Елена Федорова - Осень (сборник)
– Как добралась?
– Хорошо, – ответила Беатрис. – А как у вас дела?
– Хуже, чем хотелось бы, – ответил Энтони, взяв ее под руку. – Хорошо хоть дождь закончился, а то картина была бы совершенно безрадостной. Ты выглядишь усталой. С тобой точно все в порядке?
– Да, просто я расстроилась из-за тетушки. Она…
– Ей уже лучше, – сказал Энтони.
– Но ты же сказал, что…
– Я говорил не о ней, а о наследстве. Это всегда так неприятно, – он поморщился. – Ты же знаешь, какая взбалмошная дама наша тетушка. А тут еще в дело вмешался какой-то… – он щелкнул пальцами, пробурчал что-то невнятное, махнул рукой. – Ладно, не буду опережать события, думаю, тетушка тебе сама все расскажет. Ей доставляет удовольствие повторять свой рассказ сотню раз. Порой мне начинает казаться, что она спятила, но потом я нахожу в ее болтовне особый смысл. Она задалась целью всех перессорить. Пока мне не понятно, зачем ей это понадобилось. У меня было несколько версий, но с каждым днем их становится все меньше. Дождусь, когда останется одна, и сообщу ее тебе. Идет?
– Идет, – ответила Беатрис, усаживаясь в экипаж.
Энтони сел рядом, сжал ее руку. Он всегда так делал. Это был жест защиты, поддержки, понимания. Они с Беатрис любили друг друга. Любили нежно, как любят родственные души.
– Ах, почему ты – моя кузина? – сокрушался Энтони. – Если бы не узы родства, я бы не раздумывая женился на тебе. Ты – лучшая из всех. Ты – превосходная, Беатрис.
– Не стоит меня так возвышать, – просила она. – Оставь местечко для своей будущей избранницы. Пусть она стоит на вершине, а мне позволь сидеть подле твоих ног.
Энтони был на пять лет старше. Но они никогда не замечали этой разницы. Им всегда было хорошо вместе. И даже, когда жизнь внесла свои коррективы, редкие минуты общения возвращали Энтони и Беатрис в далекое прошлое, в их юность, когда он возвышал ее до небес, а она была готова сидеть у его ног и ловить каждое его слово.
Экипаж остановился у большого дома с колоннами, одного из красивейших домов в Лил е.
– Тетушка снова перекрасила фасад. Теперь дом стал похож на золотую табакерку, – сказала Беатрис.
– Верно, – обрадовался Энтони. – А я все не мог понять, что он мне напоминает. Теперь вижу, что это – в самом деле – табакерка, старая дорогая табакерка.
– Значит, у тетушки дело – табак, – сказала Беатрис. Они с Энтони рассмеялись.
– Как же мне тебя не хватало, – сказал он, обняв ее.
– И мне тебя, – она прижалась к нему, вздохнула. – О, Энтони, если бы ты знал, как я несчастна…
– Только не плачь, – взмолился он. – Спрячь подальше свои слезы. Мы обо всем поговорим потом. Сейчас у нас встреча с тетушкой. Идем, – он потянул ее в дом.
Внутри было тепло, горел камин. Пахло березовыми дровами и чуть-чуть – осенней сыростью.
– Тетушкина прихоть, – пояснил Энтони. – Сегодня весь день двери и окна были распахнуты, мы приглашали в гости осень.
– Да, мы звали осень в гости, – сказала тетя, появившись на лестнице. – Не вижу в этом ничего предосудительного. Здравствуй, Беатрис. Ты, как всегда, неотразима. Как тебе удается год от года выглядеть моложе? Ты – юная гимназистка, а не замужняя дама. Разве можно поверить, что тебе скоро – сорок? А вот я, – она похлопала себя по щекам. – Я – старая развалина. Энтони уже сообщил тебе, что я чуть было не отдала Богу душу.
Она спустилась вниз, обняла Беатрис.
– Здравствуй, моя дорогая, Мэрил, – сказала Беатрис, поцеловав тетушку в щеку. – Я так испугалась за тебя. Я…
– Прекрати причитать, – приказала Мэрил. – Мне не сто лет, а всего лишь – шестьдесят. Я еще переживу вас всех.
– Никто в этом не сомневается, – сказал Энтони.
– Вот и прекрасно, – улыбнулась Мэрил. – Проводи Беатрис в ее комнату, и спускайтесь в столовую. А я пойду пройдусь по саду, нарву эдельвейсов, – вышла, громко хлопнув дверью.
– Тетушка ужасно выглядит, – сказала Беатрис.
– Она выглядит на свои семьдесят, – проговорил Энтони. – Возраст никого не украшает. Мэрил уменьшает свои года, но это не делает ее моложе. Да и болезнь прогрессирует. Мэрил запрещает говорить о ней. Она не желает слушать советы докторов. Она живет так, словно у нее в запасе вечность.
– А ты бы хотел иметь в запасе вечность? – спросила Беатрис.
– Только если ты согласишься стать моей, – ответил он, обняв ее. Она отстранилась, сказала с улыбкой:
– Продолжим этот разговор за ужином. Я переоденусь и спущусь вниз.
