Алексей Цветков - Имена любви

а если я пел тирану как пленный дрозд
в тропическом сне где придворные фрукты зрели
пускай мне покажут землю где выбор прост
я пожил и в курсе какие возможны звери
даритель огня и вращатель тугих турбин
столь многое спас потому что многих убил
в долгу так давай теперь истребит тетради
не скажет неаполь ни мантуя где легли
над нами лимонные корки или плевки
в голодную глину мы и наши тираны

я верил что город вечен а он мираж
но что остается в грубых руинах раем
уже неизбежно коль вышел такой menage
a deux что на все века серебриться рядом
стремительный воздух в горло вогнал глоток
в наветренном времени прерван тот кровоток
кто в пепельных розах у ростр водружен на козлы
ни царских разъять ни себе царедворских уст
угрюм у дороги в порожних глазницах бюст
а в недрах берцовые накрест допели кости

напрасно брундизий мой греческий обморок зря
так смерть обессилит что скоро ни встать ни делать
под перечень плача кого заносил в друзья
триоль элевсина и все с геликона девять
у черной царицы сезонные циклы лиц
здесь цезарь узнает месяц он или принц
молчанье течет из гортани чья ночь в печали
но девять прощайте а прелести нежных трех
куда тебе данте и будь ты хоть герман брох
пора в колдуны и луча не затмить свечами

прими перевозчик латунный обол с языка
хоть выколи тьма но булавочный глаз диода
двоится внизу или лопасть костра высока
я сам раздувал где пылает с тех пор дидона
простимся на пристани здесь присягнем сестре
вся пряжа речей обрывается в этом костре
порожняя тара в обмен на сердца и рассудки
безглазые ляжем в стеклянную пыль и траву
отныне и мне и ему остальную страну
черед населять бесконечные сутки

таки недолго думал и солгал
дизайнер динозавров и моркови
а где же был он бля когда сигнал
с ньюфаундленда посылал маркони

молчал чингиз всей квантовой орды
сверхструн настройщик обойденный слухом
но обоняет ладана огни
за что бабло отслюнивает слугам

раз он молчит и я в ответ смолчу
не керосин же требовать к пожару
кто сочинил нам сопли и мочу
заслуживает отпуска пожалуй

хотя чингиз там впрочем ни при чем
мир сирота но в дамках обезьяна
стучи маркони чертовым ключом
подальше шли сигнал и адресата

пусть короток сеанс и черно-бел
но у распахнутых в забвенье ставен
как счастлив вечерами человек
что он при бабе и богооставлен

еще стакан и кажется споем
в такт вечным ножницам и веретенам
как люди мы на острове своем
счастливо найденном и обретенном

колонна надвое где пополам умора
недобегущий вмиг к ларьку или в метро
лучком увенчанный весь в черточках укропа
добыча вечеру а на просвет никто

но если обо мне как собралось казаться
чуть судорожней риск с пол-зрения назад
сквозь перстень пустоты ах небо в ней глазасто
всей радугой туда жаль облака слезят

на лопасть вечности не в фазе неотложка
зато не мешкает стремительной стопой
тень учредителя чье солнышко окошко
но не в который свет так верили с тобой

печально что пора куда котят топили
причина той воды кому она горька
что редко и не всем дано побыть такими
как тополь где метро и зритель у ларька

за пригоршню шмелей и суслика на стреме
все глупости снести и снова быть вчера
ведь жалко остывать в железной катастрофе
совсем не хочется но очередь пришла

вот возраст когда постигаешь дрожа
безжалостной жестью примера
что раз красота никому не должна
спасают неправда и вера

пусть птичкой помечено время с тобой
с кем речь приручали теснимы толпой
в земных казематах казенных
поднимется пламя из недр и трясин
но имя которое в сердце носил
отсутствует в списке спасенных

поднимется голос но тверже молва
любого любителя петь из горла
полезней молчать и молиться
в кривой перспективе не вечно равны
текущие в город шеренги травы
и рим провожающий китса

ура с коромыслом к реке на ветру
чуть птичка в графе то и коршун вверху
потрепанный блок над непрядвой
какие там кони и скифы в пизду
гранитные бабы пешком по песку
вся смерть получилась неправдой

так тяжко намолены эти места
скорее бы стала планета пуста
своим барсукам и косулям
ни эха в горах от позорных острот
лишь мраморных граций безрукий фокстрот
над греческим битым сосудом

немного осталось вот это и есть
зеленая бронза гремучая жесть
в огне монитор как бумага
короткий пробег без обмана

помнишь цинтия перно на петровке
где грустили мы ладонями к небу
но пропали с той поры как микробы
о микробах долгой памяти нету

собирались в трускавец или байи
бурным морем до тартесса и дальше
получилось только в лес за грибами
ночевали на малаховской даче

или в тушине ждала где привыкли
ревновала к молодым поэтессам
это желуди морские прилипли
к днищу сердца за последним тартессом

без тебя тут наши вышли в светила
за квадригой на подушке медали
встретил меммия в мундире эдила
в старину-то он не ладил с ментами

редко локоны впотьмах или губы
душный воздух навевает под старость
вечерами я ловлю тебя в гугле
в википедии найду что осталось

навещу лишь в годовщину наверно
за померием безлюдно и тесно
ни перно тебе сюда ни фалерна
так квадратно твое цинтия место

вот и вещи раздаю скоро следом
будем буквами вдвоем и листами
где горели на ветру быстрым светом
и могли бы жить всегда но не стали

кто родился в день сурка
брюки вешает на стул
просыпается с утра
не умнее чем уснул

доля времени мала
воле короток лимит
ей судьба из-за угла
барабанами гремит

жизнь короткий ураган
буря в блюдечке чернил
то ли ницше угадал
то ли шекли сочинил

долго мебиус потел
очень мучился со мной
но не вышло как хотел
время выпрямить струной

спят медведи и ежи
кот немотствует баюн
спой бетховен удружи
про дорогу и баул

год не движется к весне
сутки в ходиках совой
мой грызун грызет везде
мой сурок всегда со мной

шумно дышит кинокадр
что-то быстро вроде гагр
там секвойи да изюбри стол с закуской на косе
это город санта-крус
ты анголец я индус
переводчица красотка с португальского на все

наша участь высока
но с дефектом языка
здесь пробел мироустройства дряхлой памяти упрек
там в застолье ты была
так причудливо мила
так печально знать отсюда
переводчица умрет

липко в воздухе мозги
раз без зрения ни зги
пополам кентавром время брюхо млечное вперед
под секвойями в пыли
оставайся и бубни
только небо лопнет только переводчица умрет

слизень в шелковом хитоне
речь слюна за ним на склоне
мало жизни до получки
выпростав худые ручки
переводчица умрет

был долгий дом напев простой луны
свечной нагар за столько лет печали
в потемках губы гнева и любви
так сбивчиво и быстро обещали

зачем один он был никто из нас
одолженная память просто милость
так воздух восставал так ветер гас
а жить на свете все не приходилось

родившись раз я поступлю как все
кто целовал и дождь с картинки вытер
пусть это будет девушка в косе
из паспорта который ты не видел

последний раз заночевать в плену
влюбиться блин вздымая ртуть под сорок
хоть кажется кто эти мы ему
который нам не возникая дорог

ты знаешь я пойду теперь сгорю
я собственно и раньше жил негласно
тогда возьми и где-нибудь в саду
так пристально под сливами так ясно