Мария Визи - A moongate in my wall: собрание стихотворений

Все вехи пали
на талом льду —
верно, едва ли
я путь найду.

Далекий берег
туман закрыл.
Назад — не верю,
что хватит сил.

Казалось, было
на целый век —
переходилось
так много рек!

Но эта-таки
пошире всех —
в вечернем мраке
не видно вех…

Зажги мне. Боже,
одну звезду!
Тогда, быть может.
я путь найду…

Убегала дорога вдаль.
Западала в душу печаль.
По краям дороги синели
уходящие в небо ели.
А над ними парил орел,
там, где солнечный ореол
благодать струил неустанно
на земные дольние страны.
И душе не хватало слов
рассказать о печали снов,
что прошли чередой картинной
по дороге жизненной длинной,
о парившем в небе орле,
о залитой солнцем земле,
о вдали синеющих елях,
о давно прошедших неделях…

Пусть никто не увидит слезы,
никому их не покажу…
Только ветку свежей мимозы
у креста тебе положу.
Я пришла сюда поклониться,
здесь, на месте этом святом,
где простые серые птицы
поют над твоим крестом.

Облака бродили, как белые овечки,
по широкому полю травы голубой.
Маленькие девочки на своем крылечке
мирно разговаривали между собой.

Стройная березка над ними развесила
легкую, курчавую крону свою.
Девочки болтали мирно и весело,
на солнышке сидя, как будто в раю.

О чем говорили, никому не известно,
но вдруг, неожиданно, как тучка нашла,
и вдруг, как будто им стало тесно,
одна вскочила и прочь ушла.

А другие нахмурились и замолчали.
И разошлись, не попрощались.

Гроздья красных предосенних ягод,
сосен серебристые стволы,
золотые крыши дальних пагод,
пряный запах хвои и смолы.

Вьется тропка под гору крутая,
а внизу, в ложбине, монастырь.
Жарко солнце моего Китая,
ярко небо, — синева и ширь.

Тан-чже-сы… Приветливые ламы
путнику выносят свежий чай.
Ностальгия — расставанья драмы —
разве сердцу скажешь — «Не скучай»?

В белой комнате сидели люди,
от беды пришедшие туда,
думали о том, о сем, — о чуде
— том, что не случится никогда.

А в соседней, за закрытой дверью,
тихо говорили доктора
в дружеской среде, без лицемерья:
«Тех подлечим, а вот той — пора».

И попозже вышла молодая,
прикусила бледную губу
и прошла, глаза не подымая,
горькую встречать свою судьбу.

Сегодня солнца не было совсем,
и сад, почти безветреный, был нем,
и птицы все попрятались в гнезде,
и было тихо на земле везде.

И только полусонная сова,
глазища приоткрыв едва-едва,
метнулась с ветки, услыхав сквозь тишь
в пустой траве скребущуюся мышь.

Мне что-то грустно. Посидим вот здесь.
Дневное солнце за горы зашло,
и неба полог в ясных звездах весь,
но на душе не ясно, не светло.

Ночная не пугает темнота.
Пусть люди говорят: «Не дремлет ворог».
Я осенила знаменьем креста
того, кто дорог мне и кто не дорог.

У них мешки за плечами.
Их манят чудные сны.
О ни проходят ночами
границу чужой страны.

Они крадутся, как воры.
Река — через реку вплавь.
Им снятся золота горы —
их ждет свирепая явь.

А там, в далекой деревне,
где дерзкий рождался сон,
уже с колокольни древней
плывет погребальный сон.

Ночь бесконечная тащится.
Ах, далеко до восхода…
Звездное небо таращится,
бликами падает в воду.

Гаснут костры у становища,
пахнет полынью и мятой.
Из лесу вышли чудовища
тенью ночною, косматой.

Вот он, предел одиночества —
эхо последнего стона!
Давнему сбыться пророчеству
здесь, на реках Вавилона.

На равнине черной печали,
что крылом задела война,
полевые цветы молчали,
и на них глядела луна.

Где вчера корежились танки,
там сегодня из-под земли
красно-огненные саранки,
будто капли крови взошли.

А под ними — белые кости,
где разгар атаки утих.
Прилетайте, вороны, в гости —
громким граем плачьте о них!

Вставали облака с востока,
темнели и на город шли —
звезда сияла одиноко
над краем дремлющей земли.

Причалив, отдыхали боты
пришедших с моря рыбаков,
уставших от дневной работы,
дневных усилий и оков.

Заперта, оставлена обитель.
Тихо у кладбищенских ворот.
Отошел последний посетитель,
по домам разъехался народ.

И никто не видел, отъезжая,
— там, в углу, за розовым кустом,—
что еще какая-то чужая,
на коленях стоя под крестом,

плакала одна фигура в белом,
где цвела у камня резеда,
и на камне начертала мелом:
«Милый, помню и люблю всегда».

В Финляндии шумели сосны.
Неслись куда-то поезда,
летели мимо зимы, весны
и не вернутся никогда,
как те, давнишние года.

Потом — снега Сибири дальней,
где реже встретишь города,
где небо шире и хрустальней.
И снова мчатся поезда,
и нам неведомо куда.
Минуя поле гаоляна
из давних лет, издалека
другой приносит поезд рьяно
в края, где Желтая река
так неприветно широка.

Что после? Горы. Сайт Невада.
В долине редкий огонек.
Стучат колеса, значит, надо
в далекий путь, на долгий срок…

Но вдруг… к какому-то вокзалу
замедлил поезд. Вот перрон.
И багажа как будто мало!
Да впрочем нужен уж не он…

Три самолета помчались в бой
(Будь осторожен! Господь с тобой!)

Вражеский город заснул давно.
В городе всюду темным-темно.

«Что же погибло в темноте?»
«Тридцать пять человек детей…»

Рядом с верфями был приют —
Верфи всегда при налетах бьют.

Два самолета вернулись домой.
Только один не вернулся — мой.