Тимур Шаов - Песни

Жил-был бизнесмен, жил он с полной нагрузкой,
Прибавочной стоимостью был озабочен.
Достаточно новый, достаточно русский,
Как все бизнесмены, затраханный очень.

Фрустрации, стрессы, налоги, проплаты,
Пахал, как верблюд, через день напивался.
Других разбивают инсульты, инфаркты,
А с этим внезапно случился катарсис.

Он вдруг ощутил, что душа истомилась,
И деньги не греют, и жить нет резона,
Бессмысленно всё, и слеза покатилась
В бокал недопитого «Дон Периньона».

Вроде тачка стоит наворочена,
И люстра висит позолочена,
И тикает «Ролекс» на левой руке,
Откуда ж в душе червоточина?

Спросил секретаршу: «Есть Бог или нету?»
Она аж икнула, с испугу, наверно.
«Эх, жил несуразно, копил всё монету,
Одну лишь молитву твердил ежедневно:
— О бог новорусский, Мамона, гляди же:
Аз есмь раб твой нищий и милости ждущий.
Какой будет курс в понедельник на бирже?
Давай же нам днесь ты наш доллар насущный!»

Он вспомнил начало: горком комсомола,
Кооператив свой, едва ли не первый.
Он был тогда весел, приветлив и молод,
Жена не была еще крашеной стервой.

Но нет уж ни в ком той сердечности,
И столько кругом всякой нечисти.
И «Ролекс» все тикает, гад, над душой,
Напоминает о вечности.

Чиновники душат, партнёры кидают.
Чуть что — эта свора сожрёт и забудет.
Бандиты, что крышу ему предлагают,
В сравнении с ними — приличные люди.

Страна беспредела, войны и безделья,
Безумных вождей, всеобъемлющих сплетен,
Держава рискованного земледелья,
Рискованной жизни, рискованной смерти.

А хочется просто картошки с селёдкой,
И жить тоже просто — без лжи и халтуры,
И с девушкой нежной, наивной и кроткой,
Кататься на ослике в парке культуры.

Эх, сесть бы в беседке заброшенной
Да выпить портвейна хорошего,
А «Ролекс» о пол растоптать, как змею,
Как символ проклятого прошлого!

Из офиса прочь, как из Ясной Поляны,
Оделся, роняя кредитки и баксы,
Спустился в метро и один, без охраны,
Неважно куда, но на волю, в пампасы!

И что-то в лице его было такое,
Что киллер, его поджидавший, смутился
И вдруг вспомнил маму и детство златое,
Вернулся домой и с тоски застрелился.

А он на метро, одинокий и лишний,
Уехал в деревню, в гнездо родовое.
Там бабушка лепит вареники с вишней,
Там тихо, и утром туман над рекою…

Но где-то в районе метро «Китай-город»
Кричащая совесть вдруг стала потише,
Припадок прошёл, он почувствовал голод,
Пальто застегнул и на улицу вышел.

Галдели торговки, пристала путанка,
Сновали машины, в столице смеркалось.
Он вяло подумал: «В деревне рыбалка…»
Таксисту сказал: «Казино „Голден Палас“»!

Следивший за шефом охранник неброский
Своим позвонил и сказал: «Всё нормально.
Сегодня доехал лишь до „Третьяковской“.
А в прошлый-то раз аж до „Тёплого Стана“!»

На поляне у реки
Сели в лодку рыбаки,
Сеть закинули в траву,
Ловят щуку и плотву.
А почему на берегу?
А потому, что пофигу.

Пианистка вместо «соль»
Нам сыграла «ля-бемоль».
Дирижёр ей — ни гу-гу.
Дирижёру пофигу.

Лишь рукой махнул: «Извольте,
Где хотите, ля-бемольте.
За такую за зарплату
Как еще играть сонату?»

Тритатушки, три-та-та,
Срамотушки, срамота.

«Не влезай, убьёт, мудила!» —
Ну конечно, влез… Убило.
Следом лезет обормот
С криком: «Всех не перебьёт!»
Что бы там не говорили —
Несгибаемый народ.

Без особенных причин
Коля Васю замочил.
А Колю замочил Григорий,
Поддержал его почин.
И в деревне благодать!
Коли с Васей не видать.

Не беда, ти-би-ди-би-да,
Ерунда, ти-би-ди-би-да.

Запалили хату спьяну
И сидят… По барабану!
Стол покуда не горит,
А портвешок уже разлит.

И соседи тож не плачут,
На завалинке судачат:
«Хорошо горит! Примета!
Значит, жарким будет лето».

Лишь один тверёзый житель
Приволок огнетушитель.
Не тряси его, постой,
Ты же видишь — он пустой!
Вон, написано ж на нём…
Да гори оно огнём!

