Тимур Шаов - Песни

Как я живу, с кем я живу!
С ханыгами-пропойцами.
Портвейн пью, сырки жую,
А мне другого хочется.
А мне бы галстук бабочкой,
А мне б подругу стройную,
Играл бы ей на дудочке
Девятую симфонию.

Стал теперь я сволочью,
А был хорошим мальчиком:
Любил собачек, кошечек
И белочек, и зайчиков.
С тех пор я очень низко пал:
Из зайчика и лапушки
Эволюционировал
И стал я волком тряпочным.

Ханыги хлещут водочку
И Бахусу лишь молятся.
А мне б кататься в лодочке
По голубому озерцу.
Кругом голье чумазое
Да войско сизоносое.
Ох, жизнь моя заразная!
Ох, жизнь моя босая!

Не жития стеклянного,
Не жития граненного —
Мне звона бы хрустального,
Шампанского вспененного —
Не первача станичного
Картофельно-пшеничного,
Мне б коньяка столичного,
Шартреза заграничного.

С ханыгами замаялся,
С пропойцами замучился.
По ласке стосковался я,
Я по теплу соскучился.
Хочу манжеты белые,
Хочу чудес диковинных
И ангельское пение,
И Моцарта с Бетховеном.

Траурной процессии не видать конца,
На лафете пушки гроб увозят — (возят)
Хоронила мафия… крёстного отца,
Рассейского родного мафиози.
Хоронила мафия… крёстного отца,
Рассейского родного мафиози.

Воры морщат лоб — бандитам плакать не к лицу.
Проститутки все вуаль надели: (еле)
Девочки в знак траура по крёстному отцу
На панель не выйдут две недели.
Девочки в знак траура по крёстному отцу
На панель не выйдут две недели.

Начав с простого вора, сам всего сумел достичь,
Был в Европе даже уважаем. (знаем)
Слал ему открытки лично Леонид Ильич,
Поздравлял сердечно с Первомаем.
Слал ему открытки лично Леонид Ильич,
Поздравлял сердечно с Первомаем.

Вдова убита горем, и наследник удручён:
Как некстати папа кони двинул, (кинул)
Теперь придётся экономить каждый миллион.
«Да на кого ж, кормилец, нас покинул!»
Теперь придётся экономить каждый миллион.
«Да на кого ж, кормилец, нас покинул!»

«Не от взрыва бомбы, не от подлого ножа,
Не от пули киллера крутого, (злого)
Не солидно помер! — говорили кореша, —
Подавился косточкой вишнёвой!
Не солидно помер! — говорили кореша, —
Подавился косточкой вишнёвой!»

Оркестр играл Шопена, лабух жарил на трубе.
Кладбище наполнилось народом, (сбродом)
И татуированный соратник по борьбе
Произнёс такую речь над гробом:
И татуированный соратник по борьбе
Произнёс такую речь над гробом:

«Ша, не в кипишь масть, прикиньте к носу, фраера,
Лапти сплёл наш старый кореш Сеня, (Сеня)
Мелкий зехер не докнокал и сыграл жмура.
Щас он с Богом ботает по фене!
Мелкий зехер не докнокал и сыграл жмура.
Щас он с Богом ботает по фене!»

Кабак трещал по швам, поминки две недели шли
Устрицы, омары, дискотека. (эка!)
Выпили, подрались, постреляли, разошлись,
В общем, помянули человека.
Выпили, подрались, постреляли, разошлись,
В общем, помянули человека.

Некролог в газетах, телеграммам нет конца
Вот что значит истинная гласность. (ясность)
Говорят, что нового к нам крёстного отца
Из Москвы пришлёт госбезопасность.
Говорят, что нового к нам крёстного отца
Из Питера пришлёт госбезопасность.

Что за блажь, что за напасть:
Как завижу лошадь,
Сразу хочется украсть —
Признак нехороший!
Охладел даже к деньгам,
К йогурту и книгам.
А я, наверное, цыган
Или даже цыган.

А вот бы конь меня унёс
По полям куда-то!
А я в рубахе «Хьюго Босс»,
Красной от заката!
Поваляюсь у костра,
Как Алёша Пешков,
И мне старик Mакар Чудра
Будет врать неспешно.

Ой, ромалэ!
Ой, ёлы-палы!
О-о-о! Мэ сом ром!

Заскочу в тенистый лес
За малиной сладкой.
А там цыганка ждёт топлесс,
Дикая лошадка!
Дерзкий нрав, в глазах — пожар.
Но я тебя объезжу!
Рассмеётся: «Ай, Зобар!»
А я её зарежу!

У нас, цган, я вам скажу,
Строго с этим делом!
Это ж не лямур-тужур,
Это ж, блин, чавелла!
И гитара запоёт,
И я навзрыд заплачу,
И поеду на восход
В джинсах от Версаче.

