Александр Твардовский - Василий Тёркин
В К — нет.
Где «Казбёк»? Взамен махорки
В наступленьи — самосей.
Как-то Теркин в Военторге
Не завел себе друзей.
А из тех былых девчонок,
Может, многие вдали
Нынче в каторжных колоннах
Под конвоем пыль мели.
А не то — иные крали,
Ждать наскучив, год назад
Свадьбы с немцами сыграли,
Нынче нянчили ребят…
А
23 Отчий край, страдалец-край,
А
После 28 Здравствуй, садик в дымке росной,
Стёжка детская в траве
И подсолнух малорослый
За плетнем в сухой листве.
Здравствуй, за полдень угретый
Дворик в солнечной пыли,
Мирный запах теплой репы,
Жирной темной конопли…
А, К
После 36 День войны любой и каждый
У меня гудит в костях.
Я у смерти не однажды
Побывал уже в гостях…
А, К
Далее в А:
Побывал, назад вернулся,
Отставать — беда! — не смей,
На ходу — переобулся —
И опять туда, где смерть.
49-52 Так в пути, в горячке боя,
На привале и во сне,
В нем жила сама собою
Речь к родимой стороне.
К
После 56 И за первой переправой
В укрепленной полосе
Дом родной остался вправо
От Варшавского шоссе.
А, К
После 68 На объездах третью скорость
Запускали шофера —
Только гнулся свежий хворост —
Выезжали на-ура.
С тяжкой медленною дрожью
Пушки шли по бездорожью —
Там, где трактор не берет, —
Два не тянут — там народ!
И над жаркой тучей пыли,
Крывшей траву и хлеба,
Над дорогой бомбы выли,
Горизонтом шла пальба.
От пожара до пожара
По земле ступал огонь.
И земля, дрожа, дышала,
Как упавший с ходу конь…
А, К
Окончание главы «Отчий дом»:
89-92 Но теперь в бою ль, на марше,
Иль на травке, где привал,
Командир и воин старший
В шутки эти не встревал.
Он курил, смотрел не строго,
Думой занятый своей,
За спиной его дорога
Во сто раз была длинней.
И молчал он не в обиде,
Не кому-нибудь в упрек.
Просто — больше знал и видел,
Потерял и уберег.
Шел вперед Василий Теркин,
День и ночь спешил на Днепр,
Оставляя для уборки
За собою пыльный хлеб.
До сих пор судьбой хранимый,
Шел герой из боя в бой,
Край родимый, край любимый
Оставляя за собой.
Дом, березку со скворешней,
Коль судить по старине.
И уже он был нездешний,
Был, как всюду, на войне.
— Мать-земля моя родная,
Год иной, пора иная,
Отчий край, свободный край,
Здравствуй вновь и вновь прощай.
Не в плену тебя жестоком
По дороге фронтовой,
А в родном тылу глубоком
Оставляет Теркин твой.
И по той дороге бранной
Он идет, глядит вокруг,
Уголок земли сохранный
Редко где встречая вдруг…
Пыль, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон,
Бедных беженцев тележки,
Стоном стон — из горла вон!
Хватит, кажется? Довольно?
Сыт земляк, душа полна:
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война?
Нет, еще в краю родимом
Надышись тем горьким дымом.
Злей не будешь? Зол и так?
Будешь, будешь злей, земляк.
Потому, земляк, быть может,
Что и в горестной судьбе
Отчий край еще дороже
И еще больней тебе…
Мать-земля моя родная,
Сторона моя лесная,
Ты осталась позади,
Ты у воина в груди.
Не твоя ль еще травинка
За шнурком его ботинка
С ним попала в Беларусь.
Прощай, Ельня, прощай, Глинка,
Жив останусь — ворочусь.
Минул срок годины горькой,
Не воротится назад…
Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь, что ли…
— Виноват…
К
89-92 Но теперь в бою ль, на марше
Иль на травке, где привал,
Командир и воин старший
В шутки эти не встревал.
Он курил, смотрел не строго,
Думой занятый своей,
За спиной его дорога
Много раз была длинней.
И молчал он не в обиде,
Не кому-нибудь в упрек.
Просто — больше знал и видел,
Потерял и уберег.
