Борис Бухштаб - Поэты 1840–1850-х годов

В придо́нских краях есть деревня средь гор и полей:
Там лес зеленее, ночная звезда веселей!
Там коршуны стаей кружат над березой густой,
Там, сказке ровесник, орел солетается с ними порой;
И в роще шумят бесконечно разгульные ветры степные,
И дружно с волной говорят берега, осоко́й увитые;
А в небе лазурном, играя как волны, бегут облака,
И горы рокочут ключами, и вьется меж ними река.

Там всё мне родное: и небо, земля, и вода,
И веянье ветра, и облак игривых чреда!
Дворы и хоромы стоят, утонувши в кудрявых садах,
Стада с табунами гуляют далёко в отхожих лугах,
И всякому зверю приволье — леса, и трава, и кусты,
Овраги глубоки, в оврагах осоки густы.
За теми долами церковная кровля виднеет,
А поле пологое колосом-золотом спеет.

Часто я летом сижу на гумне на омёте один;
Дорога чернеет, по ней и пешком, и верхом селянин
Идут; на возах, на конях ребятишки, а солнце зашло;
Слышней на закате колеса, шумнее волну понесло
Со скрыни крупчатки, и ожил прохладой народ,
В саду господа, а ребята на речке, в селе хоровод.
Отрадное время! Темнеет зеленой дубровы вершина,
И вот занялася заря, и роскошна заката картина,

И музыкой чудной ее довершает, гремя, соловей,
И пахаря песня, и топот коня, и бегущий ручей.
День безмятежный! ясный закат! плодотворна погода!
Слышу твою благодать! торжество твое вижу, природа!
В родимом углу на земле родимых небес красотой
Ты каждому сердцу доступна и той же горишь теплотой,
Как и в зерцале искусства: так полны и жизни, и цвета
Звуки волшебные Вебера, яркая кисть Каналетта.

Опять обнажены широкие поля!
Желтеет озимей щетинистое жниво,
Рыхла становится двоёная земля,
И лёгко пашется засеянная нива.

Давно ли солнце жгло и летний день горел,
Гречиха, белая как кипень, побурела,
Овес завесистый как жемчуг забелел
И рожь высокая, поникнувши, шумела.

Звуча прошла коса, досужие серпы
С зари и до зари колосья пожинали,
Ряды ложилися, вязалися снопы,
И копны, как стада, несметные стояли.

И говором вся степь была оживлена;
Работа дружная и шумная кипела.
И песня косарей, раскатиста, звучна,
Далёко по заре лилася и звенела.

Теперь замолкло всё. Снопы в скирдах лежат,
Опять на целый год мы сыты и богаты.
И на току цепы и ладят, и стучат,
И веское зерно дождем летит с лопаты.

В селе на улицах сбирается народ,
Досужий селянин управился с полями,
И снова он живет без дум и без забот,
Огородив гумно высокими валами.

Теперь пора! Густой уж стелется туман,
Давно желанный день, ненастный, наступает.
Лист падает шумя и на простор полян
Зверей испуганных из леса выгоняет.

Сонливый заяц лег беспечно в озимях.
Теперь пора, друзья! Донских коней седлайте,
И гончих и борзых на сворах, на смычках
Ведите стаями и в поле выезжайте.

Теперь-то мы пройдем и вдоль, и поперек
Овраги и бугры, и долы, и равнины,
Услышим звонкий лай, ловцов ревущий рог.
И, стоя на краю зияющей стремнины,

Мы будем зверя ждать. Вот ближе всё звучит
Гоньба согласная ватаги меж кустами,
И, уши навострив, ученый пес дрожит…
Но заяц сверконул и покатил полями.

«Ух-ух!» Теперь к нему! Он вышел на простор!
И стая пестрая равниной поскакала!
Победа! И пойдет обычный разговор:
Чья свора угнала и чья его поймала.

И так проходит день. Далеко от домов
Осенний вечер нас на поле настигает.
На западе пожар зарниц и облаков
Багровым полымем полнеба обнимает.

Туман как серый волк над жнивьями лежит!
Дымится сизый пар, трепещет глушь седая,
И зелень яркая, озимая, блестит,
Морозу крепкого и снега ожидая.

Люблю я этот час погаснувшего дня!
Привал; верховый конь сменяется телегой;
И, поле кончивши, отрадно для меня
Добраться наконец желанного ночлега,

Намаявшись в полях с охотой день-деньской,
К соседу завернуть и сесть у самовара,
Где легкий спор идет за чашей круговой
И весело звучит старинная гитара.

Отрадно тут пожить от шума вдалеке,
Обычай прадедов и простоту усвоя,
И наблюдать в тиши, в безвестном уголке,
Довольство русского домашнего покоя.

