Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза

Они были брат с сестрою.
Богатым был брат, бедной — сестра.
Сестра богачу сказала:
«Дай хлеба кусочек мне!»

Богатый ответил бедной:
«Оставь в покое меня!
Членов высокой палаты
Я позвал на обед.

Один любит суп с черепахой,
Другому мил ананас,
А третий ест фазанов
И трюфли à la Перигор.

Четвертый камбалу любит,
А пятому семга нужна,
Шестому — и то и это,
А больше всего — вино.

И бедная — бедная снова
Голодной пошла домой,
Легла на тюфяк из соломы
И, вздохнув, умерла.

Никто не уйдет от смерти,
Она поразит косой
Богатого брата так же,
Как и его сестру.

И как только брат богатый
Почувствовал смертный час,
Нотариуса позвал он —
Духовную написать.

Значительные поместья
Он церкви завещал,
А школам и музею —
Очень редких зверей.

Но самой большою суммой
Он обеспечил все ж
Союз миссионеров
С приютом глухонемых.

Собору святого Стефана
Он колокол подарил —
Из лучшего сделан металла,
Он центнеров весил пятьсот.

Колокол этот огромный
И ночью звонит и днем,
О славе того вещая,
Кого не забудет мир.

Гласит язык его медный,
Как много тот сделал добра
Людям разных религий
И городу, где он жил.

О благодетель великий,
Как и при жизни твоей,
О каждом твоем деянье
Колокол говорит!

Свершали обряд погребенья,
Во всем были роскошь и блеск,
И люди вокруг дивились
Пышности похорон.

На черном катафалке,
Похожем на балдахин,
Украшен перьями страуса,
Высоко покоился гроб.

Блестел он серебряной бляхой,
Шитьем из серебра, —
Все это на черном фоне
Было эффектно весьма.

Везли умершего кони,
И были попоны на них,
Как траурные одежды,
Спадавшие до копыт.

И тесной толпою слуги
В черных ливреях шли,
Держа платки носовые
У покрасневших глаз.

Почтеннейшие горожане
Здесь были. За ними вслед
Черных карет парадных
Длинный тянулся хвост.

В процессии похоронной,
За гробом, конечно, шли
Члены высокой палаты,
Но только не весь комплект:

Отсутствовал тот, кто охотно
Фазаны с трюфлями ел, —
От несваренья желудка
Он кончил бренную жизнь.

Унылый жук, примостясь на забор,
С любимой мухой вел разговор:

«Сестра по духу, будь мне, муха,
Женой, — шептал он мухе в ухо. —

Скажи, чем я тебе не муж?
Брюшко золотое, а к тому ж —

Какая спина! Нет подобных спин:
Смарагд в ней блещет, горит рубин…»

«Что? Ведь не так глупа уж я,
Чтобы жука избрать в мужья,

А золото и драгоценности нет!
Ведь не в богатстве счастья секрет.

Я идеала жажду лишь —
Ведь муха я, — noblesse oblige!»[15]

Жук улетел, огорчен несказанно,
А муха принять решила ванну.

«Эй, пчелка! Ах, служанки эти!
Ты мне нужна при туалете.

Намыль мне нежную спину, бока:
Иду я замуж за жука.

Отличная, в сущности, партия! Что ж?
Жука интересней не найдешь.

Спина его — роскошь, нет краше спин:
Смарагд в ней блещет, горит рубин!

Живот золотой, и лицом благороден, —
С ума я сведу подружек-уродин!

Живо, пчелка, меня причеши ты,
И зашнуруй меня, и надуши ты;

Натри меня мускусом, камеристка, —
Лавандой ноги мне обрызгай,

Чтобы нисколько мне не вонять,
Когда меня милый захочет обнять.

Хлопочут уже шаферицы-стрекозы,
Меня поздравляют, становятся в позы,

Вплетают в свадебный мой венец
Они уже флердоранж наконец.

И музыканты здесь — все, как надо;
Явилась и примадонна-цикада,

Сверчок тут, и шмель, и комар поджарый:
Ударят в литавры, задуют в фанфары.

Пусть развлекают на свадьбе моей
Слетевшихся пестрокрылых гостей.

Родня расфранченная, много знакомых
И просто случайных, чужих насекомых.

Вот тетки, кузины — саранча да осы, —
Встречают их тушем, приветы, расспросы.

Пришел весь в черном пастор-крот:
«Пора начинать, заждался народ».

Звон колокольный — бим-бам, бим-бом…
Что ж это с милым женишком?..»

Бим-бам, бим-бом — звон колокольный…
Жених улетает дорогой окольной.

Звон колокольный — бим-бам, бим-бом…
«Что ж это с милым женишком?..»

Жених меж тем в печали жгучей
Сидел на далекой навозной куче.

Вот так он просидел лет семь,
Покуда муха сгнила совсем.

Брось смущенье, брось кривлянье,
Действуй смело, напролом,
И получишь ты признанье,
И введешь невесту в дом.

Сыпь дукаты музыкантам, —
Не идет без скрипок бал, —
Улыбайся разным тантам,
Мысли: черт бы вас побрал.

О князьях толкуй по чину,
Даму также не тревожь;
Не скупись на солонину,
Если ты свинью убьешь.

Коли ты сдружился с чертом,
Чаще в кирку забегай,
Если встретится пастор там,
Пригласи его на чай.

Коль тебя кусают блохи,
Почешись и не скрывай;
Коль твои ботинки плохи, —
Ну, так туфли надевай.

Если суп твой будет гадость,
То не будь с супругой груб,
Но скажи с улыбкой: «Радость,
Как прекрасен этот суп!»

Коль жена твоя по шали
Затоскует — две купи,
Накупи шелков, вуалей,
Медальонов нацепи.

Ты совет исполни честно
И узнаешь, друг ты мой,
В небе царствие небесно,
На земле вкусишь покой.

Бодро шествует вперед
В чинных парах дом сирот;
Сюртучки на всех атласны,
Ручки пухлы, щечки красны,
О, прелестные сиротки!

Все растрогано вокруг,
Рвутся к кружке сотни рук,
В знак отцовского вниманья
Льются щедрые даянья,
О, прелестные сиротки!

Дамы чувствами горят,
Деток чмокают подряд,
Глазки, щечки милых крошек,
Сахарный дарят горошек.
О, прелестные сиротки!

Шмулик, чуть стыдясь, кладет
Талер в кружку для сирот
И спешит с мешком бодрее,
Сердце доброе в еврее.
О, прелестные сиротки!

Бюргер, вынув золотой,
Воздевает, как святой,
Очи к небу, — шаг нелишний, —
На него ль глядит всевышний?
О, прелестные сиротки!

Нынче праздничный денек:
Плотник, бондарь, хлебопек,
Слуги — все хлебнули с лишком, —
Пей во здравие детишкам!
О, прелестные сиротки!

Горожан святой оплот —
Вслед Гаммония идет:
Гордо зыблется громада
Колоссальнейшего зада.
О, прелестные сиротки!

В поле движется народ —
К павильону у ворот;
Там оркестр, флажки вдоль зала,
Там нажрутся до отвала
Все прелестные сиротки.

За столом они сидят,
Кашку сладкую едят,
Фрукты, кексы, торты, пышки,
Зубками хрустят, как мышки, —
О, прелестные сиротки!

К сожаленью, за окном
Есть другой сиротский дом,
Где живется крайне гнусно,
Где свой век проводят грустно
Миллионы, как сиротки!

В платьях там единства нет,
Лишь для избранных — обед,
И попарно там не ходят.
Скорбно в одиночку бродят
Миллионы, как сиротки.