Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Надо жить! Вот они, роковые слова!
Вот она, роковая задача!
Кто над ней не трудился, тоскуя и плача,
Чья над ней не ломилась от дум голова?

Как долго длился день!.. Как долго я не мог
Уйти от глаз толпы в мой угол одинокий,
Чтоб пошлый суд глупцов насмешкою жестокой
Ни, горьких дум моих, ни слез не подстерег…
И вот я наконец один с моей тоской:
Спешите ж, коршуны, – бороться я не стану, –
Слетайтесь хищною и жадною толпой
Терзать моей души зияющую рану!..
Пусть из груди порой невольно рвется крик,
Пусть от тяжелых мук порой я задыхаюсь, –
Как новый Прометей, к страданьям я привык.
Как новый мученик, я ими упиваюсь!..
Они мне не дадут смириться пред судьбой,
Они от сна мой ум ревниво охраняют
И над довольною и сытою толпой,
Как взмах могучих крыл, меня приподымают!..

То было шествие народов и племен:
Гремела сталь мечей, стучали барабаны,
Вихрь, налетая, рвал лоскутья от знамен,
И ночь, глухая ночь, на путь со всех сторон
Сдвигала душный мрак, миазмы и туманы…
Стоустый вопль не молк над пестрою толпой.
Но люди шли и шли, враждуя и страдая,
Огнистым заревом, кровавою рекой
И трупами бойцов свой путь обозначая.
Тут в сердце их толпы врывалася война,
Там чахлая нужда, язвя, торжествовала,
А здесь, таинственна, незрима и мрачна,
Мильоны бледных жертв зараза похищала.
Смерть побеждала жизнь, жизнь нарождалась вновь,
И рядом с мрачными картинами мучений
Дарила поцелуй стыдливая любовь,
Звенели стройные созвучья песнопений,
И длилось шествие…

                    Далеко пред толпой,
Светя на путь ее дрожащими огнями,
Шли сильные умом и чуткие душой,
Шли тяжко, медленно, неверными шагами…
Немного было их… Ни суетный напев,
Ни беззаботный смех средь них не раздавался;
Вихрь разбивал о них свой первый мощный гнев
И дальше над толпой уж ослабелый мчался…
Суровой думы след на лицах их лежал,
Суровой грусти след, глубоко-человечной;
И шли они туда, где вдалеке сиял,
Сиял и звал вперед какой-то отблеск млечный…
То был неясный свет загадочного дня…
И длилось шествие…

                    Чу! гул толпы народной!
Взгляни: они идут, они зовут меня,
Зовут меня к себе, к семье своей свободной!
Как ясны взгляды их, как поступь их смела,
Как безбоязненны их речи и сужденья!
Здесь, во главе толпы, светлей и реже мгла,
И реже слышен крик печали и мученья!
Порадуйся за них и молви им вослед:
«Благословен ваш путь, счастливые народы,
Вас озарил уже познанья кроткий свет,
Для вас настал рассвет божественной свободы!»
Они прошли… И вот, сгибаясь под ярмом,
Идет еще толпа… Слова негодованья –
Зерно грядущих гроз, – как отдаленный гром,
Слышны уже над ней сквозь звуки ликованья…
Вулкан готовится извергнуть на врагов
Свой гнев, накопленный позорными веками,
И скоро цепь спадет с воскреснувших рабов…
Но сколько будет слез, и крови, и крестов,
И сколько жертв падет безвинно с палачами!
Еще толпа!.. Но здесь не слышно даже слов:
Здесь сон, тяжелый сон… Не многие дерзают
Тайком роптать на гнет мучительных оков
И, падая в борьбе, безмолвно погибают…

Лицом к лицу, при свете дня
С врагом на бой сойтись отважный –
О, это б тешило меня!
Но биться с клеветой продажной,
Язвящей тайно, за углом, –
Не знаю хуже я мучений.
Так под оптическим стеклом
Ты в капле влаги мир творений
Увидишь – и не знаешь ты,
Что яд их, чуть заметный глазу,
Отраву вносит и заразу
В твой хлеб, под кровом темноты…

Не хотел он идти, затерявшись в толпе,
Без лишений и жертв, по избитой тропе.
С детских лет он почувствовал в сердце своем,
Что на свет он родился могучим орлом.
«День за днем бесполезно и слепо влачить,
Жить, как все, – говорил он, – уж лучше не жить!..
Пусть же рано паду я, подломлен грозой,
Но навеки оставлю я след за собой.
Над людьми и землей, как стрела, я взовьюсь,
Как вином, я простором и светом упьюсь,
И вдали я обещанный рай разгляжу
И дорогу к блаженству толпе укажу!..»

