Автор неизвестен - Японские пятистишия

Прозрачная волна у белых берегов,
Раскинутых, как белоснежный шарф,
Порой бурлит, нo к берегам не подойдет.
Так — ты ко мне.
И полон я тоски…

О нет, наоборот:
Увы, не я, а ты,
Подобно той волне у белых берегов,
Раскинутых, как белоснежный шарф,
Ты никогда не подойдешь ко мне…

Когда бы знала, что любимый мой
Придет ко мне,
Везде в саду моем,
Покрытом только жалкою травой,
Рассыпала бы жемчуг дорогой!

Зачем мне дом, где жемчуг дорогой
Рассыпан всюду,
Что мне жемчуга?
Пусть то лачуга, вся поросшая травой,
Лишь были б вместе мы, любимая моя!

Когда бы гром внезапно загремел,
А небо затянули облака,
И хлынул дождь,
О, может быть, тогда
Тебя, мой друг, остановил бы он!

Пусть не гремит совсем здесь грозный гром
И пусть не льет с небес поток дождя.
Ах, все равно
Останусь я с тобой,
Коль остановишь ты, любимая моя!

Здесь, в стране далекой Хацусэ,
Запертой среди высоких гор,
Дева милая моя живет.
Пусть мне по камням пришлось шагать,
Снова я пришел сегодня к ней!

Если б только эта ночь,
Ночь, когда явился ты, переплыв потоки рек,
На коне на вороном, — ягод тутовых черней,
Если б только эта ночь
Не кончалась никогда!

На траву зеленую тиса
Тяжестью в горах легла роса,
Оттого и вянет зелень этих трав.
Оттого, что в сердце горечь глубока,
Не кончается моя тоска…

Лучше пусть исчезну,
Словно белый иней,
Выпавший на землю поутру:
Как я эту ночь, тоскуя и печалясь,
Нынче до рассвета проведу?

Изголовие из дерева цугэ,[6]
Лишь придет вечерняя пора,
Ты все время неотступно ждешь на ложе…
Отчего ж никак дождаться ты не можешь,
Чтоб хозяин твой пришел сюда?

На рассвете у ворот моих
Кулики без умолку поют.
О, проснись, проснись!
Мой супруг на эту ночь одну,
Пусть не знают люди про тебя.

Ах, на кровле дома моего
Зацвела «не забывай»-трава.[7]
Все смотрю:
А где трава «забудь-любовь»?[8]
Жаль, еще не выросла она…

Милый мой,
Моя любовь к тебе,
Словно эта летняя трава,
Сколько ты ни косишь и ни рвешь
Вырастает снова на полях!

В Сога, средь долины чистых рек,
Где осока дивная растет,
Не смолкая, плачут кулики…
Не смолкает также ни на миг
И моя несчастная любовь…

По дороге, что отмечена давно
Яшмовым копьем,[9]
Ходить устал.
Мне циновку б из рогожи постелить
И смотреть бы мне все время на тебя!

Лишь раздался топот быстрого коня,
Как под сень сосны
Из дома вышла я,
И все думаю, смотрю вокруг,
Может, это ты, мой милый друг?

Как журавль далекий, что летает в небе,
Белых облаков крылом касаясь,
Так и ты…
О, как мне трудно, трудно
Оттого, что нет тебя со мною!

Словно в бездне, среди скал,
Белоснежный жемчуг дорогой.
От людей скрываю я любовь.
И пускай погибну от любви,
Людям я не назову тебя!

Чем так жить,
Тоскуя о тебе,
Лучше было бы мне просто умереть,
Оттого, что думы, полные тревог,
Словно скошенные травы на полях…

В священном храме,
Где жрецы вершат обряды,
Сверкает зеркало кристальной чистоты,[10]
Так в памяти моей сверкаешь ты,
И в каждом встречном я ищу тебя…

Долго, видно, буду тосковать о той,
Что мне видеть ныне довелось,
Что сверкала
Дивной красотой,
Как венок из ярких пестрых трав.

Говорят: на этом свете умирают,
Если так тоскуют, как тоскую я
Из-за той, что видел только миг,
Что хороша,
Как цветы струящиеся фудзи…[11]

Мне кажется теперь, когда моя любовь
Намного глубже и сильнее стала,
Я умереть могу в смятенье чувств;
Так рвется нить жемчужная — и вдруг
Рассыплется весь жемчуг дорогой…

Тоскую о тебе и жду тебя всегда!
О, если был бы знак,
Что суждена нам встреча!
Ведь в этом мире я, увы, не вечен,
Подобно всем, живущим на земле…

У ворот моих
На деревьях вяза вызрели плоды…
Сотни птиц слетелись к дому моему,
Тысячи слетелись разных птиц,
А тебя, любимый, нет и нет…

Среди полей заброшенных, в глуши,
Далекой, словно вечный свод небес,
Оставила тебя,
И от тоски и дум
Нет больше сил на этом свете жить!

Как до небесных облаков
Отсюда далеко — так до тебя…
Но пусть с тобою мы в разлуке,
Взамен твоих — чужие руки
Не станут изголовьем никогда!