И горела хата ярко,
А летом вправду было жарко.
Ворон каркнул: «Неверморр!» —
Продолжаем разговор…

Березовский, говорят,
В наши речки всыпал яд.
Нам-то пофигу, конечно,
Но какой, однако, гад!
Наши речки не погань,
В Темзу сыпь, а не в Кубань.

Сам-то сдристнул за бугор!
Продолжаем разговор…

Мы и пашем, мы и сеем.
Мы ж не Конго, мы ж Рассея!
Можем, правда, не пахать,
И не сеять. Нам плевать!

Наплевать нам на косьбу,
Наплевать на молотьбу,
На людей, зверей и пташек.
Всех видали мы в гробу!

Можно плюнуть лично на…
Не… Здесь закончилась слюна.

Есть таксисты-пофигисты,
Пофигисты-футболисты,
Пофигисты-моряки,
Пофигисты-скорняки,
И, что особенно отрадно —
Пофигисты-взрывники.

Вот я заметил: гитаристы —
Все большие пофигисты.
А скажем, вот, мандолинист…
Впрочем — тоже пофигист…

И только лишь среди чекистов
Очень мало пофигистов,
Потому что, твою мать,
Надо Родину спасать!

Две недели кран течёт,
Слесарь фишку не сечёт.
Водку пьёт, ворон считает,
У него переучёт.

Кран чинить я сам могу,
Но кран мне этот пофигу!

И нет от этого лекарства,
И давно идёт молва,
Что в нашем царстве-государстве
Пофигень растёт трава.

Пофигень-трава растёт, эманацию даёт.
Кто эманацию вдыхал — тот и пофигистом стал.

И растёт в нашей земле,
И в Калуге, и в Орле,
И в тайге, и в Заполярье,
Говорят — даже в Кремле!
Говорят — она везде!
Но я не верю ерунде.

Гуси, гуси, гу-гу-гу…
Не…
Га-га-га!
А, пофигу…

Тридцать девять и одна — простыл прилично я.
Врач приехал — я валяюсь, как бревно.
«Доктор, может, это пневмония атипичная?»
Он, чихнув, ответил: «Не исключено».

Доктор масочку надел, прочёл мне лекцию:
Дескать, «Истребляем мы природу — нашу мать,
Вот она и посылает нам инфекцию,
Чтобы с нами, с вахлаками, совладать.
Но чума нас не взяла, и СПИД не выкосил.
Мы в ответ сливаем в реки керосин.
А Природа вновь выдумывает вирусы —
Мы снова мрём, но гадим из последних сил.
А в этом мире мы — случайные прохожие.
Так что ешьте лук, батенька, а на ночь — парацетамол.
Отнеситесь философски — воля Божия,
Все там будем», — попрощался и ушёл.

Вот те на! Так что же, значит,
Нет порядка на планете?
Человечество свинячит,
А за это я в ответе?

А я же в детстве был юннатом,
Я ж кормил собак убогих,
Я же пестовал пернатых
И, пардон, членистоногих.

Я ж не изверг, не подлюка,
Я ж загнусь тут без укола.
Дайте что-то, кроме лука,
Пара — кроме — цетамола!

Ну чего же вы, наука, вашу мать!
С мелким вирусом не в силах совладать?
Участковый авиценна, доктор-спец,
Шёл бы лучше, гад, клонировать овец.
Помираю тут, как Митька без ухи, —
А ведь страдаю за чужие за грехи.

Где-то зверя бьют злокозненные гаврики,
Выковыривают птицу из дупла.
Вымер редкий вид козла в Восточной Африке —
И теперь я отвечаю за козла!

Лук жую, жую — давлюсь, а слёзы катятся.
А я ведь тоже ставил сеть на осетра!
Но теперь я осознал, готов покаяться,
Да боюсь, что околею до утра.

Я окно раскрыл: чернеет небосвод,
Чей-то бледный конь пасётся у ворот,
Малярийные летают комары,
Кто-то смотрит из озоновой дыры.
Смотрит строго, вижу: пальцем погрозил.
Ой, тревога! Дайте мне аминазин!

Землю роем, воду мутим.
Рыбки дохнут — рыбок жалко.
Лес в дерьме, река в мазуте,
В поле — мусорная свалка.

И киты уже всем стадом,
Нефтяной планктон откушав,
С громким криком «на фиг надо!»
Вдруг бросаются на сушу.

На Луну летим из пушки,
Звездолёт на Марс посадим.
Мало нам Земли-старушки —
Мы и в космосе нагадим!

Луком я, как Чипполино, провонял,
Но к утру гляжу — и кризис миновал.
Ой, напугали как меня — ну просто жуть!
Надо супчика куриного хлебнуть.
Но я с Природой поквитаюсь всё равно:
Покурю — окурок выкину в окно.

Пахнут мусорные кучи,
Хулиган собаку мучит.
Вот чему нас жизнь учит?
А ничему она не учит!