Владимир Маяковский - Том 9. Стихотворения 1928

Какая
      нам
        польза
лазить по полюсам,
с полюсного глянца
снимать
   итальянцев?
Этот рейд небывалый —
           пролетарская проба,
проба
      нашей выучки,
         нервов
            и сил.
И «Малыгин»*,
      и «Красин»! —
               ринулись оба,
чтобы льдины трещали
             и ветер басил…
Победители мы
          в этом холоде голом:
удивляйся, земля,
        замирай
              и гляди, —
как впервые
         в этих местах
               ледоколом
подымали людей
        с двухметровых льдин.
Жили в железе мы,
           а не в вате.
В будущей битве
           хватит решимости,
хватит людей,
      умения хватит —
дряблых, жирных
        снять
             и вымести.
Мы
  в пробную битву
         во льду
            введены!..
Весельем
       не грех разукраситься.
Привет
   победителям ледяным!
Ура
  товарищам
      красинцам!

Не первый стих
         и все про то же.
И стих,
   и случаи похожи.
Как вверх
        из Везувия
         в смерденьи и жжении
лава
  извергается в грозе —
так же точно
         огнедышащие опровержения
лавятся
   на поля газет.
Опровергатель
      всегда
         подыщет повод.
Ведром
   возражения лей.
Впечатано:
     «Суд
         осудил Попова
за кражу
      трехсот рублей».
И краска
      еще не просохла,
           а он
пещрит
   статейные мили:
«Опровергаю
          и возмущен
злостным
        искажением фамилии.
Избавьте
       от рецензентов-клопов.
Такие нападки —
        пло́ски.
Фамилия
       моя
          совсем не Попов,
а раз и навсегда —
        Поповский.
Перестарались
      газетные вра́ли.
Где
  п-р-а-в-д-а
      в их волчьем вое?!
В семействе
        у нас
        никогда не крали,
и я —
      не крал,
      а присвоил.
Хроникеры
     анекдотами
             забавляются, блея,
а факты
   в воздухе висят.
Никогда
       не крал
          трехсот рублей я,
а присвоил
     триста пятьдесят.
Массам
   требуется
        серьезное чтение,
а не плоские
         по́лосы и полоски…
Примите
       уверение
        в совершенном почтении.
С гражданским приветом
           Поповский».
Граждане,
     бросьте
        опровержения воло́чь!
В газеты
      впились, как кле́щи.
Не опровергнешь
        ни день,
           ни ночь,
ни прочие
     очевидные вещи.

«Хлеб давайте!»
          Хлеба мало —
кулачок
   хлеба́ припрятал.
Голову
   позаломала
тыща
    разных аппаратов.
Ездят замы,
    тратят суммы,
вздохи,
   страхи,
      ахи, охи.
Даже
    вкус
       теряем к сну мы
от возни
      и суматохи.
Мозг трещит,
         усталость в теле,
люди
    двигают горами.
По Союзу
        полетели
молнии
   и телеграммы.
Конкуренция
      и ругань,
папок
      «жалоб»
      пухнут толщи.
Уничтожить
        рад
           друг друга
разный
   хлебозаготовщик.
Затруднений соучастник,
случая
   не провороня,
кружит частник,
          вьется частник,
сея
 карканье воронье.
Вьются частники,
       а рядом
в трудовом
    упорстве
         наши,
обливаясь
    потом-градом,
выжимают
    хлеб
          из пашен.
Волоките
       пылеватой —
смерть!
   Усерден выше меры,
кто-то
      строит
      элеватор
из «входящих»…
          и фанеры.
Сонм
      часов
       летит задаром.
Днем
     рабочим
      стала ночь нам.
Всё
 в порядке разударном,
в спешном,
    в экстренном
          и в срочном.
В доску
   выплющились
         люди,
как не плющились давно.
Хлеб достанем,
         хлеб добудем!
Но…
Шум такой,
    по-моему, нелеп.
Вопросом
    в ушах
           орание:
Разве
     то,
      что понадобится хлеб,
мы
 не знали заранее?

Сколько
      от сатириков
         доставалось попам, —
жестка
   сатира-палка!
Я
   не пойду
     по крокодильим стопам,
мне
  попа
      жалко.
Идет он,
      в грязную гриву
           спрятав
худое плечо
        и ухо.
И уже
      у вожатых
          спрашивают октябрята:
«Кто эта
      рассмешная старуха?»
Профессореет
      вузовцев рать.
От бога
   мало прока.
И скучно
       попу
      ежедневно врать,
что гром
       от Ильи-пророка.
Люди
      летают
         по небесам,
и нет
     ни ангелов,
           ни бе́сов,
а поп
      про ад завирает,
         а сам
не верит
       в него
         ни бельмеса.
Люди
      на отдых
      ездят по ме́сяцам
в райский
     крымский край,
а тут
  неси
       и неси околесицу
про какой-то
          небесный рай.
И богомольцы
      скупы, как пни, —
и в месяц
        не выбубнишь трешку.
В алтарь
      приходится
             идти бубнить,
а хочется
       бежать
           в кинематошку.
Мне
  священников
        очень жаль,
жалею
   и ночь
      и день я —
вымирающие
      сторожа
аннулированного учреждения.