Владимир Маяковский - Стихотворения (1926)

Чжан Цзо-лин
                       да У Пей-фу
                                           да Суй да Фуй —
разбирайся,
                   от усилий в мыле!
Натощак
              попробуй
                             расшифруй
путаницу
               раскитаенных фамилий!

Эта жизнь
                отплыла сновиденьем,
здесь же —
                  только звезды
                                         поутру утрут —
дым
       уже
             встает над заведением:
«Китайский труд».
Китаец не рыбка,
не воробей на воротах,
надо
       «шибака»
ему работать.
Что несет их
                     к синькам
                                     и крахмалам,
за 6 тысяч верст
                           сюда
                                   кидает?
Там
      земля плохая?
                              Рису, что ли, мало?
Или
       грязи мало
                         для мытья
                                          в Китае?
Длинен всегда
день труда.
Утюг сюда,
утюг туда.
Тихо здесь,
                   коты
                           лежат и жмурятся.
И любой
              рабочий
                            защищен.
А на родине
                   мукденцы
                                   да маньчжурцы…
Снимут голову —
                            не отрастишь еще.
Тяжело везде,
да не надо домой,
лучше весь день
гладь
         да мой!
У людей
              единственная
                                    фраза на губах,
все одно и то же,
                           явь ли,
                                      или сон:
— В пятницу
                     к двенадцати
                                          пять рубах! —
— В среду
                 к обеду
                             семь кальсон! —
Не лучший труд —
бумажные розы.
Мальчишки орут:
— У-у-у!
              Китаёзы! —
Повернется,
                    взглядом подарив,
от которого
                  зажглось
                                 лицо осеннее…
Я
   хотя
           совсем не мандарин,
а шарахаюсь
                     от их косения.
Знаю,
         что — когда
                            в Китай
                                    придут
                                        октябрьские повторы
и сшибется
                   класс о класс —
он покажет им,
                       народ,
                                 который
косоглаз.

Довольно
               сонной,
                           расслабленной праздности!
Довольно
               козырянья
                               в тысячи рук!
Республика искусства
                                  в смертельной опасности —
в опасности краска,
                               слово,
                                         звук.
Громы
           зажаты
                       у слова в кулаке,—
а слово
            зовется
                         только с тем,
чтоб кланялось
                         событью
                                        слово-лакей,
чтоб слово плелось
                                у статей в хвосте.
Брось дрожать
                        за шкуры скряжьи!
Вперед забегайте,
                             не боясь суда!
Зовите рукой
                     с грядущих кряжей:
«Пролетарий,
                      сюда!»
Полезли
              одиночки
                             из миллионной давки —
такого, мол,
                   другого
                               не увидишь в жисть.
Каждый
             рад
                   подставить бородавки
под увековечливую
                               ахровскую кисть.
Вновь
          своя рубаха
                              ближе к телу?
А в нашей работе
                            то и ново,
что в громаде,
                       класс которую сделал,
не важно
              сделанное
                              Петровым и Ивановым.
Разнообразны
                       души наши.
Для боя — гром,
                           для кровати —
                                                   шепот.
А у нас
            для любви и для боя —
                                                   марши.
Извольте
               под марш
                               к любимой шлепать!
Почему
            теперь
                       про чужое поем,
изъясняемся
                     ариями
                                 Альфреда и Травиаты?
И любви
              придумаем
                                слово свое,
из сердца сделанное,
                                  а не из ваты.
В годы голода,
                        стужи-злюки
разве
         филармонии играли окрест?
Нет,
       свои,
                баррикадные звуки
нашел
           гудков
                      медногорлый оркестр.
Старью
            революцией
                                поставлена точка.
Живите под охраной
                                 музейных оград.
Но мы
          не предадим
                               кустарям-одиночкам
ни лозунг,
                ни сирену,
                                 ни киноаппарат.
Наша
         в коммуну
                         не иссякнет вера.
Во имя коммуны
                           жмись и мнись.
Каждое
            сегодняшнее дело
                                          меряй,
как шаг
            в электрический,
                                    в машинный коммунизм.
Довольно домашней,
                                  кустарной праздности!
Довольно
                изделий ловких рук!
Федерация муз
                         в смертельной опасности —
в опасности слово,
                              краска
                                         и звук.

