Всеволод Князев - «И БЛИЗКИ СМЕРТНЫЕ ЧЕРТЫ…»: ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…
Я иду, и на дожде мои никто не заметит слезы…
Иду, никого не видя, никому не отдавая честь,
А на груди, ах, на груди у меня две алые, алые розы!..

Ее милые руки я вчера целовал в последний раз,
И она дала мне розы и нежно поцеловала…
«Я не могу не думать… и не желать Вас»…
Бедное сердце, что же ты биться перестало?..

Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы
И говорить в них о вуалях, говорить о стрелах,
И о том, что сердце изнывает от любовной истомы…
«Ах, если бы коснуться рук белых!..»

Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, –
Все слова и желания где-то бесконечно далеко…
Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю,
Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..

Ах, не зови меня, любимец Аполлона,
Будить напрасной лиры звон.
Меня уж не пленит любовная Верона
И ранней розы небосклон.

И где, где мне найти созвучья и напевы,
Созвучные струнам твоим,
Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девы
Сказали: «им двоим, двоим»…

Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся,
Приливом сменится отлив»…
Нет, не зови меня… но пой и улыбайся
В венке из лавров и олив.

Вернулся из церкви… Три письма на столе лежат.
Ах, одно от нее, от нее, от моей чудесной!..
Целую его, целую… Все равно — рай в нем или ад!..
Ад?.. но разве может быть ад из рук ее — небесной…

Я открыл. Читаю… Сердце, биться перестань!
Разве ты не знаешь, что она меня разлюбила!..
О, не все ли равно!.. Злая, милая, рань,
Рань мое сердце, — оно все влюблено, как было…

Недаром зеркало сегодня разбилось,
Недаром в церкви панихиду служили,
Часы в комнате соседней не били,
И во сне все что-то в пропасть с горы валилось.

Все предсказания верны, все недаром.
И письмо… оно в желтом недаром конверте…
Что мне теперь! Буду ль клоуном, монахом, гусаром, —
Не все ли равно! Буду близиться к радостной смерти.

Прости, я докучаю
Во мгле с своей тоской.
Ах, буря близко, знаю…
Но дом так светел твой!

В одном плаще, – я беден…
Но ты, там за чертой
Не бойся! Пусть я бледен,
Но дом так светел твой!

Молчу… Желанья – где вы?
Смотри, пал пред тобой!
Пропел я все напевы…
Но дом так светел твой!

Выхожу из церкви… На бульваре сотни людей,
Офицеры, дамы, девицы с косами.
Мимо гусары проводят своих лошадей,
И гимназисты смотрят с папиросами.

Все толпятся, смеются, кричат.
Смешались котелки с цветами и бантами,
И каждый чему-то глупо рад,
И каждая довольна, что идет с франтами.

А я вернусь домой, зажгу на столе свечу,
Занавескою темной задерну оконце,
И весь вверен далекого неба лучу
Буду петь ее, мое голубое солнце!

Я хотел бы ей выразить бесконечную нежность,
Целовать, как никто никогда не целовал…
Всю влюбленность мою, всю мою мятежность
Передать одним ртом… И он будет, как пурпур, ал!
Станет, как пурпур, целуя ее руки и ноги, –
А я весь буду бледный, я буду умирать…
На нежных арфах будут играть розовые боги, –
Под тихие арфы и мертвым буду любовью пылать…

И нет напевов, нет созвучий,
Созвучных горести моей…
С каких еще лететь мне кручей,
Среди каких тонуть морей!
Сияло солнце, солнце рая,
Два неба милых ее глаз…
И вот она — немая, злая,
И вот она в последний раз!
Любовь прошла — и стали ясны
И близки смертные черты…
Но вечно в верном сердце страстны
Все о тебе одной мечты!

За раскрытую розу — мой первый бокал!
Тайным знаком отмечена роза!
Рай блаженный тому, кто её целовал —
Знаком нежным отмечена роза…

Ах, никто не узнает, какое вино
Льётся с розы на алые губы,
Лишь влюблённый пион опускался на дно,
Только он, непокорный и грубый!

За таинственный знак и улыбчатый рот,
Поцелуйные руки и плечи —
Выпьем первый, любовный бокал в Новый год,
За пионы, за розы — за встречи!..

Я был в стране, где вечно розы
Цветут, как первою весной…
Где небо Сальватора Розы,
Где месяц дымно голубой!

И вот теперь никто не знает
Про ласку на моем лице,
О том, что сердце умирает
В разлуке вверенном кольце.

Вот я лечу к волшебным далям,
И пусть она одна мечта —
Я припадал к её сандалиям,
Я целовал её уста!

Я целовал «врата Дамаска»,
Врата с щитом, увитым в мех,
И пусть теперь надета маска
На мне, счастливейшем из всех!

Нас немного, влюбленных в прекрасное,
Нас — живущих одной красотой, —
Но царим мы все ж силою властною
Над несметною пошлой толпой…

Воскрешая волшебность минувшего,
Воздвигая свет новых огней, —
Мы кадим красоте промелькнувшего
На мгновенье средь бледных теней…

И мелькают, мелькают незримые,
Но для нас вдохновенные сны,
Сны, пурпуровым солнцем палимые
В предрассветности вечной весны!..

Песни влюбленные, песни печальные,
Песни лазурной мечты,
Песни вечерние, песни прощальные,
Тихие песни-цветы

Я отдаю тебе, радость живящая,
Свет моего бытия,
Я отдаю тебе, вечно манящая,
Светлая греза моя!..

Припаду с поцелуями к вестнице
Моей тихой радости вешней, —
Я приду и застыну на лестнице
У далекой, звездной, нездешней…

Я застыну, склонясь над перилами,
Где касалась ее перчатка…
Над словами милыми, милыми
Быть из белого мрамора — сладко…

Вот в новом городе… Все ново…
Привез извозчик без резин
К гостинице, где Казанова
Когда-то жил и Карамзин,

И где кудесник Калиостро
Своих волшебств оставил след.
Идем по лестнице… Так остро
Очарованье давних лет.

Все кресла, зеркала, комоды
И рамы старые картин
Еще хранят восторги оды
И трели милых клавесин.

Свечей тяжелые шандалы
Стоят на шифоньере в ряд,
Как старой гвардии капралы, –
Хоть меркнут, но горят, горят…

А мне в зеленом доломане, –
Что делать мне? Лишь смерти ждать,
И на «Жильблаз де Сантилане» –
Романе, как сейчас гадать?

Гадать: дороги, скорбь, разлуки –
Что ждет меня в потоке дней?..
Но вот коснутся милой руки –
И ярче солнца свет свечей!