Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида

Какие странные народы
С раскосым хитрым блеском глаз
Во имя правды и свободы
Из мглы веков ползут на нас.

Гостеприимно их одели
И русской кожей, и сукном.
Но ток вражды закоренелой
Сквозит в них беглым огоньком.

Под желтой маской азиату
От недоношенных свобод
Каких потайных целей надо,
Какой истории здесь ход?

Гляжу и думаю: мы братья,
Но был и Каин на земле.
И тайный знак его печати
Ищу на узком их челе.

Где этот берег, что во мраке
Моих провидений ночных
Мне световые чертит знаки
В пустынных безднах мировых?

Мои ль там черные затоны
Иль кто-нибудь душе родной,
В ночи погибнуть обреченный,
Перекликается со мной?

Прочесть я знаков не умею,
Но вижу, вспыхнул уж маяк
Над темной пристанью моею
И начертал призывный знак.

Фиолетовый приют
Фантастических дерзаний.
На стенах и там, и тут
Снов Мировича созданья:

Небывалые цветы,
Пальмы, алые закаты,
Искаженный лик мечты,
Смутный сказ о непонятном.

Три мадонны — отчий дар.
На старинной шифоньере
Целый маленький базар —
Деревяшки, птицы, звери.

Вот Кольцовский мужичок,
Вот в кокошнике старушка.
Длинноносый куличок
И неведома зверушка

С хризолитовым глазком.
Книги — желтая «София»,
Два Шмакова не в подъем.
Приключения лихие
(Корректура «Следопыт»).

Из пружинного матраса
Канапэ. Над ним горит
Лампа в чепчике атласном.

Элегантная молельня —
Только угол в образах.
Всё лубочного изделья.
Стены в плахтах и в коврах.
На стенах картин священных
В красных рамках целый строй.
Но Романов Пантелеймон
Прерывает их собой.
На балкон, весьма комфортный,
Итальянское окно.
Книги все святого сорта —
Грешной, светской — ни одной.
Два оранжевые пуфа,
Две кушетки и буфет,
Где стоит посуда глухо,
Где сластей давно уж нет.
Шоколады, мармелады —
Прежний сладкой жизни груз
Изгнан весь, как чары ада
И земных греховных уз.

Неугасимая лампада
Пред ликом вышитым Христа.
Невдалеке монах рогатый
(Рога — развилины хвоста).

Здесь Пушкин — маска Крандиевской —
Над ложем Бишиным висит.
На полке — «Таксу» (Коваленский)
Блок терпеливо сторожит.

Чтоб такса лаем не загнала
«Неопалимой купины»
Туда, где слава обращала
Все купины в пустые сны,

Марионетки — злобный воин,
Жреца египетского дочь —
В коварстве жутко беспокойном
Колдуют с полки день и ночь.

Но бабушка со стенки властно
Их отражает колдовство,
И фисгармонии безгласной
Царит над ними торжество.

Мелодий всех грядущих звуки,
Гармонии небесной свет.
.
Любовно бережные руки
На стол поставили букет.

Ромашек звезды исполинских
Зимой по стенкам, по коврам
Играют отблески камина,
Даря уют мечтам и снам.

Сияет зеркало большое
Над самописьменным столом,
Чтоб Биша, сидя за стихом,
Полюбоваться мог собою,
Поэта взором и челом
В лучах свободных вдохновений
И госиздатских достижений.

Наугольник, отвес, молоток.
Отчего твои знаки, масон,
Как несделанный в детстве урок,
Отгоняют мой сон?

Верно ль был разлинован твой день,
Прямы ль к истине были пути?
Безобманную к правде ступень
Ты сумел ли отвесом найти?

Удалось ли тебе молотком
Вековечную стену пробить,
Чтоб на миг хоть единым глазком
Солнца Истины луч уловить?

Какая темная преграда —
Твой образ на моем пути.
И знаю я, осилить надо
Его, не просто обойти.

Но чем осилить? Дерзновеньем?
Или смиреньем до конца,
Иль чародейственным забвеньем
Былого твоего лица?

Иль нужно в кожаной одежде,
Как прародителям в раю,
Снести и стыд, и горечь прежде,
Чем искупить вину свою?

Крякнула-стукнула палка,
Сыплется врозь городок.
Стройки минутной не жалко,
Новый растет теремок.

Новому также пощады
В резвой не будет игре.
Крякнула палка — и надо
В очередь лечь на ребре.

На работе в саду латышка
Стройна и, как дуб, крепка.
А лицо у нее — кочерыжка
Капустного кочешка.

Глаза — оловянные бляшки.
Башмачком энергичный нос.
Под легкою тканью рубашки
Венеры Милосской торс.

Закусив от усилия губы,
С лопатой железной в руках
Над землею бесплодной и грубой
Опускает за взмахом взмах.

Агница Божия, чьей девственной кровью
Омытое
Имя
Ношу недостойно,
Чей образ царит над моим изголовьем,
В томлении ночи лишенный покоя,
Скажи мне, Святая Варвара,
Когда, под рукой Диоскора
Склонясь на колени,
Ты казни ждала неминучей,
Была ль в то мгновенье
Душа твоя мукой охвачена жгучей,
Иль ангелов пенье
Уже доносилось отверстому слуху,
И радостно было пречистому духу
Покинуть земное томленье?
.
Я миг этот знаю,
Когда голова упадает
Под тяжким мечом.
И трава, и весь мир в багрянице
Пролившейся крови предстанет
И в бездны минувшего канет.
Пришел ли к тебе в этот миг
Твой небесный жених?
Агница Божья, Святая Варвара,
На бездорожьи
Скитаний моих
Я к тебе прибегаю
Из бездны греха:
Умоли твоего Жениха
И мое упокоить земное томленье
В его непорочном селеньи.

Фра-Беато-Анжеликовских
Занавесок голубых —
Неслучайно в хаос дикий
Занесло четыре их.

Неслучайно под жемчу гом
В филигранном серебре
Над кушеткой в светлом круге,
Как денница на заре,

Осеняет Лик Небесный
Ваши сны и Ваш покой.
И застыл в простенке тесном
В умном деланье Толстой.