Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов
123. ЗИМНЕЕ УТРО
Запорошена дорожка,
Подымается кура,
Занесло совсем окошко
Постоялого двора.
Уж давно гляжу с тоскою
Я в замерзшее окно,
Всё вдали передо мною
И мертво и холодно.
Между вешками кривыми
Грузно тянется обоз…
Вот косицами седыми
Снег поземный попол<о>з.
Взвыла вьюга! Страшен грозный
И пустынный этот вид,
Солнце в радуге морозной
Неприветливо глядит.
Скучно, пусто в поле чистом,
Воздух холоден, как лед,
И, гудя с протяжным свистом,
Ветер по степи идет.
И чего ж это мне жалко,
Что так сердце мне щемит,
Как под звуки эти прялка
У хозяйки прошумит,
Как, вздохнув, она, молодка,
Безутешно пропоет…
Эта песня и погодка
Чуть мне грудь не надорвет.
Друг мой милый, всё больнее
И тоскуя, и любя,
Отчего теперь живее
Вдруг я вспомнил про тебя?
Снегом тоже, знать, светлица
У тебя занесена;
Так же ты сидишь, девица,
Пригорюнясь у окна
И одна глядишь с тоскою
Ты в замерзшее окно,
И вдали перед тобою
Всё мертво и холодно…
Н. Д. ХВОЩИНСКАЯ
Надежда Дмитриевна Хвощинская (по мужу Зайончковская) родилась 20 мая 1824 года в Пронском уезде Рязанской губернии, в отцовском имении. Девочка рано узнала нужду: отца, чиновника, несправедливо обвинили в растрате, он был лишен места, имущество конфисковали, имение продали с аукциона. Семья переехала в Рязань и много лет бедствовала (невиновность отца была доказана в 1845 году и только тогда его вновь приняли на службу). Хвощинская поступила в рязанский частный пансион, но вскоре была взята оттуда из-за недостатка средств. Родители сами занялись обучением четверых детей.
Хвощинская рано пристрастилась к книгам, зачитывалась романами Вальтер Скотта, Жорж Санд и Гюго; в юности испытала влияние идей Белинского. Увлечение литературой в семье было всеобщим: впоследствии стали писательницами и сестры Хвощинской — Софья Дмитриевна (псевдоним — Иван Весеньев) и Прасковья Дмитриевна (псевдоним — С. Зимаров).
В Рязани, вместе с семьей, Хвощинская прожила почти всю жизнь. С 1852 года она нередко бывала, в Петербурге, где завязала знакомство с В. Р. Зотовым, А. А. Краевским, С. С. Дудышкиным, Н. Ф. Щербиной, художником А. А. Ивановым. В 1865 году она вышла замуж за молодого врача И, И. Зайончковского, высланного в Рязань по политическому делу. Поздний брак не принес Хвощинской счастья. Супруги в основном жили порознь (муж постоянно болел и лечился за границей), а через несколько лет разошлись. В 1884 году Хвощинская переселилась в Петербург. Она жила здесь уединенно, постоянно нуждалась, часто болела, но не прекращала литературной работы, служившей для нее источником существования. Умерла она в Старом Петергофе, на даче, 8 июня 1889 года.
Хвощинская известна прежде всего как прозаик демократического направления. Увлечение поэзией относится к раннему периоду ее творчества. Литературный дебют Хвощинской состоялся в 1847 году, когда она послала в «Литерату́рную газету» В. Р. Зотова тетрадь своих стихотворений; шесть из них были напечатаны в номере от 18 сентября с лестным для автора отзывом: «Мы нашли в них много истинной поэзии, теплоты чувства, согретого мыслью и оригинальностью»; еще шесть стихотворений появились в следующем номере газеты. За двенадцать лет, с 1847 по 1859 год, Хвощинская опубликовала в «Литературной газете», а также в «Иллюстрации», «Пантеоне», «Отечественных записках» и других журналах около ста своих стихотворений, драматическую фантазию «Джулио» (1850) и стихотворную повесть «Деревенский случай» (1853). Последняя вызвала отрицательный отзыв Некрасова, писавшего, впрочем, что Хвощинской «дано все нужное для того, чтобы удачно писать прозой».[71] Начиная с 1860-х годов Хвощинская стихов не публиковала и, по-видимому, не писала. Мысль об издании поэтического сборника осталась неосуществленной; стихи не включались ни в одно из нескольких собраний сочинений писательницы.
