Всеволод Князев - «И БЛИЗКИ СМЕРТНЫЕ ЧЕРТЫ…»: ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Правда, забавно: есть макароны
и быть влюбленным, как Данте?
Видеть жакеты и Пальмерстоны,
и быть влюбленным, как Данте?
Громко смеяться, казаться довольным,
носить звенящие шпоры,
Красные галифе и погоны –
и быть влюбленным, как Данте?
Слушать, как спорят о разных квартирах,
как будто мне безразлично
Слушать про печи, про балконы, –
и быть влюбленным, как Данте?
Вовсе не странно, слыша Ваш голос,
смотря на глаза и руки,
Скрыть от других все слезы и стоны, –
и быть влюбленным, как Данте!

Ветер весенний, развеять тебе ли
желания жар?
Сам ты певучий, подобный свирели, –
желания жар.
Алая роза, мгновенная встреча,
без слов поцелуй.
После – томление, дни и недели,
желания жар.
Милые руки в перчатках холодных
коснулись моих.
Слышу, ах, слышу и в скованном теле
желания жар.
О, как люблю я твои только губы,
нежный мой друг,
Ветер (что ветер?) с тобой и мятели –
желания жар.

Я приеду, войду с синим лацканом
В его комнату, полную книг,
Сяду в кресло, быть может, обласканным
А быть может, и нет… В один миг
Всё мне скажут глаза, осененные
Кружевами прошедших минут,
Разлюбившие или влюбленные,
Они мне никогда не солгут.
Не солгут, и покорны и вверены
Обаянью отжившего сна,
Можем снова найти рай потерянный,
Рай при смутном мерцаньи огня.

Что мне минувшие утраты,
Что все сомненья, все печали?
Со мною будешь до утра ты,
И есть счастливей кто едва ли?!

Ночь целую быть близко рядом
И трогать руки, трогать плечи,
И поцелуев сладким ядом
Гасить мешающие свечи.

Луч в драгоценном белом камне,
Темней вокруг, а он алее.
Погаснут свечи… до утра мне
Ты будешь солнцем, нет — светлее.

Налил чай себе – чай мутен…
Налил кофе – нехорош…
Заварил какао Гутен…
Ну так что же, ну так что ж?

Вот проходит мимо дама,
Я гляжу – блистает брошь,
И колье «из Амстердама»…
Ну так что же, ну так что ж?

Вся глазами в меня впилась…
Я ей бросил медный грош…
Завертелась, рассердилась…
Ну и что же, ну и что ж?!

Сколько раз проходил мимо окон,
Где головка и плечи ее,
Сколько раз проходил мимо окон,
Где за кружевом счастье мое!..

Сколько раз видел палевый локон,
Когда ветер им нежно играл,
Сколько раз видел палевый локон,
Сколько раз его видеть желал!..

Сколько раз с безнадежной тоскою
Уходил в одинокий мой сад,
Сколько раз с безнадежной тоскою
Я встречал безнадежный закат!..

А сегодня прелестной рукою,
Словно в сказке ожившего сна,
А сегодня прелестной рукою
Ярче крови мне роза дана…

Сегодня я пойду по площади
Туда, где царствует вино…
Там откровеннее и проще те,
На ком обычно домино…

Сегодня я печаль безбрежную
Залью вином, – захохочу,
И будет злая ко мне нежною,
И будет все, что захочу!..

Смешаюсь ночью с пьяной чернию,
И в ней, безумный, догорю…
Играй, трубач, зарю вечернюю,
Мою последнюю зарю!..

Мерцанье ламп по темным гобеленам,
В лиловых кружевах узорная постель,
И ты, прекрасная, вверявшая грусть стенам,
Забывшая года и тление недель…
Мы здесь вдвоем с тобой, печальная подруга…
Погаснет этот свет – мы будем все вдвоем…
Не можем мы уйти, и не уйдем из круга,
В котором мы теперь и плачем и поем…
Меня зовут – и ждут, и вьются кони,
Тебя – манят в веселый хоровод…
Пускай зовут!.. Нам не страшны погони…
Целую твой похолодевший рот…

Благодарю за присланные книги…
Милее роз и музыки они…
При них пройдут докучливые дни —
О, как влюбленности, как краткой встречи миги,

Но мне Гафиз и прелести сонета
Не заменят все ж дальности твоей…
Жду, жду конца нас разделивших дней
И в упоении стихов небесных Фета…

Плененный прелестью певучей
Последней сладостной стрелы,
Я говорю тебе: «О, мучай, —
Мне и мучения светлы…»

Я говорю тебе: «В разлуке
Ты будешь также близок мне.
Тобой целованные руки
Сожгу, захочешь, на огне…

Захочешь, и уйду в пустыни,
И буду петь и петь хвалы,
И будет солнцем мне, святыней
Укол божественной стрелы».

Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…
Думаю всё только о Вас, о Вас…
Ах, ужели это правда, что я целовал Ваши ладони,
Что я на Вас смотрел долгий час?..

Записка?.. Нет… Нет, это не Вы писали!
Правда, — ведь Вы далёкая, белая звезда?
Вот я к Вам завтра приеду, — приеду и спрошу:
«Вы ждали?»
И что ж это будет, что будет, если я услышу: «да»!..

Вы — милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле старого клавесина
Белой девушки с желтым цветком!

Нежно поцеловали, закрыв дверцу
(А на шляпе желтое перо)…
И разве не больно, не больно сердцу
Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..

Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!
За то, что светит миру мук, – пронзи его!..

Пусть все вокруг ослеплены, – я не хочу!
Пусть знает, как мой лук упруг… Пронзи его!

Но сердце, – ах, опять, как встарь, – вновь влюблено…
О, мой последний милый друг, – пронзи его!..

Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!
А сердце, – ах, оно разрывалось от муки!..
Знать, что рядом не Вы, не Вы,
Знать, что другие целуют Ваши руки!

Потом… Я не помню… Играли «Лакмэ»,
Кто-то смеялся, что я близок к смерти…
«A mon poete et bien-aime»[2] –
В сотый раз перечитываю на милом конверте…

Твои ручки и глазки в тревоге
Сна любовного я целовал,
И всё время неясный и строгий, —
Кто, не знаю, — меж нами стоял…

Но когда, распалённый, сгорая,
Я к твоей прикоснулся груди,
Я вошёл в двери первого рая,
Позабыв странно-слышное: жди…

Я пришёл с тобой к первому раю
Поцелуйною нежной игрой…
И я знаю, я знаю, я знаю,
Мы, как боги, войдём в рай второй.