Самуил Маршак (пер.) - Английская поэзия

Двенадцать месяцев в году,
Считай иль не считай.
Но самый  радостный  в году
Веселый  месяц май.

Вот едет,  едет  Робин  Гуд
По травам,  по лугам
И  видит старую вдову
При  въезде  в  Ноттингам.

—  Что  слышно,  хозяйка,  у  вас  в  городке?  —
Старуху  спросил  Робин  Гуд.
—  Я  слышала,  трое моих сыновей
Пред казнью священника ждут.

—  Скажи  мне,  за что осудил  их шериф?
За что,  за  какую  вину:
Сожгли  они  церковь,  убили  попа,
У мужа отбили  жену?

—  Нет,  сударь,  они  не  виновны  ни  в  чем,
—  За что же  карает их суд?
— За то,  что  они  королевскую лань
Убили  с  тобой,  Робин  Гуд.

— Я  помню тебя и твоих сыновей.
Давно я  пред ними  в долгу.
Клянусь  головою,  —  сказал  Робин  Гуд,  —
Тебе я в беде помогу!

Вот едет,  едет Робин  Гуд
Дорогой  в  Ноттингам
И  видит:  старый  пилигрим
Плетется по холмам.

—  Что слышно  на  свете,  седой  пилигрим?  —
Спросил  старика  Робин  Гуд.
—  Трех братьев у нас  в  Ноттингамской тюрьме
На смерть в эту ночь поведут.

—  Надень-ка  одежду  мою,  пилигрим.
Отдай-ка свое  мне тряпье,
А вот тебе сорок монет серебром  —
И  пей  за здоровье мое!

—  Богат твой  наряд, — отвечал  пилигрим,  —
Моя одежонка худа.
Над старым в беде и  над нищим  в нужде
Не  смейся,  сынок,  никогда.

—  Бери,  старичок,  мой  богатый  наряд.
Давай  мне одежду свою,
И двадцать тяжелых монет золотых
Тебе я  в  придачу даю!

Колпак пилигрима надел  Робин  Гуд,
Не  зная,  где  зад,  где  перед.
—  Клянусь  головой,  он  слетит с  головы,
Чуть дело до дела дойдет!

Штаны  пилигрима  надел  Робин  Гуд.
Хорошие были штаны:
Прорехи  в  коленях,  прорехи  с  боков,
Заплата  пониже  спины.

Надел  Робин  Гуд башмаки  старика
И молвил:  —  Иных узнают
По  платью,  а этого  можно узнать,
Увидев,  во  что он  обут!

Надел  он  дырявый,  заплатанный  плащ,
И только осталось ему
Клюкой подпереться да взять на плечо
Набитую хлебом суму.

Идет,  хромая,  Робин  Гуд
Дорогой  в  Ноттингам,
И первым  встретился ему
Шериф  надменный  сам.

-   Спаси  и  помилуй,  — сказал  Робин  Гуд.  —
На  старости  впал я в  нужду.
И если ты честно заплатишь за труд,
К тебе в палачи я  пойду!

-   Штаны  и  кафтан ты  получишь,  старик,
Две  пинты  вина  и  харчи.
Да пенсов тринадцать деньгами я дам
За то,  что  пойдешь в  палачи!

Но  вдруг повернулся  кругом  Робин  Гуд
И  с камня  на камень  — скок.
-   Клянусь  головою,  — воскликнул  шериф,
Ты бодрый  еще старичок!

—  Я  не  был,  шериф,  никогда  палачом,
Ни  разу не  мылил  петлю.
И будь я  в аду,  коль на службу пойду
К тебе,  к твоему королю!

Не  так уж я  беден,  почтенный  шериф.
Взгляни-ка на  этот мешок:
Тут хлеба краюшка,  баранья  нога
И  маленький  звонкий  рожок.

Рожок подарил  мне мой друг Робин  Гуд.
Сейчас  от него я  иду.
И если рожок приложу я к губам,
Тебе протрубит он беду.

—  Труби,  —  засмеялся  надменный  шериф,
Пугай  воробьев и  синиц.
Труби  сколько хочешь,  покуда глаза
Не  вылезут вон  из глазниц!

Протяжно  в рожок затрубил  Робин  Гуд,
И  гулом  ответил простор.
И видит шериф:  полтораста коней
С окрестных спускаются гор.

