Дмитрий Кленовский - Полное собрание стихотворений

Я никогда не забываю
Твоей единственной цены,
Но расплачусь ли я - не знаю!
Поэты, видишь ли, бедны!

Я золота в стихотворенья
Свои никак не умещу,
А медяками посвященья
Тебя обидеть не хочу.

Вот так и будешь постоянно
Без ясных фраз и четких слов
Бродить негромкой, безымянной
Меж строчками моих стихов.
1975

Сколько тайн у любимой,
Начиная с былого,
Сокровенных, таимых,
О которых ни слова.

Жизнь еще приумножит
Тайны старые эти,
Есть другие, быть может,
У нее на примете.

Тайна дремлет до срока,
Не наступит он сразу,
Самой страшной, жестокой
Ты еще не наказан.

Только знай - это будет,
И наверное даже,
Если, смотришь, разлюбит
И об этом - не скажет.
1976

Не знаю, согласиться захотите ли,
Но верю я (а может быть и ты?),
Что подмечают ангелы-хранители
Не только просьбы, но и все мечты.

Стараются предостеречь заранее,
Когда для нас таится в них беда,
А если в них не скрыто злодеяние -
То даже исполняют иногда.

Иначе б я не побывал в Италии,
Любимых женщин не поцеловал,
Сюда, на волю, выбрался едва ли я,
А значит, и стихов бы не писал.

За все, за все благодарю Создателя,
Но, вероятно, более всего
За то, что терпит на земле мечтателя,
Порою даже балует его.
1975

Я молюсь Ему стихами,
Мне мерещится давно,
Что общенье между нами
Тем прочней закреплено,

Что порой одной строкою
Вся молитва решена
И летит тогда стрелою
Ко Всевышнему она.

Что Он делать будет с нею -
Я не знаю. Может быть,
С ангелом мою затею
Он захочет обсудить?

И велит ему, пожалуй,
Осторожно мне внушить,
Что такой молитвы мало,
Чтоб просимого достичь.

Чтоб от гордости лечился,
Не всегда считал, что прав,
И молиться научился
Без лирических приправ.
1976

Есть в жизни каждого одна
Неистребимая страница,
И ей, мучительно верна,
Душа не устает молиться.

На золотой заре любви
Она записана навеки.
Она, тая лучи свои,
Все озаряет в человеке.

Пройдут года. Мы перечтем
Книгохранилища любовей,
Но в этом пиршестве земном
Для нас ничто не будет внове.

И станет ясно, что давно
Прошло прекраснейшее мимо,
И что для каждого оно,
Как жизнь сама, неповторимо!
5 января 1945 Ebensee

Ты в жизнь меня послал. И я прошел ее.
Всю, из конца в конец, по тропам и дорогам.
На странствие меня благословив мое,
Ты многое мне дал - я возвращу не много.

Я принесу тебе в сухой моей горсти
Лишь уголек любви да пепел вдохновенья.
К ногам Твоим упав, скажу тебе: прости!
Не осуди меня! Вот все мое уменье!

Я грешен пред Тобой, что не сумел, не смог
Всю жизнь мою зажечь Твоим чудесным даром…
Но что бы сделал я, скажи, с таким пожаром,
Коль этим я уже ладонь свою обжег!?
июнь 1945

Отзвенели радости - лучший дар земли:
Бег крылатой младости в золотой пыли,
Песенного бдения жертвенный восторг,
Двух сердец в томлении сладострастный торг…
Все прошло! Остались мне в роковой тиши
Лишь налет усталости - седина души
Да покой мучительный, да в ночи пустой
Опытности мстительной мертвенный отстой.
И глубокой жалости грудь моя полна…
Вот для этой малости жизнь была дана!?
Для нее отпущена песнь душе моей!?
Для нее распущена пряжа вешних дней!?
И невольно медлю я на моем пути…
В дверь мою последнюю я боюсь войти…
Может быть, узнается горестная весть,
Что и там кончается все совсем, как здесь!
август 1945

В плену снегов поля лежат,
 В плену холодных снов…
Но смотришь - за ночь вырос ряд
 Кротовых чердачков!

