Генрик Ибсен - Драмы. Стихотворения
Хельмер. Ну, их надо отвадить от этого. Гм!.. Гм!.. Ну, наконец-то удалось отпереть. (Вынимает из ящика письма и кричит в кухню.) Элене! Элене! Надо погасить лампу в передней. (Входит в комнату и запирает дверь в переднюю, показывая Норе, кипу писем.) Вот видишь, сколько набралось! (Перебирая письма.) Это что такое?
Нора (у окна). Письмо! Не надо, не надо, Торвальд!
Хельмер. Две визитных карточки от Ранка.
Нора. От Ранка?
Хельмер (глядит на них). «Доктор медицины Ранк». Они сверху лежали: видно, он сунул их, уходя.
Нора. На них что-нибудь написано?
Хельмер. Над именем сверху черный крест. Гляди. Что за жуткая фантазия! Точно извещает о собственной смерти.
Нора. Так оно и есть.
Хельмер. Что? Ты что-нибудь знаешь? Он тебе говорил что-нибудь?
Нора. Да. Раз мы получили эти карточки, он, значит, простился с нами. Теперь запрется у себя и умрет.
Хельмер. Мой бедный друг!.. Я так и знал, что мне недолго удастся сохранить его. Но чтобы так скоро… И спрячется от всех, как раненый зверь…
Нора. Раз чему быть — так лучше без лишних слов. Так ведь, Торвальд?
Хельмер (ходит взад и вперед). Мы так сжились с ним. Я как-то не могу себе представить, что его не будет. Он, его страдания, его одиночество создавали какой-то легкий облачный фон нашему яркому, как солнце, счастью… Ну, а может быть, оно и к лучшему. Для него, во всяком случае. (Останавливается.) Да, пожалуй, и для нас, Нора. Теперь мы с тобой будем одни — всецело друг для друга. (Обнимая ее.) Моя любимая… Мне все кажется, что я недостаточно крепко держу тебя. Знаешь, Нора… не раз мне хотелось, чтобы тебе грозила неминуемая беда и чтобы я мог поставить на карту свою жизнь и кровь — и все, все ради тебя.
Нора (высвобождаясь, твердо, решительно). Прочти же твои письма, Хельмер.
Хельмер. Нет, нет, не сегодня. Я хочу быть с тобой, моя ненаглядная, у тебя.
Нора. Зная, что друг твой умирает?
Хельмер. Ты права. Это взволновало нас обоих. В наши отношения вторглось нечто некрасивое — мысль о смерти, о разложении. Надо сначала освободиться от этого. Пока что разойдемся каждый к себе.
Нора (обвивая его шею руками). Торвальд… спокойной ночи! Спокойной ночи!
Хельмер (целуя ее в лоб). Спокойной ночи, моя певунья-пташечка! Спи спокойно, Нора… Теперь я прочту письма. (Уходит с письмами в кабинет и затворяет за собой дверь.)
Нора (с блуждающим взором, шатаясь, бродит по комнате, хватает домино Хельмера, набрасывает на себя и шепчет быстро, хрипло, прерывисто). Никогда не видать его больше. Никогда. Никогда. Никогда. (Набрасывает на голову шаль.) И детей тоже никогда не видать. И их тоже. Никогда. Никогда. Никогда… О-о! Прямо в темную, ледяную воду… в бездонную глубину… О-о! Скорее бы уж конец, скорее… Вот теперь он взял письмо… читает… Нет, нет, еще не сейчас… Торвальд, прощай! И ты и дети… (Хочет кинуться в переднюю.)
В эту минуту дверь кабинета распахивается, и на пороге появляется Хельмер с распечатанным письмом в руках.
Хельмер. Нора!
Нора (громко вскрикивает). А!
Хельмер. Что это? Ты знаешь, что в этом письме?
Нора. Знаю. Пусти меня! Дай уйти!
Хельмер (удерживая ее). Куда ты?
Нора (пытаясь вырваться). И не думай спасать меня, Торвальд.
Хельмер (отшатываясь). Правда! Значит, правда, что он пишет? Ужасно! Нет, нет! Это невозможно, чтобы это было правдой.
Нора. Это правда. Я любила тебя больше всего в мире. Хельмер. Ах, поди ты со своими вздорными увертками!
Нора (делая шаг к нему). Торвальд!..
Хельмер. Несчастная… Что ты наделала?!
Нора. Дай мне уйти. Нельзя, чтобы ты платился за меня. Ты не должен брать этого на себя.
Хельмер. Не ломай комедию! (Запирает дверь в переднюю на ключ.) Ни с места, пока не дашь мне отчета. Ты понимаешь, что ты сделала? Отвечай! Ты понимаешь?
Нора (глядит на него в упор и говорит с застывшим лицом). Да, теперь начинаю понимать — вполне.
