Иван Никитин - Сочинения
В тумане прячутся кусты;
Грачей пустые колыбели
Качает ветер, и мертва
К земле припавшая трава.
Лукич стоит под старой ивой.
В руке топор, в глазах печаль.
Пришлось бедняге иа топливо
Рубить деревья, - крепко жаль,
Да надо; всё дровам замена,
Их в целом доме ни полена...
И засучил он рукава.
Что ж выбрать? Эти дерева
Своей рукой отец покойный
Ему на память посадил;
Под этой ивой он любил
Вздремнуть на травке в полдень знойный...
"Эхма! нужда. Топор стучит,
С плетня вороны улетают,
А щепки воздух рассекают,
И ива, падая, скрипжг.
Старушка печку затопила,
Лукич на конике прилег.
"О чем грустишь?" - жена спросила.
- "Так, что-то мочи нет, продрог".
- "Что зять-то? Как?"
- "Смотри за щами,
В мужское дело не входи!"
- "О-ох, не ошибись гляди!
Дом заложил... что будет с нами,
Когда не выкупим?"
- "Опять!
Нельзя, к примеру, помолчать?"
Дверь отворилась, и горбатый,
В халате, с палкой суковатой,
Длиннобородый мужичок
Сказал с поклоном: "Встань, дружок!
Хозяин умный, тороватый!
Явился гость, - и ты не рад,
И я, сокол, не виноват".
- "Мы погодя побалагурим.
Ты кто? Зачем?"
- "Да встань-ка, встань!
Не погоняй! кнута не любим...
Теперь - подушное достань".
- "Ты, знать, от старосты? Рассыльный?"
- "Узнал, сударик мой, узнал!"
- "Присядь: ты, кажется, устал...
Ну, что сегодня?.. Ветер сильный?..
Я, знаешь, все в избе сижу,
На двор, к примеру, не хожу,
Нога болит".
- "Хе-хе! проказник!
Испил воды на светлый праздник,
Болит с похмелья голова...
Хитер на красные слова!"
- "Чего! ей-ей, болит! без шуток!
Вот видишь!.. Ох!., не наступлю!"
- "Хе-хе! сударик мой, люблю!
Нужда горька без прибауток...
Достань-ка деньги-то, родной.
Ин - к старосте пойдем со мной".
- "Да я бы рад! недуг проклятый!
Как быть?"
- "Подушное платить!
Я вот, сударик, сам девятый,
Живу - плачу!., не стать тужить.
Шесть душ детей, жена седьмая,
Да я с горбом... Пойдем, пойдем!
Какая там нога больная!"
- "Скажи, что дома не застал,
Из города, мол, отлучился..."
И в кошельке Лукич порылся,
Последний гривенник достал.
"Хе-хе, сударик1 маловато!"
- "Ей-богу, больше гроша нет!"
- "Ну, за тобою, дело свято...
Прощай покудова, мой свет!"
"Теперь на хлеб добудь, где знаешь!
Лукич подумал - и вздохнул,
И кошелек на стол швырнул.
Не рад хромать, да захромаешь!
Попробуй-ка пожить вот так...
А ведь кричат: кулак! кулак!.."
19
Вот и зима. Трещат морозы.
На солнце искрится снежок.
Пошли с товарами обозы
По Руси вдоль и поперек.
Ползет, скрипит дубовый полоз,
Река ли, степь ли - нет нужды:
Везде проложатся следы!
На мужичке белеет волос,
Но весел он, идет - кряхтит,
Казну на холоде копит.
Кому путек, кому дорога
Арине дома дела много!
Вставая с раннею зарей,
Она ходила за водой;
Порой белье чужое мыла:
Дескать, работа не порок,
Все будет хлебушка кусок;
Порою и дрова рубила,
Когда Лукич на печке спал,
Похмелье храпом выгонял;
От стужи кашляла, терпела
И напоследок заболела.
Лежит неделю - легче нет;
Уста спеклись, все тело ноет;
Едва глаза она закроет,
Живьем из мрака прежних лет
Встают забытые виденья...
Вот вспомнилась с грозою ночь:
В густом саду шумят деревья,
Из теплой колыбели дочь
Головку в страхе поднимает
И громко плачет и дрожит,
А муж неистово кричит
И стул, шатаясь, разбивает...
Вдруг тихо. Вот ее сынок,
Малютка, убранный цветами,
Покоится под образами;
Блестит в лампаде огонек,
В углу кадильница дымится,
Стол белой скатертью накрыт,
Под кисеей младенец спит,
Она от ветра шевелится,
А солнце в горенку глядит,
На трупе весело играя...
И мечется в жару больная;
В ушах звенит, в глазах темно,
Из глаз ручьями слезы льются,
Меж тем как с улицы в окно
К ней звуки музыки несутся,
Там, свадьбу празднуя, идет
С разгульным криком пьяный сброд...