Шел вперед Василий Теркин,
День и ночь спешил на Днепр,
Оставляя для уборки
За собою пыльный хлеб.
До сих пор судьбой хранимый,
Шел герой из боя в бой,
Край родимый, край любимый
Оставляя за собой.
Дом, березку со скворешней,
Коль судить по старине,
И уже он был нездешний,
Был, как всюду на войне…
— Мать-земля моя родная,
Вся смоленская родня,
Ты прости, за что не знаю,
Только ты прости меня.
Не в плену тебя жестоком
По дороге фронтовой,
А в родном тылу глубоком
Покидает Теркин твой.
[Не твоя, ль еще травинка
За шнурком его ботинка
С ним попала в Беларусь…
Прощай, Ельня, прощай, Глинка,
Жив останусь, ворочусь.
Нет, не грезится, не снится,
Что и вы уже прошли,
Что Советская граница
Не в такой уже дали.
Минет срок годины горькой,
Не воротится назад.
И не прежний эти взгорки,
Стежки, просеки, оборки
Заметает листопад…
— Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь вроде?
— Виноват.]
И по той дороге бранной
Он идет, глядит вокруг,
Уголок земли сохранной
Редко где встречая вдруг.
Пыль, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон.
Бедных беженцев тележки, —
Стоном стон — из горла вон!
Хватит, кажется? Довольно?
Сыт, земляк, душа полна.
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война?
Нет, еще в краю родимом
Надышись тем горьким дымом.
Злей не будешь? Злой и так?
Будешь, будешь злей, земляк.
Потому, земляк, быть может,
Что и в горестной судьбе
Отчий край еще дороже
И еще больней тебе…
Минул срок годины горькой,
Не воротится назад…
— Что ж ты, брат, Василий Теркин,
Плачешь вроде.
— Виноват.
На Днепре
Я свежо доныне помню
Встречу первую с Днепром,
Детской жизни день огромный —
Переправу и паром…
За неведомой, студеной
Полосой днепровских вод
Стороною отдаленной
Нам казался берег тот.
И казалось, что прощалась
Навек с матерью родной,
Если замуж выходила
Девка на берег иной…
И не чудо ль был тот случай:
Старый Днепр средь бела дня
Оказался вдруг под кручей
Впереди на полконя.
И блеснув на солнце боком,
Развернулся он внизу.
Страсть, как жутко и высоко
Стало хлопцу на возу.
Вот отец неторопливо
Заложил в колеса кол
И, обняв коня, с обрыва
Вниз, к воде тихонько свел.
Вот песок с водою вровень
Зашумел под колесом.
И под говор мокрых бревен
Воз взобрался на паром.
И паром, подавшись косо,
Отпихнулся от земли,
И недвижные колеса,
Воз и я — пошли, пошли…
С той поры минули годы,
И в грозе, в беде лютой
В скорбный, страшный час исхода
Я увидел Днепр седой.
Уходил и я тем летом
От любимых берегов
На восток.
Но что об этом,
Время, время о другом.
Сердце вправе петь о славе,
Об иной большой поре.
О Днепровской переправе,
О победе на Днепре.
Но по правде, слов нехватка,
Робок дух, строка узка
Грянуть песнь про эту схватку,
Что вошла уже в века.
А
1-92 Я свежо доныне помню
Встречу первую с Днепром,
Детской жизни день огромный —
Переправу и паром…
Как он, грозный и могучий,
Старый Днепр, средь бела дня
Оказался вдруг под кручей
Впереди на полконя.
(Далее как в А, К.)
Из рукописной редакции:
И на той дороге бранной,
Где горело все вокруг,
Уголок земли сохранной
Человек увидел вдруг…
И барахтаясь комочком
На погнувшемся цветке,
Ныла пчелка-одиночка
От плетня невдалеке.
Поперек, по грядкам, в складку
От стены лежала тень.
И дышал свежо и сладко
Августовский ранний день.
Теркин — много или мало
У плетня стоял в тиши, —
Что-то с ним такое стало,
Прохватило до души.
Может, угол тот укромный,
Незатронутый войной,
Что-нибудь ему напомнил —
День иной и мир иной…
По лицу провел рукою,
Усмехнулся…
Что ж ты, брат,
В самом деле, что такое?
Правда, плачешь?
— Виноват!..
А