Как тень прозрачная в рассветный час,
Таким же тонким тело нынче стало
Все из-за той, что яшмой засверкала
Лишь издали,
И навсегда ушла от нас…

Кого среди людей назвать счастливым?
Того, кто милой слышит голос
И в пору ту,
Как черный волос
Уже становится седым!

Вчера, вечернею порой, лишь миг один,
Короткий, как жемчужин встречных звон,
Я видел здесь ее,
И нынче утром вдруг
Мне показалось, будто я люблю!

Сосна стоящая у входа
В пещеру горную,
Взглянул я на тебя,
И показалось мне — увидел друга,
Которого давно когда-то знал!

Пусть велика земля, но даже и она
Имеет свой предел,
Но в мире этом есть одно,
Чему конца не будет никогда,
И это бесконечное — любовь!

Ведь ты — лишь человек
С непрочною судьбою,
Как лунная трава цукигуса.[12]
О, что ты можешь знать, мне говоря:
«Мы после встретимся с тобою…»

Когда зайдет за облака луна,
Сияющая ныне в небесах,
Как зеркало кристальной чистоты,
Нет, все равно не кончится тоска,
А станет лишь любовь моя сильней!

Оттого, что обо мне не думает совсем
И меня не любит милая моя,
Я скрываю от нее любовь.
Так бутон скрывает чашечку цветка,
Но должны бутоны расцвести!

Когда бы ныне мог корабль я встретить,
Который держит путь в столичные края,
Я б милой передал,
В каком смятенье думы,
Что словно скошенные травы на полях…

Наверно, там, где горы Симакума
Жемчужным гребнем в небо поднялись,
В вечерних сумерках
Идешь ты одиноко
Заброшенною горною тропой…

Когда оградою зеленой горы
Меж нами встанут множеством рядов
И мы уже не будем больше вместе,
Тебе, любимый мой, в далекий край,
Я часто не смогу подать отсюда вести…

С нетерпеньем друга ожидаю,
В дом одной мне нынче не войти,
Пусть роса давно уже покрыла
Белотканые
Льняные рукава…

Когда в цветенья час
Не расцветают сливы,
А лишь в бутонах прячут лепестки,
Быть может, так они любовь скрывают?
А может, снег они с тревогой ждут?

Возле моря,
На скалистом берегу,
Утро каждое я вижу стаи птиц,
Утро каждое смотреть бы на тебя,
Но тебя не видно, милый мой…

Подобно соловью, что раньше всех поет
В тени ветвей,
Когда придет весна,
Ты раньше всех мне о любви сказал,
И лишь тебя отныне буду ждать!

Лишь издали могу я любоваться.
Дотронуться не смею никогда.
Как лавр зеленый,
На луне растущий,[13]
Любимая моя… Что делать с ней?..

Пока в саду своем ждала,
Что ты придешь ко мне, любимый,
На пряди черные
Распущенных волос
Упал холодный белый иней.

Ведь оттого, что никогда не думал,
С какой тоской тебя
Я буду вспоминать,
Бывали и такие ночи,
Когда подушкой был не твой рукав!

Вот нить жемчужная;
Как ни длинна она,
Сойдутся вместе у нее концы.
Не разойдутся и у нас пути,
Одна нас свяжет нить, как эти жемчуга…

Эта ночь, что черна,[14]
Славно черные ягоды тута,
О, пускай никогда не проходит она!
Так мучительно ждать мне до ночи тебя,
Каждый раз уходящего рдеющим утром!

Должно быть, наступил уже рассвет:
Тидори[15] возле нас щебечут неустанно,
А изголовье из твоих прекрасных рук,
Из белотканых рукавов твоих
Мне, как и ночью, все еще желанно!

О, только если высохнет до дна
Река Сикама, что впадает в море
Владыки вод,
О, только лишь тогда
Умрет навек моя к тебе любовь!

Схлынут волны — и в заливе Нанива
Собирают водоросли-жемчуга
Девушки-рыбачки…
Я хочу узнать:
Как по именам вас называть?

Только тем, кто ищет раковины здесь.
Мы охотно подаем от сердца весть.
Странникам,
Кому постель — трава,
Мы своих имен не назовем.

Каждый раз, как только вижу я
Крылья тех гусей,
Летящих в тростники,
Вспоминаю я разящую стрелу,
Что носил ты за спиною у себя.

Не под силу видеть нам,
Как стареешь день за днем
Ты, которого мы чтим,
Словно солнце и луну,
Что сияют в небесах!

Зимний ветер дует
В рукава одежды…
Мне холодной ночью
Не уснуть сегодня
Без тебя, любимый.

С посохом в руке
И без посоха в руке
Я отправилась бы в путь,
Но не знаю я дорог,
По которым ты идешь!

Вот спустилась ночь…
Скоро и светать начнет…
Двери распахнув,
Жду, когда же он придет,
Милый, что ушел в страну Кий?

В дальнем море, у Аго,
Волны без конца бегут
К каменистым берегам,
Так любви моей к тебе
Нет ни срока, ни конца!..