Чего тебе нужно, тихая ночь?
Зачем ты в открытые окна глядишь
И веешь теплом, и из комнаты прочь
   Под звездное небо манишь?

Нет времени мне любоваться тобой!
Ты видишь, – я занят заветным трудом.
Я песню слагаю о скорби людской
      И страданьи людском…

На полдень от нашего скудного края,
   Под небом цветущей страны,
Где в желтые скалы стучит, не смолкая,
   Прибой средиземной волны,
Где лес апельсинов изломы и склоны
   Зубчатых холмов осенил
И Ницца на солнце купает балконы
   Своих беломраморных вилл, –
Есть хмурый утес: словно чуткая стая
   На отдых слетевшихся птиц,
Белеет на нем, в цветниках утопая,
   Семья молчаливых гробниц.

Едва на востоке заря просияет
   За синею цепью холмов,
Туда она первый свой отблеск роняет –
   На мрамор могильных крестов.
А ночью там дремлют туманы и тучи
   Волнами клубящейся мглы,
Как флером, окутав изрытые кручи
   Косматой и мрачной скалы.
И видно оттуда, как даль горизонта
   Сливается с зыбью морской
И как серебрится на Альпах Пьемонта
   В лазури покров снеговой.
И город оттуда видать: под ногами
   Он весь, как игрушка, лежит,
Теснится к волнам, зеленеет садами,
   И дышит, и жизнью кипит!..

Шумна многолюдная Ницца зимою:
   Движенья и блеска полна,
Вдоль стройных бульваров нарядной толпою
   За полночь пестреет она;
Гремят экипажи, снуют пешеходы,
   Звенят мандолины певцов,
Взметают фонтаны жемчужные воды
   В таинственном мраке садов.
И только скалистый утес, наклоненный
   Над буйным прибоем волны,
Как сказочный витязь, стоит, погруженный
   В свои одинокие сны…
Стоит он – и мрачные тени бросает
   На радостно-светлый залив,
И знойный мистраль шелестит и вздыхает
   В листве ее пышных олив.

Пришлец, северянин, – еще с колыбели
   Привыкнув в отчизне моей
К тоскливым напевам декабрьской метели
   И шуму осенних дождей, –
На роскошь изнеженной южной природы
   Глядел я с холодной тоской,
И город богатства, тщеславья и моды
   Казался мне душной тюрьмой…
Но был уголок в нем, где я забывался:
   Бессильно смолкая у ног,
Докучливым шумом туда не врывался
   Веселья и жизни поток.
То был уголок на утесе угрюмом:
   Под сень его мирных могил
Я часто, отдавшись излюбленным думам,
   От праздной толпы уходил.

Среди саркофагов и урн погребальных,
   Среди обветшалых крестов
И мраморных женщин, красиво-печальных
   В оградах своих цветников, –
Там ждал меня кто-то, как я, одинокий.
   Как я, на чужих берегах
Страдальческий образ отчизны далекой
   Хранивший в заветных мечтах.
Отлитый из меди, тяжелой пятою
   На мраморный цоколь ступив,
Как будто живой он вставал предо мною
   Под темным наметом олив.
В чертах – величавая грусть вдохновенья,
   Раздумье во взоре немом,
И руки на медной груди без движенья
   Прижаты широким крестом…

Так вот где, боец, утомленный борьбою,
   Последний приют ты нашел!
Сюда не нагрянет жестокой грозою
   Терзавший тебя произвол.
Из скорбной отчизны к тебе не домчится
   Бряцанье позорных цепей.
Скажи ж мне: легко и спокойно ли спится
   Тебе меж свободных людей?
Тебя я узнал. Ты в минувшие годы
   Так долго, так гордо страдал!
Как колокол правды, добра и свободы,
   С чужбины твой голос звучал.
Он совесть будил в нас, он звал на работу,
   Он звал нас сплотиться тесней,
И был ненавистен насилью и гнету
   Язык твоих смелых речей!..