Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

{195}
Расти, расти моя пташка,
Мой мак нераскрытый!
Расцветай, цвети, покуда
Сердце не разбито,
Пока люди не добрались
До тихой долины,
Доберутся — насмеются,
Иссушат да кинут.
И ни годы молодые,
Что красой повиты,
Ни карие твои очи,
Что слезой омыты,
Ни девичье твое сердце
Кротостью глубокой
Не разжалобят, не тронут
Несытого ока.
Люди сыщут и погубят
И тебя, родная,
Кинут в омут… и погибнешь,
Бога проклиная.
Не цвети ж, цветок мой вешний,
Вешний, нераскрытый,
Увядай скорей, покуда
Сердце не разбито.

Проходят дни, проходят ночи,
Проходит лето. Шелестит
Лист пожелтевший; гаснут очи,
Заснули думы, сердце спит.
И все заснуло… И не знаю,
Живу ли я, иль доживаю,
Или по свету так влачусь,
Ведь уж не плачу, не смеюсь…
Доля, где ты? Доля, где ты?
По тебе тоскую!
Если доброй жалко, боже,
Дай хоть злую, злую,
Но не дай спать ходячему.
Спать, не просыпаться
И гнилою колодою
По свету валяться.
Дай мне жить, дай жить всем сердцем.
Чтоб людей любило,
А не дашь… так — злости, чтобы
Мир испепелила!
Страшно быть в оковах, страшно
Умирать в неволе,
Но страшней, куда страшнее
Спать на вольной воле —
Умереть и не оставить
Ни следа на свете,
Чтобы люди — жил ли, не жил —
Не смогли ответить!..
Доля, где ты? Доля, где ты?
По тебе тоскую!
Если доброй жалко, боже,
То дай злую! злую!

{196}
И день — идет и не идет,
А года стрелою
Пролетают, забирают
Доброе с собою,
Добрые уносят думы,
Сердце разбивают
О холодный, острый камень,
Аминь распевают,
Аминь всему веселому
Отныне до века,
И бросают на распутье
Слепого калеку.
Незаметные три года
Даром пролетели,
Но немало мне худого
Причинить успели.
Бедное, опустошили
Сердце молодое,
Погасили все доброе,
Разожгли все злое.
Лютым холодом, морозом
Ту думу сковало,
Что в московскую дорогу
Катрю провожала,
Что молилась с казаками
В турецкой неволе
И звезду мою, Оксану,
Счастливую долю,
Горючими умывала…
Пока не подкрались
Злые годы да все это
Сразу не украли.
Горько, тяжело утратить
Родителей милых,
Жаль супругу молодую
Опускать в могилу,
Тяжело растить, лелеять,
Братья мои, братья,
Малых деток неумытых
В не топленной хате —
Горе им, но как же горько
Глупому такому,
Что женой обзаведется,
А она другому
За три гроша продается
Да еще смеется.
Вот где горе! Вот где сердце
Тотчас разорвется!
Вот такое злое лихо
 И со мною было:
Сердце людям доверяло
 И людей любило,
И они его встречали,
Хвалили, ласкали…
А года тихонько крались,
Слезы осушали,
Слезы искреннего сердца;
И прозрели очи
У меня тогда… Как глянул —
Молвить нету мочи!
Вкруг меня не люди — змеи,
Только змеи злые…
И высохли мои слезы,
Слезы молодые.
И теперь я свое сердце
Ядом злым врачую,
Не пою теперь, не плачу,
А совой кричу я.
Так-то, люди. Поступайте,
Как вы там хотите:
То ли громко осуждайте,
То ль тайно хвалите
Мои думы, будь как будет,
Не вернутся снова
Мои годы молодые,
Веселое слово
Не вернется… И я сердцем
К вам не возвращуся.
И не знаю, где я буду
И где я приткнуся,
Кто поговорит со мною,
Кого успокою,
Перед кем родные думы,
Не боясь, открою?
Думы мои! Годы мои,
Три тяжелых года.
Кто ж детей моих пригреет —
Злых и невеселых?
Не ищите, где погреться,
Спите дома, дети…
Я ж собрался встретить новый,
Год четвертый встретить.
Здравствуй, в свитке прошлогодней
Новый год! Четвертый!
Что несешь ты Украине
В котомке потертой?
«Благоденствие, что бедным
С манифестом снится»{197}.
Ну что ж, иди, да не забудь
Нужде поклониться.

