Эмиль Вейцман - Жестокий романс (сборник)
Летающие тарелки
(фантастический рассказ-поэма)
1. Вступление. Вопрошание идола, олицетворяющего собою 20-ый век
О Век, в котором жить нам суждено,
Бороться и страдать нам суждено!
Ты так велик и так бесчеловечен.
Ты в космос «прорубить сумел окно»,
Но как ты истязал нас, как калечил!
Ты пьёшь из чаш бесчисленных арен,
Людские страсти пьёшь из чаш арен.
Мильоны этих чаш до дна ты дóпил –
Сражайся гладиатором, спортсмен!
Глотай тайком успеха ради допинг!
О Век, в котором стольким суждено,
О нашей подлой жизни суждено,
Вопросы задавать тебе до гроба.
О Век рекламы, гангстеров, кино,
Ты сфинксом возлежишь на небоскрёбах!
А если ты, о Век, предвестник туч,
Обещанных Пророком грозных туч,
Рождённых в землях мулл и муэдзинов?
Сорвёшь ли, Век, с кувшина ты сургуч,
Заклятье сняв со своры злобных джиннов?
Но если ты и век, что нам пошлёт,
Пришельцев нам неведомых пошлёт
Из мира, обозначенного Иксом?
«Век-волкодав»! Отвéть,
зачем твой рот
Кривится мне в ответ в улыбке сфинкса?!
2. Летающая тарелка в небе Москвы. Лубок
В этот час над древней столицей
Великой Руси единой
На высоте километров тридцать
Ползла какая-то чертовщина.
Ползла над домишками, да над лачужками,
Да над зданьями над модерновыми,
На фоне которых игрушками
Церкви «старыя» стоят что «новыя».
А на Тверской-Ямской, да на Питерской,
Да на прочих улицах и «прошпектах»
Возле булочных и кондитерских,
У хозяйственных и электро,
Возле ГУМа да возле ЦУМа,
Порастративши свои рублики,
Рты раскрыв,
изумляясь,
угрюмо
На знаменье глазели из публики.
И крестились порой между враками
Бабки-Фёклы да Бабки-Мавры.
Молодые же –
больше калякали
Про пришельцев с «Альфы-Центавры».
Были, впрочем, также и скептики –
Потрясали своей «ерудицией»
И с позиции диалектики
Обзывали знаменье фикцией…
А оно, не смущаясь нисколечко
Популярности столь широченной,
Потихонечку, полегонечку
Обратно в просторы вселенной
Уползло себе – неровён вдруг час
Осерчают всерьёз ракетчики…
Ну, друзья мои, вот и кончен сказ;
Согласован он мною полностью с ТАСС.
Где ж вы, други мои, газетчики?!
3. Квазиастрологическая
Я этот совет многозвёздным назвал бы –
Так много у каждого было тут звёзд.
Одни загорались под взрывы и залпы;
Другие – зажёг занимаемый пост.
И вот эти звёзды собрались в созвездия,
Пророчески глядя с грудей и погон.
Что звёзды сулили?
Кому-то возмездие?
Прочный мир?
Процветание?
Армагеддон?
Вот, о чём говорили той ночью «светила»:
Должны мы признаться, прежде всего,
Что явилась на Землю какая-то сила,
Непонятная людям, как колдовство.
Явилась, и вскоре со страхом увидели,
Что её под контроль ничто не берёт,
Ничто из того, чем обычно правители,
Так сказать, «контролировать» могут народ.
Перед ней все военные средства пасуют,
О таких «пустячках» что уж там говорить,
Как зенитки-старушки, если впустую
По неведомой силе ракетами бить.
И поди догадайся, чем дышит она там.
Тут не сможет помочь никакой соглядатай –
Его не пошлёшь на таинственный борт –
Наверно, тут был бы бессилен сам чёрт!
Но недаром мы звёзды: у нас на примете
Имеется некто Волынский Наум,
Всемирно известнейший кибернетик,
Двадцатишестилетний доктор наук.
Похоже, что этот младенец-профессор
К проблемам мастак подбирать ключи.
Он с тайны, возможно, сорвёт завесу,
От нас все условия получив.
Живёт он в Москве, на шоссе Ленинградском;
Сейчас мы отправим к нему «звезду».
И трое «волхвов-чародеев» в штатском,
К нему мы приставим, точно к Христу.
4. Неоновый вечер, или гимн «безумникам»
«Достаточно ли эта теория безумна, чтобы быть верной?»
Нильс БорПо весенним бульварам в неоновый час,
В час, когда затихает столица,
Он шагал не спеша,
про себя бормоча,
Гимн крамольный учёным-провидцам.