От «Газпрома» и «ЛУКойла» —
Ох, достали! —
Выводи коня из стойла,
Поскакали!

О-о-о! Мэ сом ром!

Выйдет дядька из тумана
И нальёт мне «Каберне»,
Спросит как цыган цыгана:
«Ай нанэ?» — Скажу: «Нанэ!»
Ай нанэ, вставляй, народ,
Зубы золотые!
Серьгу в ухо — и вперёд,
В ковыли густые!

И славяне, и армяне,
И евреи разных стран —
Все запишемся в цыгане:
Ты цыган, и я цыган!
Ах, как бы жили-поживали,
Кочевали, бомжевали,
Да конину бы жевали,
Да дышали бы костром.
А нынче век какой-то мерзкий,
Сплошь какой-то Достоевский:
То мы каемся по-детски,
А то старушку топором.
Повсюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
Так будем петь, пока живые,
Покуда цел наш белый свет!
И под гитарный перезвон
Для нас споёт, конечно,
Сам цыганский наш барон —
Бывший кагэбэшник.

И Серёга на гитаре,
И Андрюха на пиле,
Шурик с бубном Страдивари,
Закочуем по земле!
Позавидуют нам люди
И повалят всей гурьбой:
«К нам приехал, к нам приехал
Тимур Султаныч дорогой!»

Не хотите ль в степь со мной
В туфлях от Ле Монти?
Да… Мы народ не гужевой,
Но, в конечном счёте,
Здесь и так всё — балаган,
Табор — россияне…
А ты цыган, и я цыган —
Все мы тут цыгане…

Ты цыган, и я цыган —
В шмотках от Армани…

Жил-был бизнесмен, жил он с полной нагрузкой,
Прибавочной стоимостью был озабочен.
Достаточно новый, достаточно русский,
Как все бизнесмены, затраханный очень.

Фрустрации, стрессы, налоги, проплаты,
Пахал, как верблюд, через день напивался.
Других разбивают инсульты, инфаркты,
А с этим внезапно случился катарсис.

Он вдруг ощутил, что душа истомилась,
И деньги не греют, и жить нет резона,
Бессмысленно всё, и слеза покатилась
В бокал недопитого «Дон Периньона».

Вроде тачка стоит наворочена,
И люстра висит позолочена,
И тикает «Ролекс» на левой руке,
Откуда ж в душе червоточина?

Спросил секретаршу: «Есть Бог или нету?»
Она аж икнула, с испугу, наверно.
«Эх, жил несуразно, копил всё монету,
Одну лишь молитву твердил ежедневно:
— О бог новорусский, Мамона, гляди же:
Аз есмь раб твой нищий и милости ждущий.
Какой будет курс в понедельник на бирже?
Давай же нам днесь ты наш доллар насущный!»

Он вспомнил начало: горком комсомола,
Кооператив свой, едва ли не первый.
Он был тогда весел, приветлив и молод,
Жена не была еще крашеной стервой.

Но нет уж ни в ком той сердечности,
И столько кругом всякой нечисти.
И «Ролекс» все тикает, гад, над душой,
Напоминает о вечности.

Чиновники душат, партнёры кидают.
Чуть что — эта свора сожрёт и забудет.
Бандиты, что крышу ему предлагают,
В сравнении с ними — приличные люди.

Страна беспредела, войны и безделья,
Безумных вождей, всеобъемлющих сплетен,
Держава рискованного земледелья,
Рискованной жизни, рискованной смерти.

А хочется просто картошки с селёдкой,
И жить тоже просто — без лжи и халтуры,
И с девушкой нежной, наивной и кроткой,
Кататься на ослике в парке культуры.

Эх, сесть бы в беседке заброшенной
Да выпить портвейна хорошего,
А «Ролекс» о пол растоптать, как змею,
Как символ проклятого прошлого!

Из офиса прочь, как из Ясной Поляны,
Оделся, роняя кредитки и баксы,
Спустился в метро и один, без охраны,
Неважно куда, но на волю, в пампасы!

И что-то в лице его было такое,
Что киллер, его поджидавший, смутился
И вдруг вспомнил маму и детство златое,
Вернулся домой и с тоски застрелился.

А он на метро, одинокий и лишний,
Уехал в деревню, в гнездо родовое.
Там бабушка лепит вареники с вишней,
Там тихо, и утром туман над рекою…

Но где-то в районе метро «Китай-город»
Кричащая совесть вдруг стала потише,
Припадок прошёл, он почувствовал голод,
Пальто застегнул и на улицу вышел.

Галдели торговки, пристала путанка,
Сновали машины, в столице смеркалось.
Он вяло подумал: «В деревне рыбалка…»
Таксисту сказал: «Казино „Голден Палас“»!

Следивший за шефом охранник неброский
Своим позвонил и сказал: «Всё нормально.
Сегодня доехал лишь до „Третьяковской“.
А в прошлый-то раз аж до „Тёплого Стана“!»