В борьбе с мучительным недугом,
Смотря бессмысленно кругом,
Старушка встанет, и потом,
Вся потрясенная испугом,
Со стоном снова упадет
И дочь в беспамятстве зовет.
Лукич измучился с больною:
Сам кой-как печку затоплял
И непривычною рукою
Себе обед приготовлял.
Спешил на рынок, с рынка снова
Жену проведать приходил,
Малиной теплою поил:
Вспотеешь, будешь, мол, здорова,
И снова дом свой покидал,
Куска насущного искал.
Вот входит Саша. Мать больная,
Кряхтя, ей делает упрек:
"Ты редко ходишь, мой дружок!
Я умираю, дорогая...
Ох, тошно! так и давит грудь!
Хоть бы на солнышко взглянуть,
Все снег да снег!.."
- "Я к вам хотела
Вчера прийти, да то дела,
То гости..." Саша солгала:
Свекровь ей просто не велела,
Не приказал и муж: авось
Еще, мол, свидишься небось!
Старушка ложь подозревала,
По голосу ее узнала,
А голос Саши грустен был!
"Дитя мое, я... бог судил...
Дай руку!., дай, моя родная!
Так... крепче жми!.. Ну, вот теперь
Легко..." И плакала больная;
Рыдала дочь. Без шума в дверь
Входила смерть.
Был темный вечер.
Порывистый, холодный ветер
В трубе печально завывал.
Лукич встревоженный стоял
У ног Арины. Дочь глядела
На умирающую мать
И все сильней, сильней бледнела.
Старушка стала умолкать
И постепенно холодела,
И содроганья ног и рук,
Последний знак тяжелых мук,
Ослабевали. Вдруг, рыдая,
Упала на колени дочь:
"Благослови меня, родная!"
- "Отец твой... нищий... ты помочь
Ему... наш дом..." - и речь осталась
Неконченой, - в тихий стон
Сменял слова. Но вот и он
Умолк. Развязка приближалась.
В тоске подъятая рука,
Как плеть, упала. Грудь слегка
Приподнялась и опустилась,
Дыханье реже становилось,
Взор неподвижный угасал,
По телу трепет пробежал,
И стихло все... Не умолкал
Лишь бури вой.
"Один остался!
Один, как перст!" - Лукич сказал,
Закрыл лицо - и зарыдал.
Уснуло доброе созданье!
Жизнь кончена. И как она
Была печальна и бедна!
Стряпня и вечное вязанье,
Забота в доме приглядеть
Да с голоду не умереть,
На пьянство мужа тайный ропот,
Порой побои от него.
Про быт чужой несмелый шепот
Да слезы... больше ничего!
И эта мелочь мозг сушила
И человека в гроб свела!
Страшна ты, роковая сила
Нужды и мелочного зла!
Как гром, ты не убьешь мгновенно,
Войдешь ты - пол не заскрипит,
А душишь, душишь постепенно,
Покуда жертва захрапит!
С рассветом буря замолчала,
Арина на столе лежала.
В лампаде огонек сиял;
Он как-то странно освещал
Лицо покойницы-старушки,
И неподвижной, и немой,
И белые углы подувши,
Прижатой мертвой головой.
Убитый горем и тоскою,
Перед иконою святою
Лукич всю ночь псалтырь читал.
Уныл и тих его был голос;
От страха жесткий черный волос
На голове не раз вставал.
Казалось, строго и сурово
Глядела бледная жена;
Раба доселе, с жизнью новой
Вдруг изменилася она,
Свою печаль припоминала
И мужу казнью угрожала...
Старик внимательно читал
И ничего не понимал.
Все буквы, мнилось, оживали,
Плясали, разбегались вдруг...
При обороте издавали
Листы какой-то чудный звук...
Меж тем соседки понемногу
Набились в горенку. Одне
Вздыхали и молились богу,
Другие в грустной тишине
С тяжелой думою стояли
Иль об усопшей толковали,
Что вот-де каковы дела
Жила, жила - да умерла!
Мать столяра в углу стояла,
С кумой любимою шептала:
"Ведь на покойнице платок,
Что тряпка... аи да муженек!
Убрал жену, кулак проклятый!
О платье и не говорю
Я вчуже от стыда горю:
С заплатой, кажется, с заплатой!..
А дочь слезинки не прольет...
Вот срам-то! инда зло берет!
Ах, я тебе и не сказала!
Она за сына моего
Хотела выйти... каково?
Да я-то шиш ей показала!
И мать-то, помянуть не тем,
Глупа была, глупа совсем!"
Соседки вышли. Стал совета
Отец у дочери просить:
"Ну, Саша! мать вот не отпета,
