Ян Райнис - Стихотворения Пьесы

Верней товарища душа моя не знает,
Чем истина,
Что нас пред смертью осеняет.

Все это скрылось в глубь воспоминании,
Да было ли когда-нибудь оно?
Иль мне глядеть на образы мечтаний,
Тоскою созданные, суждено?

Здесь кипарис и южных сосен много,
Они шумят во сне передо мной,
И в облаках наметилась дорога,

Что образов выводит смутный рой,
Манящих вдаль под шелест грустных хвой.

Как память сон далекий сохранила?
Умчались старые воспоминания,
Их разметала грозной бури сила,
Они исчезли в бездне мироздания.

Я вдруг цветок сорвал почти невольно
Там, дома, на поляне в миг мечтания
И аромат вдыхаю — сердцу больно.

Любовь я вспомнил, что назвать моею
Так жаждал я. И был обманут ею.

Мечтал я тогда от всего оторваться,
Что узами сердце сдержать бы смогло.
Я чувствовал — круг начинает сжиматься —
Избалует нежность, уют и тепло.

Плетями привычек меня захлестнуло,
Как вьющимся хмелем всего обвило,
И все-таки сладость их в плен затянула!

Но сердце и тысячу этих плетей
Порвало ножом, чтоб уйти из сетей!

С природою я сжился в годы детства:
С песком, с травой, и с солнцем, и с рекою,
И бабочек мне нравилось соседство,
Летали пчелы, как друзья, за мною.

Вступал я лишь с крапивой в бой жестокий,
Коней-улиток запрягал порою,
Как всадник мчался вдоль речной осоки,

И камешки все были мне дружочки,
Любил я их глухие шепоточки,
Но и тогда готов был в путь далекий.

Меня томило в детстве горе это:
Любил я больше, чем меня любили,
И раны сердца в мире без привета
Жгли непрестанно и вели к могиле.

Хотел я мало и просил немного,
Застенчивость уста мои смыкала.
Но луч свободы я искал с тревогой,
Чтоб, им согрета, юность вырастала.

Как было б зернышко любви мне кстати!
Иной и не просил я благодати.

Когда людей я встретил в первый раз,
От вида их мне даже страшно стало,
И содрогнулся я в тот горький час
И убежал. Минуло лет немало.

Шипами душу я отгородил
Презреньем к низости людской природы,
Но остриями душу изъязвил.

И в муке долгие тянулись годы,
Пока опять добился я свободы.

О, сердце мое теперь плачет всегда!
Куда мне деваться? Плач этот — со мной.
Жизнь плещет озерной тяжелой волной,
Горит над водой моя злая звезда!

Кто высушит озеро, пламени полный?
Не солнце! Лишь страсти доступно одной
Поднять в небеса, словно радугу, волны!

Взойдет ли, раз счастье огонь высекает,
Не злая звезда, а звезда голубая?

Когда мы открываем ларь старинный,
Там чуждый дух, что все же нам знаком,
Там пыль и затхлость в нитях паутины,
Отжившего остался запах в нем.

В таком ларе тлен жизни пережитой,
И пахнет он давно минувшим днем,
Все то, что там, должно быть позабыто.

Но много зерен можно там найти,
Что стали прахом, а могли цвести.

Что в прахе искри́тся? Иль жар он таит?
Кто движется? Голову поднял тайком?
А!.. Это две искры — два глаза змеи!

Шипит, нагоняя смертельную дрожь:
«Зачем же, живой, к неживым ты идешь?»

И блеск черноты, и оскал ее рта — и жало дрожит над ее языком…

Не плачет сердце — ждет, чтоб миром обладать!
Ждет бо́льшего, чем то, что в прошлом потеряло,
Залоги выкупить, в грядущем чистым стать,
И петь любовь сначала и сначала!

Пока не светит мне и то, что не терял.
Любил же кто тебя? Ищи его! Иль мало
Тебе того, что солнцем обладал?

О солнце, ты любовь прими, но дай и мне!
По ней и от нее — душа моя в огне!

Ворота к вечеру закрывши для иных,
Мне перед смертью жизнь их настежь растворяет:
Я вижу, как сады там пышно расцветают,
Питаясь прахом дел моих земных!

К чему так, жизнь? Чтоб обманула жалость?
Потерь своих бедняк не осознает,
И дни последние стенать ему осталось:

«Как было хорошо! Когда-то!.. Ах, давно!
Теперь то оценить мне прошлое дано!»

Нет, мало мне лишь созерцать ворота;
Мне грустно издали — я в них хочу войти!
Как ни упрямься, жизнь, я все же жду у входа!
Закрой за мной, но в сад меня пусти!

Твой прах еще на мне не оседает!
Твоим решеткам — не переплести
Моей души! Она — не увядает!

Иль ты поверила, что силы я лишен?
Пока лес девствен — источник силы он!

Когда горю тоскою, ожидая,
Что к вам смогу войти и словом вам помочь, —
Меня от вас отбрасывает прочь
Улыбки милой вежливость пустая…

Тогда хочу я втиснуться во тьму,
Где воды первозданные кипят,
Отдать себя и все взять самому —

Нет слов: для вас в любом змеиный яд.
Лишь капельки воды вас ядом не поят!

Мир внешний надо мной не властен совершенно,
Ни радостью меня, ни страхом не сковать.
Мой Дух исполнен силою нетленной.

— Могу ли я идти свободною стезей?
«…Но даже ветры связаны с землей!»

Крупинке не упасть из закромов Вселенной.

Зачем так низко ласточки летают,
Недвижны дерева, и луг поник.
Чуть трону я цветок — он опадает,
И в сердце страх таинственный проник.

Иль ждет природа первого ненастья
И близкой смерти проступает лик,
А я имею все права на счастье.

Я, как и все, дитя земли, — ступаю
По ней и к ней чело свое склоняю.

На счастье право есть —
Окончить жизнь во сне.
Но счастье жить в сердцах и больше, и полней!

Я холод мировой почувствовал давно,
Душа моя, в себе замкнулась ты,
Сжимаясь, как земля средь вечной мерзлоты!

«Но ведь земле озябшей все равно
Живую воду вспенивать дано!

Вот так и ты, душа, другой не дашь остыть!»