Хельмер (шагая по комнате). О, какое ужасное пробуждение! Все эти восемь лет… она, моя радость, моя гордость… была лицемеркой, лгуньей… хуже, хуже… преступницей! О, какая бездонная пропасть грязи, безобразия! Тьфу! Тьфу!
Нора молчит и по-прежнему не отрываясь глядит на него.
(Останавливается перед ней.) Мне бы следовало предчувствовать возможность подобного. Следовало предвидеть. Все легкомысленные принципы твоего отца… Молчи. Ты унаследовала все легкомысленные принципы своего отца. Ни религии, ни морали, ни чувства долга… О, как я наказан за то, что взглянул тогда на его дело сквозь пальцы. Ради тебя. И вот как ты меня отблагодарила.
Нора. Да, вот как.
Хельмер. Теперь ты разрушила все мое счастье. Погубила все мое будущее. Ужас подумать! Я в руках бессовестного человека. Он может сделать со мной, что хочет, требовать от меня, чего угодно, приказывать мне, помыкать мной, как вздумается. Я пикнуть не посмею. И упасть в такую яму, погибнуть таким образом из-за ветреной женщины!
Нора. Раз меня не будет на свете, ты свободен.
Хельмер. Ах, без фокусов! И у твоего отца всегда были наготове такие фразы. Мне-то какой будет прок из того, что тебя не будет на свете, как ты говоришь. Ни малейшего. Он все-таки может раскрыть дело. А раз он это сделает, меня, пожалуй, заподозрят в том, что я знал о твоем преступлении. Пожалуй, подумают, что за твоей спиной стоял я сам, что это я тебя подучил! И за все это я могу благодарить тебя! А я-то носил тебя на руках все время. Понимаешь ли ты теперь, что ты мне причинила?
Нора (с холодным спокойствием). Да.
Хельмер. Это до того невероятно, что я просто опомниться не могу. Но придется постараться как-нибудь выпутаться. Сними шаль. Сними, говорю тебе! Придется как-нибудь ублажить его. Дело надо замять во что бы то ни стало. А что касается нас с тобой, то нельзя и виду подавать: надо держаться, как будто все у нас идет по-старому. Но это, разумеется, только для людей. Ты, значит, останешься в доме, это само собой. Но детей ты не будешь воспитывать. Я не смею доверить их тебе… О-о! И это мне приходится говорить той, которую я так любил и которую еще… Но этому конец. Отныне нет уже речи о счастье, а только о спасении остатков, обломков, декорума!
Звонок в передней.
(Вздрагивая.) Кто это? Так поздно. Неужели надо ждать самого ужасного?.. Неужели он?.. Спрячься, Нора! Скажись больною!
Нора не двигается с места. Хельмер идет и отворяет дверь в переднюю.
Служанка (полуодетая, из передней). Письмо барыне.
Хельмер. Давай сюда. (Хватает письмо и затворяет дверь.) Да, от него. Ты не получишь. Я сам прочту.
Нора. Прочти.
Хельмер (около лампы). У меня едва хватает духу. Быть может, мы уже погибли, и ты и я… Нет, надо же узнать. (Лихорадочно вскрывает конверт, пробегает глазами несколько строк, смотрит на вложенную в письмо бумагу и радостно вскрикивает.) Нора!
Нора вопросительно смотрит на него.
Нора... Нет, дай прочесть еще раз… Да, да, так. Спасен! Нора, я спасен!
Нора. А я?
Хельмер. И ты, разумеется. Мы оба спасены, и ты и я. Гляди! Он возвращает тебе твое долговое обязательство. Пишет, что раскаивается и жалеет… что счастливый поворот в его судьбе… Ну, да все равно, что он там пишет. Мы спасены, Нора! Никто тебе ничего не может сделать. Ах, Нора, Нора!.. Нет, сначала уничтожить всю эту гадость. Посмотрим-ка… (Бросает взгляд на расписку.) Нет, и смотреть не хочу. Пусть все это будет для меня только сном. (Разрывает в клочки и письмо, и долговое обязательство, бросает в печку и смотрит, как все сгорает.) Вот так. Теперь и следа не осталось… Он писал, что ты с сочельника… Ах, какие же это были ужасные три дня для тебя, Нора!
Нора. Я жестоко боролась эти три дня.
Хельмер. И страдала, и не видела другого исхода, как… Нет, не надо и вспоминать обо всем этом ужасе. Будем теперь только радоваться и твердить: все прошло, прошло! Слушай же, Нора, ты как будто еще не понимаешь, что все прошло. Что же это такое… Ты как будто окаменела? Ах, бедная малютка Нора, я понимаю, понимаю. Тебе не верится, что я простил тебя. Но я простил, Нора, клянусь, я простил тебе все. Я ведь знаю: все, что ты наделала, ты сделала из любви ко мне.