Не светла звезда, не восхожая
Поздно вечером загорается,
Как за реченькой, во слободушке
Огонек в избе зажигается.
В слободе ли та изба крайняя,
Свекровь-матушка в доме главная,
Старшей дочери пряжу прясть велит.
А шелками шьет дочь середняя,
А меньшая дочь на посылочках;
Меньшой дочери делать нечего.
«Ты меньшая дочь негораздая,
Ты смотри сиди за лучиною,
Ты просиживай ночи долгие,
Ты раздумывай думы горькие,
Что на улице гулять некому,
Что в окно глядеть тебе некого».
Ах, в окно глядеть — темь не видная,
Загула́ вдали вьюга сильная,
Идет со степи непогодушка.
Непогодушка заливается,
У молодки грудь надрывается,
Что свекровь над ней насмехается,
Что невестки ей издеваются:
«Уж ты что ж теперь погулять нейдешь,
Что нейдешь играть за воротами?
Поглядела б ты, как метель метет,
Каково наш двор насугробило».
Встала горькая, покоряется,
Грозной матушке поклоняется,
По двору бежит не оглядкою,
На гумно пришла, огляделася.
Возле валу там, за одоньями,
Молодой ямщик ехал тройкою.
«Почтовой ямщик, ты молоденькой,
Ты зачем едешь по загуменью?
Что не ездишь ты прямо с улицы?»
— «Мне затем нельзя ехать с улицы,
Что забило след у околицы;
Как поеду я по загуменью,
Невдогад тогда будет всякому!»

«Что ж, готово? где же кони?
Долго ль ждать нам лошадей?»
— «Здесь лошадки!» — «Что ж вы, сони!
Запрягайте поскорей!»
— «Барин, барин! уж доставлю,
Не извольте горевать;
Дайте время, всё исправлю!
Надо гривки разобрать
Да лошадкам дать водицы
По ведерочке хлебнуть,
Порасправить рукавицы,
Кафтанишка застегнуть.
Ну, садитеся! Большая
Здесь на выездке гора».
И, лошадушек ровняя,
Он поехал со двора.
И с горы мы едем шагом,
Верх опасен и глубок;
Там опушкой над оврагом
Расстилается лесок,
Там дорога изволо́ком
Пролегала и вилась
И внизу во рву глубоком
Речка быстрая неслась.
«Эй ты, малой, берегися:
Мы уж падаем совсем…»
— «Барин, ничего! держися!
Не робейте». Между тем
Высь обрывисто-крутую
Он глазами размерял
И, ударив коренную,
Вдруг под горку поскакал.
И колеса загремели,
Дрогнул мост; над ним стрелой
Мы с размаху полетели
Кверху, на берег крутой.
Степь открылась перед нами, —
Любо в даль ее глядеть!
Любо ровными полями
С вихрем взапуски лететь.
Славно, братцы, в поле чистом
Слушать песню ямщика
Вместе с звуком серебристым
Голосистого звонка.

Солнце к западу склонялось
И садилось за горой,
Степь как море волновалась
И цветами, и травой.
И безоблачной зарею
Вечер ясный заиграл,
Колокольчик под дугою
Приутих и приустал.
Прокатилися мы лихо!
День веселый догорел,
И тепло, и ветер тихой
Над полями пролетел.
Вечер русский! вечер дивной!
Сумрак в синей вышине,
А в дали бесперерывной
Небо с степью наравне!
И лошадки отдохнули,
И, лаская их вожжой,
Говорит им: «Аль заснули?» —
Наш извозчик удалой.

«Эй, ударю! шевелися!
Две версты недалеко,
Только в горку подымися,
И деревня за рекой.
Трогай! Сердце загорелось,
Небо жаром занялось,
Вон и звездочка зарделась,
Но! вытягивай — небось!
Что горюешь? Не обижу,
Накормлю и напою;
Знаешь, дети, я увижу
Рассударушку свою!
Что ж вы стали? Вас я кличу?
Аль не с вами говорят?
Эх вы! горе, что ль, размычу,
Только искры полетят!»
Оглушительно и громко
Закричал он под конец:
«Гуж, терпи! держись, постромка!»
Расходился молодец —
Что ни дернет, то колено,
И толкует он одно:
«Есть, мол, вам овес да сено,
Есть мне брага да вино!»
И в селе его узнали:
«Ванька едет! Ванька сам!»
С громом, с звоном подскакали
Мы к тесовым воротам.
Сам хозяин отворяет,
Всё летит с дороги прочь,
И, как солнышко, встречает
Нас хозяинова дочь.

Кони, голову понуря,
Порываются бежать;
Опогодилося; буря
Стала тише завывать.
Что за вьюга! что за сила!
Экой вихорь-супостат!
Видишь, как поворотило
Нас оглоблями назад.
Взвыла вьюга, потемнело,
Отовсюду замело,
Завизжало, заревело
И сугробы нанесло.
Что тут делать? Ну-ка, трогай!
Не в степи же ночевать;
Хоть избенку бы дорогой
Нам какую отыскать.
Видишь, вправо у забора
Ветлы, что ли… или тын…
Роща… «Как же, больно скоро!
Это межи да полынь.
Это иней нарастает
И морочит нас туман,
Сверху мгла, а снизу тает,
Лесом кажется бурьян.
Перед нами путь неведом,
По дороге нет следа».
— «Что ж, держися старым следом,
Поворачивай сюда».
Лёгко ехать; под санями
Снег, садяся, зашумел;
И широкими слоями
Лед настыл и посинел;
Хрупок череп: степь и нива
Зазвенела подо льдом,
И торчит из снегу жниво
Под стеклянным колпаком.
«Вот теперь и плавай рыбой!
Вишь, зажоры! эка тьма!
Хоть тепло, за то спасибо,
Ты, сиротская зима!
Это что там? право, свечка!
Дымом пахнет, ей-же-ей!
Близко хатка, близко печка!» —
«Трогай, трогай поскорей!»