И  снова в рожок затрубил  Робин  Гуд,
Лицом повернувшись к лугам,
И видит шериф:  шестьдесят молодцов
Несутся верхом  в  Ноттингам.

— Что  это за люди?  — воскликнул  шериф.
— Мои! — отвечал  Робин  Гуд.  —
К тебе  они  в гости явились,  шериф,
И даром домой  не уйдут.

В ту ночь отворились ворота тюрьмы,
На волю троих отпустив,
И вместо охотников трех молодых
Повешен  один  был  шериф

Три девушки  шили  в саду над водой,
Дженнифер,  Джентль  и  Розмари.
К ним рыцарь  приехал гостить молодой,
А в роще поют соловьи до зари.

Одна усадила его у огня,  —
Дженнифер,  Джентль  и  Розмари,  —
Другая овсом накормила коня.
А в роще  поют соловьи до зари.

Постель приготовила третья сестра,  —
Дженнифер,  Джентль  и  Розмари,  —
И  сна  пожелала ему до утра.
А в роще поют соловьи до зари.

Но девушкам  рыцарь сказал  перед сном:
— Дженнифер, Джентль и  Розмари,
Загадки  мои разгадайте втроем! —
А в роще  поют соловьи до зари.

— Что  в  мире  звучнее,  чем  рог егерей?
Что в мире  колючек терновых острей?
Что  слаще,  чем  хлеб,  утоляет сердца?
И что  на земле тяжелее свинца?

Что в мире длиннее дороги  мирской?
Что глубже  на свете  пучины  морской?
Продумали сестры всю ночь до утра,
Дженнифер,  Джентль  и  Розмари.

И вот что придумала третья сестра.
А в роще  поют соловьи до зари.
—  Звучнее  молва,  чем  рога егерей,
А голод колючек терновых острей.

Для совести грех тяжелее свинца,
И хлеба дороже нам слово отца.
Длиннее дороги лишь ветер один,
И глубже любовь всех подводных глубин!

Загадки разгаданы  все до  одной,  —
Дженнифер,  Джентль  и  Розмари,  —
Отгадчица рыцарю станет женой.
А в роще поют соловьи до зари.

Леди у окошка
Сидит,  как  снег,  бела.
Кузнец глядит в окошко,
Черный,  как  смола.

—  Зачем  в окно  глядишь,  кузнец?
О  чем,  кузнец,  поешь?
Ты  пой  —  не  пой,  а под венец
Меня  не  поведешь!

Сидеть мне лучше в девушках
У матери-отца,
Чем быть женою грязного,
Такого неученого,
Такого безобразного,
Такого закопченного
Невежи-кузнеца!

Девица стала уточкой,
Плывет она под мост.
А он  веселым селезнем
Поймал  ее  за  хвост.

Она лисой  прикинулась,
Бежит,  не  чуя  ног.
А он  собакой  гончею
Лисицу  подстерег.

Девица стала мухою,
Стал  пауком  кузнец
И  муху паутиною
Опутал  наконец.

Он  муху паутиною
Опутал  наконец.
Ведет кузнец красавицу
Невесту под венец.

Долиной реки
И  по горной  стране
Доблестный  Кемпбелл
Скакал  на  коне.

Оседлан и  взнуздан
Был  конь вороной.
Без всадника в полночь
Пришел  он домой.

Встала с  постели
Старая  мать.
Жена молодая
Вышла встречать.

«Зелен мой луг,
Но  никем он  не кошен.
Бедный  ребеночек мой
Не доношен!»

Оседланный,  взнузданный,
Конь вороной,
Обрызганный кровью,
Вернулся домой.

Тяжко вздымались
Бока у коня.
Стремя о пряжку
Билось,  звеня.

—  Недаром речью одарен
Ты,  сокол  быстрокрылый:
Снеси  письмо,  а  с  ним  поклон
Моей подруге милой!

-  Я рад снести ей письмецо
По твоему приказу.
Но как мне быть?  Ее в лицо
Не  видел я  ни  разу.

-  Легко ты милую мою
Отыщешь,  сокол  ясный.
Среди невест в ее краю
Нет более прекрасной.

Пред старым  замком,  сокол  мой,
Садись на дуб соседний.
Сиди  и  пой,  когда домой
Придет  она  с  обедни.

Придет с  подругами  она —
Их двадцать и четыре.
Нет счету звездам,  а Луна
Одна в полночном мире.