«Я гимн вам пою английским, французским,
Я гимн вам пою еврейским и русским,
И прочим, и прочим безумникам…».
Рекламы продуктов, пива, вина
Загорались… горели… гасли…
А с неба рекламно светила луна,
Катясь, словно сыр в масле.
«…Так часто нескромных, упёртых и вздорных,
Так часто, как сам Люцифер, непокорных,
Я вас прославляю, безумники…».
Волынского злил предночной этот зов
Проституток-реклам, но едва ли
Сильней, чем наряд «чародеев-волхвов»,
Что приглядом его донимали.
«…Вы гонимо-необходи́мы,
Вы ранимы и вы нелюбимы
И народом, и властью, безумники…».
От кого же Волынского эти волхвы
Охраняли столь откровенно?
От чего?… От его же шальной головы?
От захвата пришельцами? Плена?
«…И за вами ведут непрерывную слежку,
Чтоб едва, что не так, с наказаньем не мешкать –
Так боятся вас власти, безумники!..».
Волынского злило, что «полный вперёд»
Не давала проблема чёртова,
Что навстречу ему попадался народ
С какими-то лицами стёртыми.
«…Но вас ненавидят и скопища серостей,
У которых ни нá грош таланта и смелости,
Но которых мильоны, безумники!..».
Окна домов, погружались во тьму,
Зажигались… Казалось бы, вроде
Перфокарт были стены, сигналя ему:
«Завершаем, ответ на подходе!».
«…Вопреки красноречию меринов сивых
Будут в ваших руках, не в руках примитивов,
Судьбы нашей планеты, безумники!».
5. Она и он
(драматический фрагмент)
Он – Наум Волынский, доктор физико-математических наук.
Она – Ирина К., girl friend Волынского.
Она
Ты отрешённый какой-то, Наум!
В тебе…как-то всё стало немо.
И тёмным предчувствием скован мой ум…
Он
Я болен… решённой проблемой…
Она
Немедленно в отпуск! На месяц, на два.
Давай отдохнём на Кавказе,
И пусть эти три неотлучных «волхва»
За нами повсюду полазят.
Вот только не даст нам треклятый конвой
Забыть о «летающих блюдцах»,
Что ночью и днём над планетой-Землёй,
Точно над молнией шаровой,
Нечистью адской вьются.
Он
Проблема поставлена и решена,
Но только всего на минуты
Забыть о себе позволяет она,
Снимает с меня свои путы.
Как над падалью гриф,
Со вчерашнего дня
Надо мною круги она чертит.
О круженье зловещее!
Для меня
Каждый круг, как «Помни о смерти»!
Она (шутливо)
Ох эти гении! Ну и народ –
Каждый слегка шизофреник!
Ну хватит нытья, готовься в поход.
Ты – мой «кавказский пленник».
Он (глухо)
Сотни мильонов лет назад…
Наяву мне те годы снятся…
Оазисы рая, вкраплённые в ад –
Это формула жизни вкратце…
Это они! Понимаешь, они,
Существа всесильные эти,
Разбросали в те далёкие дни
Её семена на планете…
И жизнь началась…
Она (с иронией)
Под Дианой-Луной.
Ох эта жизнь окаянная!
Баюкал её океан молодой,
Под пение древневулканное.
Серой прокуренные басы
Рычали не слишком тихо.
Баюканьем «нежным» по горло сыт,
Ребёночек вырос психом.
А создатели наши с библейских времён
Платят Всевышнему ренту,
За то, что планета, считай полигон,
Дана им для эксперимента.
Он (глухо)
В иронии этой есть истины соль,
И она разъедает мне разум.
У нас на Земле их тотальный контроль,
И не было сбоя ни разу.
С каких-то надёжно запрятанных баз
Существа с планеты «Алгола»
Уже тысячи лет насылают на нас
Эпидемии, войны, голод…
Мне случай открытием выстрелил в мозг –
В науке такое не редко.
И сорван с меня гениальности лоск –
Я только марионетка.
Я был предназначен вещать языком
Существ, породивших живое.
Но, к счастью, им тоже просчёт знаком,
Их система на грани сбоя.
Ведь стоило им не заметить на миг
Повреждений в защитном поле,
Как хакерный вирус в систему проник,
В программах стерев все пароли.
Она
Но как получил ты к святая святых,
К их связи космической доступ?
Он
У всех есть враги, а у разных крутых
Всегда ненавистников вдосталь.
Она
Какой у космической драмы исход?
Он
Он мутен, но, может статься,
Закончится всё на Земле через год.
Она