Всеволод Емелин - Götterdämmerung: cтихи и баллады
Римейк-песня
И. С. Зубковскому
Спальные районы,
Замкнутый простор,
Я смотрю с балкона
На бескрайний двор.
Вдалеке промзона,
Трубы да бетон,
Пение Кобзона
Изо всех окон.
Ласковые ливни,
Парни во дворах,
Сколько их погибнет
Там, в чужих горах.
Через двор к воротам
Мимо не пройдешь,
Вот они на фото
В модных брюках клеш.
Выдался коротким
Век у большинства,
Нас косила водка,
А не вещества.
Сменятся сезоны,
Кореш отсидит,
Пение Кобзона
Все сопроводит.
Снег ноябрьский выпал,
Вновь запил отец,
Здесь играли в сику,
Трынку и деберц.
Престарелый кесарь
Снова речь сказал.
Вам “ТУ”? “Стюардессу”?
У меня “Опал”.
Не смеши, родимый,
Я курю “Пегас”.
Тогда были зимы
Не то, что сейчас.
Через год по ходу
Снова юбилей.
Как текли те годы,
Как конторский клей.
Пыльные газоны,
Карканье ворон,
Пение Кобзона,
Спартак-чемпион.
Скоро в мрачной бездне,
Где бессилен взгляд,
Этот мир исчезнет
Словно Китеж-град.
Скрылось это царство
В толще темных вод,
Лишь Кобзон остался
И поет, поет…
Пьесы
По заказу Театра.doc
Портреты
Из жизни интеллектуалов
Внимание! Ненормативная лексика.
Все действующие лица являются вымышленными, и любое сходство с реальными людьми является случайным и радикально противоречит творческим замыслам автора.
Действующие лица:
Политтехнолог (с похмелья)
Поэт (с трехдневного похмелья)
Радикал (с похмелья, со следами насилия на лице)
Поначалу заметно, что Политтехнолог побаивается Радикала, а Поэт обоих, но в процессе трапезы это проходит.
Сцена представляет собой интерьер кафе “Билингва”. Верхний ярус. За столом сидит Политтехнолог, перед ним бутылка “Джонни Уокера”, кружка пива и блюдечко с нарезанным лимоном. Подходит Поэт.
Поэт
У вас свободно?
Политтехнолог
Садись, не жалко.
Поэт
Спасибо.
(Официантке монголоидной внешности.)
Пива холодного
И “Зеленую марку”.
Радикал
Свободно, милые?
(Садится, не дожидаясь ответа, и с отвращением цедит официантке монголоидной внешности.)
Бутылку текилы,
Вот, блядь, набрали чурок,
Чтоб сэкономить бабло.
Жди тут, пока эта дура
Притащит тебе бухло.
Политтехнолог
Да у них тормозные девицы
Пока принесут… Давай дернем виски.
Выпивают. Поэт разрывает пальцами кружок лимона, закусывает, морщится. Откидывается на спинку стула, смотрит на противоположную стену, на лице его возникает выражение глубокого недоумения.
Поэт
Вроде еще не пил
И не очень с похмелья,
Но два дня назад здесь был
Между окон портрет Рубинштейна?
Между окон на противоположной стене действительно висит картина, изображающая перевернутое символическое изображение сердца или масть черви, только без острого кончика, а закругленная. Цвет объект имеет ядовито-телесный.
Политтехнолог
Да ладно, “не пил совсем”.
Вижу, что ты поддатый,
А здесь и правда висел
Раньше мужик бородатый.
Висел он годами, но,
Чтобы разнообразить тему,
Повесили здесь панно
Автора современного.
Поэт (в крайней растерянности на грани истерики потерянно бормочет)
Как же это? Ведь два дня назад…
Был же портрет… И вдруг, что там?
Политтехнолог (разливая виски)
По-моему, это зад.
Радикал (глумясь)
Что это значит “зад”?
Зачем нам язык Эзопа?
На мой незамыленный взгляд
Это конкретно жопа.
Выпивают молча.
Поэт (закусив лимоном и взяв себя в руки)
Пока свободой горим мы
В авторитарной ночи,
Нам светят окна “Билингвы”,
Как будто пламя свечи.
По крутой лестнице, охая,
Вползешь под кирпичные своды,
И сразу полными бронхами
Вдыхаешь глоток свободы.
Выпьешь, бывало, водочки
Подавишь позывы рвотные,
А глянешь на Льва Семеныча —
Не зарастает толпа народная!
Заказывая соленья,
Вижу вдруг между окон,
Где был портрет Рубинштейна,
Изображенье жопы.
И не русская задница,
Поротая, мосластая,
А висит, ухмыляется
Гладкая тварь, щекастая.
Блестит седина в моих космах,
Но жопы такого ранга
Я видел только в японских
Мультфильмах “Хентаи Манго”.
То ли специальные органы,
Чтоб избежать провокации
Приказали, чтоб так оформили
Заведение к инаугурации.
Сняли, заткнули в дыру,
Продали за бесценок,
Чтоб не давал в “Гранях. ру.”
Нелицеприятных оценок.
Хоть пой песни страны Советов,
Хоть фрондируй, какая разница?
Но помни, что место поэта
Отныне в глубокой заднице.
Его в любой миг Дантесы
В штатском возьмут и прихлопнут
Или в “Билингве” повесят
Вместо поэта жопу.
Что ли зря в переулках гетто
Рос он голодным мальчиком?
Что ли зря писал столько лет он
Фразы на перфокарточках?
Понятно, начальство делает
Ставку на нефть и газ,
И никакого дела нет
Им до составителей фраз.
Да и сам я стихов его не читал,
Читал другие, как скажет Булгаков,
Но, по-моему, только последний нахал
Может вместо поэта повесить сраку.
Я скажу с точки зрения вечности,
Пред которой мы все холопы:
Нет, не будет счастья в отечестве,
Где сменяли поэта на жопу!
Мечтал для духовного пира
Найти удачное место,
А здесь жопа вместо Кибирова
И жопа вместо Гандлевского.
Здесь лев и ягненок сидели рядом
И пили паленую водку,
А Лев Рубинштейн смотрел добрым
взглядом
И улыбался в бородку.
Здесь проходили по слэму турниры,
Здесь читали умные лекции,
Здесь кружки бил писатель Багиров
Об бошки московской интеллигенции.
Внизу в зале раздается шум, грохот опрокидываемых стульев, звон бьющегося стекла, женский визг, крики: “Убил! Убил! Мужчины, разнимите их! Охрана, где охрана?! Вызовите милицию!”
Здесь люди лицезрели своих кумиров,
Здесь проводились концерты и выставки,
Здесь жопу показывал М. Немиров,
Знакомый с художниками
и галеристами.
Внизу в зале раздается шум, крики: «Он с ума сошел! Держите его, держите! По лестнице побежал! Да, в трусах! Охрана, где охрана? Вызовите милицию!”
Здесь страшный Тесак прокричал
что-то грубое,
Даже сердце у многих замерло,
И попал на картину художника Врубеля,
А потом и на нары в тюремную камеру.
Внизу в зале раздается шум, крики: “Зиг хайль! Это скинхед! Сюда пришли скинхеды! Охрана! Вызовите милицию!”