– Буду ждать, – он поклонился и ушел.
Беатрис вошла в комнату, сняла пальто, шляпку, улеглась на кровать, закинула руки за голову, проговорила, глядя в потолок:
– Тетушка права, я – гимназистка. Мне снова двадцать. Это и хорошо, и плохо, потому что я не знаю, что мне делать с моими так неожиданно возникшими чувствами. Не знаю…
Встала, переоделась, смыла с лица следы усталости и печали, подкрасила глаза, причесала волосы, пошла вниз. Она знала, что в присутствии тетушки нельзя вести себя безрассудно. Нужно выполнять все правила, заведенные в этом доме.
– Добрый вечер, – сказала Беатрис, поцеловав тетушку. Села на свое место.
– Сегодня мы ужинаем втроем, – сказала тетя. – Я распорядилось, чтобы не зажигали много света. Хочу посидеть при свечах.
– Ты решила устроить для нас романтический ужин, – сказал Энтони. – Это прекрасно. Я обожаю такие вечера.
– Наш ужин скорее мистический, чем романтический, – проговорила тетушка, глянув на него исподлобья.
Беатрис насторожилась. Во взгляде тетушки промелькнуло что-то угрожающее.
– Уж не собирается ли она отравить нас? – подумала Беатрис, пристально глядя на тетю. – С ней станется. Тетушка всегда отличалась неуравновешенным характером, а теперь, когда все вокруг твердят о ее расстроенной психике, пребывание в этом доме становится опасным.
– Беатрис, ты смотришь на меня так, словно подозреваешь меня в чем-то, – сказала тетушка с улыбкой. – Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь подсыпать тебе яда в вино?
– Мэрил, что ты такое говоришь? – Беатрис покраснела. Тетя попала в точку.
– Не волнуйся, милая, я не стану тебя травить, – пообещала тетушка. – Ты нужна мне живой, Беатрис. Ты – одна из главных героинь в этой мелодраме. А вот у Энтони есть повод меня недолюбливать. Так ведь, Эн?
– Нет, Мэрил, – ответил он.
– Похвально, мой милый мальчик решил себя обезопасить, – она ухмыльнулась. – А пару часов назад он грозился убить меня. Да-да, так и было, Беатрис. Хорошо, что ты приехала. Теперь Энтони будет сдержанным.
– Мэрил, ты нарочно злишь меня, я это понял, – сказал Энтони. – Тебе доставляет удовольствие видеть мою растерянность, мое недоумение. Ты радуешься, когда я теряю самообладание, срываюсь. Я больше не доставлю тебе такого удовольствия.
– Неужели, ты повзрослел, мой мальчик?! – воскликнула она. На лице отразилось крайнее удивление.
– Я научился смотреть по-иному на твои фокусы, Мэрил, – ответил он.
– На мои фокусы, – повторила она задумчиво. – Да, я давно не баловала вас своими фокусами. Давно…
Она подбросила вверх салфетку. Та вспыхнула, превратилась в пепел.
– Может быть, хватит? – Энтони набычился. – Ты позвала нас, чтобы подурачиться?
– Да, – Мэрил рассмеялась. – Да, мои милые детки. Но, главное, конечно, не в этом. Давайте выпьем за нас, семью Эштонов, к которой мы с вами принадлежим. За этот дом, хранящий память о наших предках. За этот мир, который мы все скоро покинем.
– Я не стану за это пить, – сказала Беатрис. – Я выпью за долголетие, о котором ты, Мэрил, так сильно мечтаешь. Живи до ста лет, а мы будем приезжать к тебе в этот дом. Будем устраивать мистические вечера, будем помогать друг другу, будем любить, жалеть и прощать.
– Милая Беатрис, давай жалость уберем из твоего пожелания, – предложила тетушка.
– Давай уберем, – согласилась Беатрис.
– За нас! За семью Эштонов! – воскликнул Энтони, высоко подняв бокал.
– А вы не будете возражать, если за этим столом появится еще один человек? – спросила тетя, пригубив вино.
– Нет, если он появится не сегодня, – ответил Энтони.
– Я тоже не против, – сказала Беатрис.
– Прекрасно, – тетя широко улыбнулась. – Новым человеком станет, – она выдержала паузу, – мой супруг.
– Это и есть то важное сообщение, которое ты должна была узнать из первых уст, – сказал Энтони, посмотрев на изумленную Беатрис. – Ты скоро свыкнешься с этой новостью, потому что о ней будут повторять по десять раз на день, – посмотрел на тетушку. – Поведай ей свою умопомрачительную историю, Мэрил.
– Не историю, а драму, – поправила она его. Вздохнула, пригубила вина. – Да, это драма. Драма…. Мой будущий супруг еще не знает, что я – не единственная наследница, что богатство семьи Эштонов будут поделены на три части, – улыбнулась. – Я решила сказать ему, что вы – мои дети. Мои гадкие дети, которые объявились в самый неподходящий момент и стали вымогать у меня деньги.
