Игорь Бойков - Дворовое Евангелие

Что за радость вам, в прошлое веруя,
Бить на новое яро в набат?
Не приставить на рубище ветхое
Из небеленой ткани заплат.
На гнилое поставите платьице
И вас паства подымет на смех —
Лоскуток крепкий тут же отвалится,
Увеличив размеры прорех

Что за радость былинными вехами
Мерить новь на свой старый аршин?
Не вливает никто в мехи ветхие
Молодых недодержанных вин.
Пренебречь виноделья основами
Можно лишь один раз, в первый год.
Заиграв, содержимое новое
Оболочку форм старых прорвёт.

Так зачем же ответ мой вам надобен?
Неужели так трудно понять?
Не к святым я явился, не к праведным,
Только грешных пришел я призвать.
Все они и похожи, и разные,
Но всем хватит им мест у огня,
Чтоб со мной веселиться и праздновать,
А поститься уже без меня.

Как видно, свету белому конец.
Шустришь, словно по половицам веник,
Ну ладно б был учёный иль купец,
Но ты же нищ – ни дела и ни денег.

Тебе отец вскрыл тайны ремесла,
Как чёлн долбить, сруб ставить и гнуть дуги.
Пророкам же, как ты, здесь несть числа —
Их как собак нерезаных в округе.

Из дальних стран они живут окрест
Нас теша сказками о чудном рае.
Но ты такой, как мы, из этих мест.
Как можешь знать ты то, что я не знаю?

Мы для тебя ничтожны и грубы,
Питаемся поганой сладкой ложью.
Вот и строгай труны нам и гробы,
Чтоб нам въезжать достойно в царство Божье.

А Бог? Ну что долдонишь ты о нем?
Тебе ли знать всю святость Его лика?
Я ж помню, как сопливым пацаном,
Ты воровал в моём саду клубнику.

Я помню, как с разбитым носом в кровь,
Бежал в слезах к себе домой по крышам.
Не возражай, дружок, не прекословь,
Иди туда, земляк, откуда вышел.

О, Родина, доколе в тьме и нечисти
Ты будешь гнить в невежества дыму?
Пророк без чести лишь в своем отечестве,
В своём селенье и в своём дому.

Так слушайте того, чьи речи выспренны,
Раз вам любой меня милее плут,
Метать пред вами бисер слов бессмысленно.
Я ухожу туда, где меня ждут.

Здесь в вас, из поколенья в поколение,
Вселялся исподволь безверья бес.
Туда пойду, где жаждут исцеления,
Где ждут моих пророчеств и чудес.

Но скоро к вам придёт мое учение,
Ведь, всё-таки, вы все не так плохи.
Чтоб наступило и для вас спасение,
Я ваши на себя возьму грехи.

О, Родина, не долго в тьме и нечисти
Ты будешь гнить в невежества дыму.
Признается пророк в своем отечестве,
В своём селенье и в своём дому.

Я все-таки, как мать, не так плоха.
Носила девять месяцев под сердцем
Без тайны первородного греха
Твоё растущее во славу мира тельце.

Сейчас мне так же сладко вспоминать,
Как я тогда тебя кормила грудью.
Ты знаешь, сын, – я прежде всего мать,
А богородицей меня назвали люди.

Но ежели за них пришел твой час
Идти на крест, на плаху и на дыбу,
То и не будь ты Богом, я тотчас
Всем сердцем поддержала бы твой выбор.

Оставь меня, препоны не чиня,
Мне нет пути назад в мою обитель.
За то, что отказался от меня,
Прости меня, сынок, прости, я не в обиде.

Попробуй благость прояви,
Познав благую весть.
Все ждут возвышенной любви,
Имея ту, что есть.

Не слышно звуков арф и лир,
Но, отойдя от дел,
Ждут приглашения на пир,
А он уж отгудел.

Грехи замолишь не всегда.
Ждёт с ужасом народ
Прихода страшного суда,
А он уже идёт.

Забьют эмоции чрез край
С рассудком не в ладу
Кто на земле свой строит рай
Окажется в аду

Пройдя путь вод, огня, трубы
Не накопив потай
Тот, кто последним в жизни был
Тому дорога в рай.

Плевать, что по вновь вылезшим ухабам,
В Ерусалим не въехать на осле,
Пьют брагу нынче мужики и бабы.
Сегодня все в селе навеселе.

Уже природа празднует по будням.
Забыты зимних вьюг и визг, и вой.
Весна, ещё чуть тёплая, с полудня
Является дворянкой столбовой.

В пока убогом нищенском убранстве,
Покачивая ветками вербы,
Спешит весна из дальних долгих странствий,
Считая придорожные столбы.