Как умру, похороните
На Украине милой,
Посреди широкой степи
Выройте могилу,
Чтоб лежать мне на кургане,
Над рекой могучей,
Чтобы слышать, как бушует
Старый Днепр под кручей.
И когда с полей Украины
Кровь врагов Постылых
Понесет он… вот тогда я
Встану из могилы —
Подымусь я и достигну
Божьего порога,
Помолюся… А покуда
Я не знаю бога.
Схороните и вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите.
И меня в семье великой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте — помяните
Добрым, тихим словом.

{198}
«За что меня, как росла я,
Люди не любили?
За что меня, как выросла,
Бедную, убили?
За что они теперь меня
В дворцах привечают,
Царевною называют,
Очей не спускают
С красоты моей? Дивятся,
Меня ублажают!
Брат мой, цвет мой королевский{199},
Ответь, умоляю!»
«Я, сестра моя, не знаю», —
И, сестру жалея,
Королевский цвет склонился;
Наклонился, рдея,
Он к белому, поникшему
Личику лилеи.
И заплакала лилея
Росою-слезою…
Заплакала и сказала:
«Братец мой! С тобою
Мы давно друг друга любим,
А не рассказала,
Как была я человеком,
Сколько я страдала…
Мать моя… о чем она,
О чем так скорбела,
На меня, на свою дочку,
Смотрела, смотрела
И плакала… Я не знаю,
Мой любимый братец,
Кто принес ей столько горя?
Я была дитятей,
Я играла, забавлялась,
А она все вяла
Да нашего злого пана
Кляла-проклинала.
И умерла… А меня пан
Воспитал, проклятый.
Я росла и подрастала
В хоромах, в палатах
И не знала, что я дочка,
Дочь его родная.
Пан уехал в край далекий,
Меня покидая.
И прокляли его люди,
Хоромы спалили…
А меня, за что — не знаю,
Убить не убили,
Только длинные мне косы
Остригли, накрыли
Меня, стриженую, тряпкой,
Еще и смеялись.
А евреи и те даже
На меня плевали.
Так-то вот на свете, брат мой,
Со мной поступали.
Молодого, короткого
Мне дожить не дали
Люди веку. Умерла я
Зимою под тыном,
А весною расцвела я
Цветком при долине,
Цветком белым, как снег белым!
Лес развеселила.
Зимой люди… о, боже мой!
В хату не пустили.
А весною, словно диву,
Мне они дивились,
Я девушек украшала,
И для них я стала
Лилеею-снегоцветом;
И я расцветала
И по рощам, и в теплицах,
И по светлым залам.
Скажи ты мне, милый братец,
Королевский цветик,
Зачем же бог меня сделал
Цветком на сем свете?
Чтоб людей я веселила,
Тех, что погубили
И меня и мать?… Всещедрый,
Святой боже милый!..»
И заплакала лилея,
И, ее жалея,
Королевский цвет склонился;
Наклонился, рдея,
Он к белому, поникшему
Личику лилеи.

«Родила меня родная
В палатах красивых
И сошла со мною ночью
Вниз к Днепру с обрыва.
И в Днепре она купала
Меня темной ночкой,
Поучала: «По теченью
Плыви, моя дочка.
Да выплывай русалкою.
Завтра, среди ночи,
Я выведу гулять пана,
Ты и защекочешь
Того пана, моя радость:
Пускай не смеется
Надо мною, молодою,
Пускай пьет-упьется
Не моими кровь-слезами —
Синею водою
Днепровскою… Пусть гуляет
С дочкою, с тобою.
Плыви ж, моя родимая,
Моей дочки малой
Не обидьте, волны! волны!» —
Да и зарыдала —
Убежала. А я плыла,
Гонима волною.
Пока сестры не встретили,
Не взяли с собою…
Уж неделя, как расту я,
С сестрами гуляю.
В час полуночный из дому
Отца поджидаю.
А быть может, как бывало
Под тем грешным кровом,
С паном любится-пирует
Мать родная снова?…»
Тут умолкла русалочка
И в Днепре плеснулась,
Как плотичка. Только ветка
Тихо покачнулась.
Что-то матери в богатых
Не спится палатах:
Пана Яна нету дома.
Тоскою объята —
Вышла, подошла к обрыву,
Вспомнила тут дочку,
Как купала, не молчала,
Дитя поучала.
Ну, да что об этом думать!
Что прошло, то сплыло.
И пошла к себе в палаты,
Да не тут-то было!
Не опомнилась — догнали
Ее водяницы,
Да как начали, как стали
С ней играть-возиться.
Радешеньки, что поймали, —
Вот была потеха!
Под конец швырнули в невод…
Что тут было смеха!
Одной только русалочке
Было не до смеха.