Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

На зорьке, в ранний час,
Поет, щебечет ласточка
Под крышею у нас.
…Она была не птицей,
А статною девицей,
Невиданной красавицей
И дочерью царя.
Как цветик, расцветала,
Как солнышко, сияла,
Приветливо и радостно
Улыбкой всех даря.
И вот уж о царевне,
Как новость по деревне,
Бежит молва — из уст в уста,
За горы, за моря…

Над лугом ястреб взмыл;
Зовет на помощь ласточка,
Кричит — и нет уж сил…
Разряжены, богаты,
Шли чередою сваты.
Слетались женихи к дворцу,
Как стаи журавлей.
И плакала бедняжка:
«Ах, как на сердце тяжко!
Страшусь не свадьбы, матушка, —
Чужбины. Пожалей!»
Но мачеха сурово
Свое сказала слово —
И едет дочь немилая
Вдаль от родных полей…

Уснул под снегом луг;
Отбилась птица-ласточка
От стаи, от подруг.
…Где волны с ветром бьются —
Там корабли несутся,
Увозят дочку царскую
В далекую страну.
Она, с тоской во взоре,
Взглянула в сине море
И перстень с пальца бросила
В холодную волну.
«Жених жестокий! Помни:
Коль не вернут кольцо мне,
Перед тобою уст своих
Вовек не разомкну!..»

Разрушен птичий дом:
Лежат птенцы убитые
На камнях, под гнездом.
…За морем, на чужбине,
Крушась о злой судьбине,
Послушна повелителю
Страдалица-жена;
Тоску глубоко прячет,
Не сетует, не плачет,
Но клятву над пучиною
Не зря дала она:
Покорна, как овечка,
Да только — ни словечка;
Молчит, как будто заживо
Давно погребена…

На круче, у реки,
Подстерегают ласточку
И когти и силки.
…Довольные собою,
Веселою толпою
Пришли рабы к властителю —
И слышит весь дворец
О дивном их улове:
Вот в пятнах рыбьей крови
Кольцо; как не узнать его
Из тысячи колец!
Король спешит с находкой
К своей супруге кроткой —
Сказать, что немоте ее
Настал теперь конец…

Над лесом грянул гром;
О землю бьется ласточка
С поломанным крылом.
…К жене придя с улыбкой,
Рукой, от крови липкой,
Король к себе привлек ее:
«Твое кольцо нашли!»
Погладил плечи, шею…
Но что случилось с нею?
Рабы уж не напрасно ли
Тот перстень принесли?
Ей ветер вскинул руки,
И с криком, полным муки,
Она, как птица, трепетно
Метнулась от земли.

И диву все дались,
Когда взлетела ласточка
В синеющую высь.
Порхнула в мир просторный
В своей одежде черной, —
Всегда на королеве был
Лишь траурный убор…
С тех пор над речкой, в поле
О тягостной неволе,
О днях молчанья ласточка
Ведет свой разговор;
О доле, ей сужденной,
О ласках обагренной
Руки. На шее ласточки
Кровавый след с тех пор.

Все в редуте — львов смелей!
Вон они — башибузуки,
Их шаги, их речи звуки…
Кто ж над их ордою всей
Старший? Стрымбэ-Лемне, что ли?
Нет, пожалуй, что поболе:
Старший — Чяка-Пака-бей.

Всем цена им — пять за грош.
Храбрецы, и в полном блеске, —
Только больно скачут фески,
Как затреплет душу дрожь!
Ноги к носу им пригнуло.
В три погибели свернуло…
Да… К таким не подойдешь!

Голый голому под стать:
Прибавляет им отваги,
Что дерутся голы-наги, —
Так, мол, легче воевать!
Ой, браток! Храбры, а сами
Так и лязгают зубами,
Видно, точат — нас кусать!

А Осман, их господин,
Под дырявые ошметки
Заказал себе подметки,
Сел на палку, сам один,
И успел-таки до ночи,
Погоняя что есть мочи,
Переправиться в Вадин.

Крикнул: «Черти! Придушу!
Платят вам не по работе,
Даром плов казенный жрете.
Всех раздену, иссушу!
Эй, Ахмет-Махмет, иль как там!..
Живо! Марш прямейшим трактом!»
Люди слушают пашу,

Сами шепчут: «Поглядим!
Раздевать того нелепо,
Кто и так уж гол, как репа».
Да как гаркнут: «Чок селим!» —
Сами ж телом и душою
Все дрожат перед пашою —
И добавили: «Летим!»

Турков двигается рать,
Поднялась в одну минуту.
И румынская — к редуту.
Нам ли могут помешать?
Капитаны, янычары
Растеряли шаровары —
Трудно в гору-то бежать!