В 1850 году в «Отечественных записках» появилась первая повесть Хвощинской — «Анна Михайловна», подписанная псевдонимом В. Крестовский. Этот псевдоним стал постоянным для ее прозы (когда появился писатель В. В. Крестовский, она стала подписываться: В. Крестовский — псевдоним). Как прозаик Хвощинская приобрела немалую известность. За сорок лет она создала большое число неравноценных по качеству романов, повестей и рассказов Главный мотив их — изображение застойной жизни русской провинции. Наибольшую известность имели повесть «Первая борьба» (1869) и роман «Большая медведица» (1870–1871). Хвощинская сотрудничала во многих журналах, наиболее интенсивно — в «Отечественных записках», с 1868 года возглавлявшихся Салтыковым-Щедриным и Некрасовым. Со Щедриным она познакомилась в Рязани, где в 1858–1860 годах он служил вице-губернатором. В дальнейшем, высоко оценив дарование писательницы, Щедрин охотно печатал ее произведения в своем журнале.
С начала 60-х годов Хвощинская выступала и в качестве литературного критика, писала обзоры художественных выставок; в 80-е годы она много переводила с итальянского и французского языков: перевела ряд драматических, в том числе стихотворных, произведений, несколько романов Жорж Санд.
124. «Есть дни: душа как будто в сон печальный…»
Есть дни: душа как будто в сон печальный,
Болезненно томясь, погружена;
Нет слез у ней о прошлой жизни дальной,
О будущем не думает она,
И нет забот тревоги настоящей,
И незаметно жизнь вокруг идет,
И всё равно, лазурью ли блестящей
Иль тучами одет небесный свод.
Все чувства спят… Как имя дать недугу?
А он тяжел!.. Болезнь, безумье, лень?
Когда мы ночь встречаем как подругу
И как врага прогнать стремимся день…
И сердце спит. Порой воспоминанье,
Боль новая — движенье даст ему;
И чувство есть, чтоб высказать страданье,
И слово есть, — и вдруг вопрос: к чему?..
А если дух коварный песнопенья
Ту вырвет мысль и в слово облечет, —
Всё ж этих слов, опомнясь от забвенья,
Душа тогда своими не зовет.
Затем, что в ней есть луч небес высоких,
И гордость есть, и жалобы земной
Она не любит… Мутного потока
Не любит ключ с серебряной струей!
125. ДЕТСКИЙ БАЛ
Бал детский; дети все так милы; их наряд
Так свеж, в глазах отцов и матерей летят
Они под радостные звуки;
Но мне не смотрится: когда сияет бал,
Кто от веселия хоть мига не отдал
На долю безотвязной скуки?
Мне стало глупо жаль танцующих детей.
Средь этой тесноты, средь шума злых речей,
Тщеславья, что к нам льнет невольно,
Похвал неискренних и глупого суда,
Где зависть ранняя и ранняя вражда
Растут и спеют так привольно, —
Мне стало душно вдруг и тяжело за них.
О, дайте рощу им, рой бабочек златых,
Луг пестрый с мягкой муравою!
Наряд их ста́реет, неловок им, нейдет!
Но что я говорю? Сам крошечный народ
Не засмеется ль надо мною?
С чего мне вздумалось жалеть о них? Они
Так полно счастливы, как будто ночи, дни
Об этом только и мечтали;
Так смело счастливы, что не один наряд,
Но всё: движенье, речь, улыбку, смех и взгляд —
Заране будто изучали.
О боже! детский страх — и тот в них изучен!
Вот, вот с лукавою улыбкой опущен
Тот взор младенческий, невинный,
Где ангел мог читать связь неба и земли!
Уста раскрылися отысканной в пыли
Насмешкой дерзкой, злостью длинной…
Зачем же это так, за что же? Неужели
Святого на земле одна лишь колыбель,
Где света звонкие оковы
Еще не подняты, где не пора острить,
Где чуть рожденный слух не может различить
Еще галопа от редовы?..
А вы, о матери, ужели вам не жаль,
Что пресыщение, усталость и печаль,
Успехов, неудач тревоги
Свой бледный след кладут на лицах молодых,
Что почки пышных роз, пух яблок наливных
Затоптаны в грязи дороги?
И вы так веселы!.. А в будущем что вы
Для них готовите? Страсть сплетен, страх молвы,
Холодность, скуку, отупленье,
Заботу вечную о вычурах смешных.
Способность не щадить ни ближних, ни родных —
Из мести иль для развлечения…
Им дружба не простит их ложного стыда.
Их ручки белые не тронут никогда
Язв наших страшных и глубоких…
О, безобразие их жалость отпугнет!..
Труд гения и вопль поэта не вольет
Румянца жаркого им в щеки!
Кто сложит голову на слабую их грудь?
Кому осветят жизнь и сгладят скорбный путь
Они, живущие в кадрили?
Среди хлопот пустых, безделок и затей
Они пройдут свой век, — ничтожны для детей,
Как сами матери их были…
126. «Среди борьбы и разрушенья…»
