо, картонно, бумажно.
Да и ветрено: ветер, сходящий с ума,
валит третью неделю дома на дома…
Ветер, сырость и холод собачий -
и одно только, в сущности, слово что юг,
а на самом-то деле паскудно вокруг
и не пахнет ни солнцем, ни дачей.
В остальном же – живу, ни на что не рошцу
и, воздав что могу дорогому плашу,
возвращаюсь к изношенной робе.
И фигурку мою, обречённо смеясь,
вдруг сметает с доски разыгравшийся князь -
от усталости, а не по злобе…
5
…потому что, голубчик, в конце-то концов
я пошлю во все стороны прытких гонцов -
и они принесут отовсюду
кто хрусталь, кто ковры, кто шелка и атлас,
кто металлы, кто камни (рубины, алмаз),
кто еду, кто питьё, кто посуду!
Не имей сто рублей, а имей сто друзей -
окружи себя ими, сиди и глазей,
как милы они и одержимы…
Что б ты делал без них, я пока умолчу -
я Святому Николе поставлю свечу,
чтоб избавил тебя от дружины.
На дорогах пустых замечается – что?
Что сквозь сито твоё, сквозь твоё решето
жизнь почти уже вся пробежала -
и делить её с теми, кто пляшет вокруг,
как-то очень становится вдруг недосуг:
в решете остаётся так мало…
Но по кругу, по кругу идёт хоровод -
и тебя увлекает, чарует, зовёт
самый что ни на есть из союзов,
всем союзам союз – тут сплошные друзья:
и, смеясь и грустя над судьбою груздя,
ты в бездонный бросаешься кузов!
К придорожным былинкам склоняя чело,
не имей, как бы лучше сказать, ничего
между датой рожденья и датой… -
впрочем, ты не поверишь, пойдёшь в хоровод,
что же, встретимся там, где поют, где народ,
где я тоже почти завсегдатай!..
6
…значит, стало быть, море волнуется
(Это из-за меня, это не из-за Вас -
это из-за моей одиссеи!)
Значит, стало быть, море волнуется -
и от этого кругом идёт голова,
ибо дуют ветра из России.
Тут привыкли считать, что такие ветра
насылает Россия… судачат сутра
про медведей и про всё такое.
Каждый встречный глядит подозрительно на
мой портфель, словно это оттуда видна
и исходит волна непокоя!
– раз…
– два…
Значит, стало быть, море волнуется – три!
После этого что происходит? – Замри -
ты, допустим, в плену семилетнем:
за тобою война, пред тобой Калипсо -
ты погиб. Но вертится твоё колесо,
но катится по слухам и сплетням -
и волнуется море, как ни замирай,
и зовёт тебя снова покинутый рай,