В целительном предчувствии распутства,
Весёлый ветерок припал в тресту.
Природа нагло обнажает чувства,
Да так, что видно даже за версту.

Ты хороша в любом своем наряде,
А впрочем, нам одежда не нужна —
Твоих волос тебя укроют пряди,
Весна моя, пригожая княжна.

Портные прут артелями в отрыв,
Замаливать былые прегрешенья,
И преют недошитые шатры,
Сгнивая по подсобным помещеньям.

В цехах ржавеют ткацкие станки,
А эти недоумки, обалдуи,
Красильщики, ткачи и челноки
Все бросили пришествие – пируют.

Спрос на палатки непомерно вырос —
Первоначальный давит капитал,
А мне ломает перспективный бизнес
Зарвавшийся непуганый нахал.

Они, быть может, будут прощены —
Без перерыва заседают тройки.
Мне ж не дадут повышенной цены
И мне платить придётся неустойку.

Я ересь от Аравии до Тавра
Смету метлой поганой, это факт,
Чтоб только лишь услышав имя Савла,
Сектант мученьям предпочел инфаркт.

Случись, что ересь, чудеса и мистика
Протянутся еще немного дней,
То от устоев нашей веры истинной
На камне не останется камней.

Турусы мы разводим, антимонии,
Но если на себя не взять вины,
Лишит нас права Рим, остатков автономии,
Религии, налогов и страны.

Быку быково, ну а Богу – Богово.
Известно зло новаторских идей.
И попадает к диссидентам в логово,
Что ни минута, – новый иудей.

Но узами семейными окованным,
Резона нет толпой ходить за ним.
Чтоб не терять всех наших верноподданных,
Придется нам пожертвовать одним.

От смертной грусти и тоски
Народ мрёт планомерно.
Ворота жизни так узки,
А смерти – безразмерны.

Нож у того блестит в руке,
Кому ты солнце застишь.
Ворота жизни на замке,
Свои смерть держит настежь.

Из мира грёз войдешь в мир снов,
Лишь допусти промашку.
У жизни на дверях засов,
У смерти – нараспашку.

Вползёт святой, мудрец и мразь,
Избранник и пропащий
В ворота жизни только раз,
В ворота смерти – чаще.

Цела покуда голова,
Резона нет, поверьте,
Ворота жизни миновав,
Искать ворота смерти.

О том речёт благая весть,
Я с ней согласен, то есть
И не искал бы, каб не честь,
Достоинство и совесть.

Что подданных заводит хуже водки,
Что душит правоверных зависть, злость?
Ну что ж, швырну народу кость,
Которая в его застрянет глотке.

Теперь пойдут доносы и наводки,
Любой захочет вбить последний гвоздь.
Ну что ж, швырну народу кость,
Которая в его застрянет глотке.

Им багряницы кожу плеч не тёрли.
На крест всходить – не то что на подмость.
Но всё-таки швырну народу кость,
Которая в его застрянет горле.

Могучий ствол, подпиленный по комлю,
Легко на землю рухнет, словно трость.
Но всё-таки швырну народу кость,
Которая в моём застрянет горле.

Бьют по спине ремни.
Жаль, что за эти дни,
Никто не взял пророка на поруки.
На солнце и в тени
Все требуют: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Я спас бы от резни,
А боле – от грызни,
Послал бы его строить акведуки,
Но если эти пни
Кричат: его распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Поглубже их копни —
Безумные одни.
Привыкли мудрых обрекать на муки.
И вот теперь они
Толпой орут: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Господь, за эти дни
Помилуй, сохрани!
Я взял бы это дело в свои руки,
Но, как ни поверни
Они кричат: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки

Юпитер, Адони
Молчат, все как кремни.
Что истина, не говорят науки.
Ты Клио, не брани
Толпа кричит: распни!
Довольно, ша! Я умываю руки.

Ищейки не найдут мой нынешний приют.
Пусть бесятся и злоба и тоска.
Я сделал ход конём, свалил на пять минут,
Погреться у чужого костерка.

Теперь пусть в дверь стучат, пусть телефоны рвут,
Проблемы наводя из пустяка.
Довольно! Я сбежал, ушел на пять минут.
Я греюсь у чужого костерка.

Друзья мне не простят, враги не так поймут,
Но совесть на душе моей легка,
Ведь я полжизни шёл на эти пять минут
Погреться у чужого костерка.

Шалят здесь, и поют, и даже водку пьют,
Здесь всё, что потерял я на века,
Так просто отыскать всего за пять минут
У этого чужого костерка.

Когда же Бог иль чёрт безносую пришлют
За мной вниз, в ад, иль вверх, на облака,
Её я упрошу пустить на пять минут
Погреться у чужого костерка.