Мою подругу ты найдешь
Меж дев  звонкоголосых
По  гребням,  что  сверкают сплошь
В ее тяжелых косах.

Вот сокол  к замку прилетел
И  сел  на дуб соседний
И  песню девушкам запел,
Вернувшимся  с  обедни.

— За стол садитесь пить и есть,
Красавицы девицы,
А я хочу услышать весть
От этой  вольной  птицы.

-  Свою мне песню вновь пропой,
Мой  сокол  сизокрылый.
Какую весточку с тобой
Прислал  сегодня  милый?

-  Тебе я должен передать
Короткое посланье.
Твой друг не в силах больше ждать
И молит о свиданье.

-   Скажу:  пускай хлеба печет,
Готовит больше солода
И пусть меня на свадьбу ждет,
Покуда пиво молодо.

-   Залога просит твой жених,
Он чахнет в ожиданье.
Кольцо и прядь кудрей твоих
Пошли  в залог свиданья!

-  Для друга прядь моих кудрей
Возьми,  о  сокол  ясный.
Я  шлю кольцо с руки моей
И встретиться согласна.
Пусть ждет в четвертой из церквей
Шотландии прекрасной!

К отцу с мольбой  пошла  она,
Склонилась у порога.
-   Отец,  мольба моя  — одна.
Исполни,  ради  бога!

-   Проси,  проси,  родная  дочь,  —
Сказал  отец  сурово,  —
Но выкинь ты из сердца прочь
Шотландца молодого!

-   О нет,  я чую свой  конец.
Возьми мой прах безгласный
И  схорони  его,  отец,
В Шотландии прекрасной.

Там в первой  церкви прикажи
Бить в колокол печальный.
В соседней церкви отслужи
Молебен  погребальный.

У третьей дочку помяни
Раздачей  подаянья.
А у четвертой схорони…
Вот все  мои желанья!

В светлицу тихую пошла
Красавица  с  поклоном,
На ложе девичье легла
С протяжным, тихим стоном.

Весь день,  печальна и бледна,
Покоилась в постели,
А ночью выпила она
Питье из сонных зелий.

Исчезла краска нежных губ,
Пропал  румянец  алый.
Три дня  недвижная,  как труп,
Красавица лежала…

Сидела  в замке у огня
Столетняя колдунья.
—  Ох,  есть лекарство у меня!  —
Промолвила ворчунья. —

Огонь велите-ка раздуть,
А я свинец расплавлю,
Струей свинца ожгу ей  грудь
И встать ее заставлю!

Ожгла свинцом колдунья грудь,
Ожгла девице щеки,
Но не встревожила ничуть
Покой ее глубокий.

Вот братья дуб в лесу густом
Сестре  на гроб срубили
И гроб дубовый серебром
Тяжелым  обложили.

А сестры старшие скорей
Берутся за иголку
И саван  шьют сестре  своей,
Рубашку шьют из  шелку…

—  Спасибо,  верный  сокол  мой,
Мой вестник быстрокрылый.
Вернулся рано ты домой.
Ну,  что  принес  от милой?

—  Принес я прядь ее кудрей,
Кольцо и обещанье
Прибыть к четвертой из церквей
Шотландских на свиданье.

—  Скорее,  паж,  коня  седлай,
Дай меч мой и кольчугу.
С тобой мы едем в дальний край
Встречать мою подругу!

Родные тело в храм внесли
И  гулко отзвонили,
К другому храму подошли
И  мессу отслужили.

Вот в третьем храме беднякам
Раздали  подаянье.
Потом пошли в четвертый храм,
Где  милый  ждал  свиданья.

-   Эй,  расступитесь,  дайте  путь
Вы,  родичи  и  слуги.
В последний раз хочу взглянуть
В лицо моей подруги!

Но лишь упала пелена
С лица невесты милой,
Она воспрянула от сна
И  с ним  заговорила:

-   О дай мне хлеба поскорей,
О дай вина немного.
Ведь для тебя я столько дней
В гробу постилась строго.

Эй,  братья!  Вам домой  пора.
Погромче в рог трубите.
Как обманула  вас  сестра,
Вы дома расскажите.

Скажите  всем,  что  не лежу
Я здесь на ложе вечном,
А в церковь светлую вхожу
В наряде подвенечном,

Что ждал  в  Шотландии  меня
Не черный мрак могилы,
А ждал на паперти  меня
Избранник сердца милый!