Дверь. На двери —
                               «Нельзя без доклада».
Под Марксом,
                      в кресло вкресленный,
с высоким окладом,
                                высок и гладок,
сидит
          облеченный ответственный.
На нем
            контрабандный подарок — жилет,
в кармане —
                     ручка на страже,
в другом
               уголочком торчит билет
с длиннющим
                       подчищенным стажем.
Весь день —
                     сплошная работа уму.
На лбу —
                непролазная дума:
кому
        ему
              устроить куму,
кому приспособить ку́ма?
Он всюду
                пристроил
                                 мелкую сошку,
везде
         у него
                   по лазутчику.
Он знает,
               кому подставить ножку
и где
        иметь заручку.
Каждый на месте:
невеста —
в тресте,
кум —
в ГУМ,
брат —
в наркомат.
Все шире периферия родных,
и
  в ведомостичках узких
не вместишь
                     всех сортов наградных —
спецставки,
                   тантьемы,
                                   нагрузки!
Он специалист,
                         но особого рода:
он
    в слове
                мистику стер.
Он понял буквально
                                «братство народов»
как счастье братьев,
                                тёть
                                       и сестер.
Он думает:
                  как сократить ему штаты?
У Кэт
         не глаза, а угли…
А, может быть,
                        место
                                  оставить для Наты?
У Наты формы округлей.
А там
         в приемной —
                                сдержанный гул,
и воздух от дыма спирается.
Ответственный жмет плечьми:
                                                 — Не могу!
Нормально…
                     Дела разбираются!
Зайдите еще
                     через день-другой…—
Но дней не дождаться жданных.
Напрасно
               проситель
                                согнулся дугой.
— Нельзя…
                   Не имеется данных! —
Пока поймет!
                     Обшаркав паркет,
порывшись в своих чемоданах,
проситель
                 кладет на суконце пакет
с листами
                 новейших данных.
Простился.
                  Ладонью пакет заслоня
— взрумянились щеки-пончики, —
со сладострастием,
                                пальцы слюня,
мерзавец
               считает червончики.
А давший
                по учрежденью орет,
от правильной гневности красен:
— Подать резолюцию! —
                                         И в разворот
— во весь! —
                      на бумаге:
                                       «Согласен»!
Ответственный
                         мчит
                                  в какой-то подъезд.
Машину оставил
                           по праву.
Ответственный
                         ужин с любовницей ест,
ответственный
                        хлещет «Абрау».
Любовницу щиплет,
                                весел и хитр.
— Вот это
                 подарочки Сонечке:
Вот это, Сонечка,
                            вам на духи.
Вот это
            вам на кальсончики…—
Такому
            в краже рабочих тыщ
для ширмы октябрьское зарево.
Он к нам пришел,
                            чтоб советскую нищь
на кабаки разбазаривать.
Я
   белому
               руку, пожалуй, дам,
пожму, не побрезгав ею.
Я лишь усмехнусь:
                               — А здорово вам
наши
         намылили шею! —
Укравшему хлеб
                           не потребуешь кар.
Возможно
                простить и убийце.
Быть может, больной,
                                   сумасшедший угар
в душе
            у него
                      клубится.
Но если
             скравший
                             этот вот рубль
ладонью
              ладонь мою тронет,
я, руку помыв,
                       кирпичом ототру
поганую кожу с ладони.
Мы белым
                 едва обломали рога:
хромает
             пока что
                          одна нога,—
для нас,
             полусытых и латочных,
страшней
               и гаже
                         любого врага
взяточник.
Железный лозунг
                             партией дан.
Он нам
            недешево дался!
Долой присосавшихся
                                    к нашим
                                                  рядам
и тех,
         кто к грошам
                              присосался!
Нам строиться надо
                                в гигантский рост,
но эти
          обсели кассы.
Каленым железом
                             выжжет нарост
партия
           и рабочие массы.