Наши пушки без конца
Им гремят: «Куда вас гонит?
Ни чужой, ни свой не тронет, —
Нет такого удальца!
Табачку бы лучше дали!» —
И, представь себе, кидали:
Турки — добрые сердца.

Тоже голый, на юру,
Я, служивый Пэвэлоя,
Мок и пел. Поем, не ноя, —
Нам и голым по нутру
Песня! «Поздно или рано, —
Думал я, — словлю Османа
И рубаху отберу!»

Последним багрянцем играя,
К вершинам уходит закат,
В долине — прохлада сырая.
Забытый своими солдат
Там бьется, хрипит, умирая.

Все кости раздроблены. Клубы
Тумана плывут над ручьем.
Напиться!.. Хоть каплю одну бы!..
Добраться, достать — рукавом
Смочить посиневшие губы…

Но слабо рука шевелится,
И кровь на шинели густа.
Уж сутки он жаждой томится,
Уж сутки за ветви куста
Пытается он ухватиться.

Вода. У воды — незабудка.
До льющихся струй — только шаг.
«Как пес, издыхаю!!!» И чутко
К хрипенью прислушался мрак.
Молчанье глубоко и жутко.

Приподнял разбитое тело —
Ценою такого труда!
От муки лицо побелело.
Он слышит, как плещет вода…
Нет сил, и рука онемела…

И, челюсти стиснув, свалился,
Опять до воды не достав.
В колючем ознобе забился…
Вцепившись зубами в рукав,
Тяжелой шинелью укрылся.

Заря на горах догорает…
Что шепчет в беспамятстве он?
Он молится иль проклинает?
Был парень красив и силен,
И вот — молодой — умирает.

Качаются сонные буки…
Он больше не кличет своих.
Недвижны холодные руки.
Вздохнул он глубоко и стих:
Со смертью окончились муки.

Венцы золотые надели
Леса на вершинах холмов,
А ветер баюкает ели,
Поет среди старых дубов,
И воды ручья заблестели.

Скользя в бесконечном просторе,
На мертвого смотрит луна.
Была она красной, но вскоре
Бескровною стала она:
То жалость иль, может быть, горе?..

Слагаешь ты дойну, спокойный
Мой лес, — и по нивам плывет,
В пшенице звенит эта дойна.
Она в ручейках зажурчала:
Весь мир без конца и начала
Ту дойну поет.

Прохладно под сенью платана,
Холмов потемнела семья,
А тучи плывут неустанно —
Лучом они тронуты чистым:
Одел он венцом золотистым
Лазури края.

Гляжу, как ширяет простором
Орел, обитатель небес,
Уже он не больше чем ворон,
Уже он не больше ладони…
В лазурном колышется лоне —
И вовсе исчез.

Стук дятла мне слышен все время
И звонкие щебеты птах:
Слетелось крылатое племя!
А в золоте спелой пшеницы
Жнецы и веселые жницы,
Лучи на серпах!

А тучи, светлея, темнея,
Растут и меняются вмиг:
Вот пасть ядовитого змея,
Орлы и орлицы седые,
Строптивые кони гнедые
Из глубей морских!

Плывет по волнам чудо-юдо,
А гном — бородатый чудак —
(Взялась только сила откуда?)
Хохочет, деревья корчуя!
Темницу, где корчится Груя[77],
Ломает Новак.

И сказочный волк завывает,
И ведьмы танцуют потом,
А баба-яга убивает
Бойца-силача земляного;
Конь-солнце взвивается снова…
Дракон под мостом!

Тянусь я к прекрасной Иляне,
Красы ее ласкова власть!
А феи скользят по поляне,
Купаясь во влаге заветной;
Пытается витязь рассветный
Их платья украсть!

Но вот мальчуган светлокудрый
Явился — нет краше лица!
Ребенок спокойный и мудрый,
Вечернею тишью рожденный,
Блаженный, умиротворенный,
Сидит у крыльца.

Шагает он травкой и ряской,
Спускается горной тропой,
Ко мне подбегает с опаской, —
Глядит из трущоб и расселин
И снова бросается в зелень,
Сын дремы слепой.

Он рядом — и лобик невинный
Склонился к челу моему, —
Мерцающею паутиной
Он веки мои покрывает.
Усталые очи лобзает:
Плыву я во тьму!

Его не спугнуть я стараюсь,
Он словно грозит мне: «Не тронь!»
Глаза протереть я пытаюсь,
А он, улыбаясь туманно,
Кладет мне на голову — странно —
Мою же ладонь!

Скрывается он в кукурузе,
Уткнувшись в ладони лицом;
Не веря сонливой обузе,
Стараюсь поднять свое тело;
Но веки полны до предела
Дремотным свинцом!

А ветер в пшенице хлопочет,
А дойна вселилась в сердца,
А лес униматься не хочет,
А воды журчат по долинам,
По руслам привольным и длинным, —
Журчат без конца!