Они, как холмики, легли
 В неведомой стране -
Немного трепетной земли
 На мертвой пелене.

И люди мимо них пройдут -
 Пройдут и не поймут,
Что подвиг воли явлен тут,
 Незримой жизни труд.

Не так ли моего труда
 Незримая страда
Для всех, теперь и навсегда,
 В конце концов чужда!

Скупая россыпь моих слов,
 Неверный мой двойник, -
Вот все, что хоть немного их
 Займет, и то на миг…

А то, как я в глухой ночи
 Не медлил и не ждал,
Крошил покой и мозг точил,
 Гранит души кусал,

Как больно было путь пробить
 К себе же самому -
Об этом, сердце, говорить
 Не стоит никому!
Январь 1946

Не вся душа заключена
Вот в эти строфы, эти строки!
Они, как волны ото дна,
От тайников ее далеки!

В них мимолетное живет,
В них не ответы, лишь вопросы -
Короткий всплеск дробимых вод,
Глубинных таинств отголосок.

А там, где мрак и тишина,
Там дремлют редкостные клады,
Там навсегда погребена
Немая мощь моей армады.

Лишь иногда ночной прибой
В своем скитаньи нелюдимом
Швырнет на камни золотой -
Дукат другой казны незримой.

В ладони, завистью томим,
Иной их взвесит со злорадством…
Но разве можно счесть по ним
Мое несметное богатство?!
Январь 1946 

Благословенна простота
В прикосновеньи, взгляде, слове,
И новая, как вечно внове
Узор прибоя, вязь листа.

Но что мне делать, если мне
Созвездий полыхает пламя
И ангел жгучими словами
Со мною говорит во сне?

Как уловить в земной кристалл
Сверканье истины нездешней,
Как заточить в земные песни
Небесной мудрости хорал?

И я кидаю в мусор слов
Неназываемые клады
И говорю не то, что надо,
И вовсе замолчать готов…

Прости меня! Я виноват
Моим бессвязным бормотаньем
(Невыполненным обещаньем!)
Перед тобой, мой нищий брат!

Ты просишь хлеба и воды,
А я дарю тебе сапфиры,
Алмазы, перлы - сгусток мира,
Мои ненужные труды!

И ты проходишь, оскорблен
Моим бессмысленным богатством,
И обличаешь со злорадством
Его косноязычный звон!

Так рядом мы живем, враги,
Которые могли быть - братья,
И одиночества проклятьем
Заклеймлены мои шаги.

Но в горестной моей судьбе
Утешься все-таки сознаньем,
Что мне, в моем великом званьи,
Порой больнее, чем тебе!
1946

Для иных она была вакханкой[1],
Для других - наложницей в бреду[2],
А один - больною обезьянкой,
Злясь, водил ее на поводу[3].

И свиданья наши вспоминая,
Все, что ты взяла и что дала, -
Я решить хотел бы, кем, родная,
Для меня ты все-таки была…

Только не богиней! Слишком просто
Рядом мы играли и росли,
Слишком дружно на лужайке пестрой
Солнечную юность провели!

И не обезьянкой, потому что
Никогда я по чужим дворам
Не ходил, и буду нищим лучше,
Но твоей гримаски не продам!

И когда я напоследок все же
Для тебя название найду,
То была ты - яблонькой пригожей
В незатейливом моем саду!
Ты весной в мое окно глядела,
Пчел поила, кружево плела,
На мои тетради ворох целый
Лепестков душистых намела.

А потом надолго задержала
Тайной вязи дремлющую нить,
Чтобы осенью моей усталой,
Сладкое под кожицею алой,
Яблочко мне в руку уронить.

И теперь, когда, ноябрь встречая,
От тебя я ничего не жду, -
Я тебя в рогожу спеленаю,
Землю заступом перекопаю,
Обниму покрепче - и уйду.

И, прощаясь навсегда с тобою,
Лишь одно желанье затаю:
Чтоб с другим ты будущей весною
Повторила с той же чистотою -
Но еще щедрее! - жизнь свою.
Ноябрь 1946  Surrberg