Лев Маляков - Страда

Дорогие, да сколько ж вас
По российским бескрайним далям
Незабвенных своих провожали
В лихолетья набатный час?

…Вот ведь время-то как течет!
А давно ли, кажется, было!
Ничегошеньки не забыла,
Свято верила: мой придет!

А потом — извещенье:
«Андрей…»
Ох, как сердце твое кричало!..
Сколько ты ночей отмолчала,
Неприкаянной,
Сколько дней?

Только время, как мудрый врач,
Ножевые, душевные раны
Врачевало.
И поздно ль, рано —
Звонче радость,
И тише плач.

Я приемлю это запустенье,
Прошлого вдыхая горький чад:
В два обхвата стены Маннергейма,
Чахлою испятнаны сиренью,
Будто спины мамонтов, торчат.

Из-под сосен смотрят амбразуры —
Не страшней пустых барсучьих нор.
А представь: из этакой вот дуры
Бьют по наступающим в упор.

Под прямым, кинжальным, перекрестным
Снег едва ль от смерти заслонит.
Люди, как подкошенные сосны,
Падали в искромсанный гранит.

Политых хмельной солдатской кровью,
Сколько здесь покоится могил!
Лишь ракитник горестно, по-вдовьи,
Голову над ними приклонил.

Время боль утрат не притупило…
Знаю я, что не когда-нибудь,
А теперь
Растет такая сила,
Чтоб народы к братству повернуть.

Верю я, что люди запустенью
На святом совете предадут
Так же вот, как стены Маннергейма,
Самый страшный — атомный редут.

Деревни вдоль реки,
Как поезда,
С проулками,
С ольховым ломким тыном…
Мне по душе
В вагонах тех езда.
Но, кажется,
Я снова опоздал:
Прослыл в своем селенье
Блудным сыном.

Но в чем моя вина?
Безус, простоволос
Из дома бросился,
Что из вагона, —
И кубарем скатился
Под откос.
А поезд громыхал
По перегонам.

Я шел в огонь,
Вжимаясь в землю, полз,
От злости в голос выл,
Совсем по-бабьи.
Деревню,
Как потрепанный обоз,
Бросало, будто в пропасти,
В ухабья.

Что человек усердно натаскал,
Как муравей,
По бревнышку веками,
Подмял огнем
Орды откатный вал,
Попробуй вновь
Дома поднять руками!

На тех печищах
Бабы, старики,
Не изменив
Привычкам и заботам,
Ложили не венцы —
Смолистые венки,
Осыпанные, как росою,
Потом.

А я тогда
На Балтике служил
В заглавном чине
Старшего матроса.
На вахте
Потихонечку тужил
По августовским
Выбеленным росам.

Мне говорили:
Ты свое бревно
Кладешь в тот сруб
Невидимо и скромно.
Сберечь границу —
Это все равно,
Что выстроить деревни
Для бездомных.

Я верил:
Это так,
Но все же знал:
Не топорище
Взгорбило ладони,
Не мною
Новый выстроен вокзал,
В полях объезжены
Стальные кони.

И я пришел
К началу всех начал:
Ходил на промыслы,
Пахал, ковал подковы.
И даже, каюсь,
Дедов поучал,
Как хлеб растить
Или кормить корову.

Но до сих пор
В тот поезд не попал,
Который не подвластен расписанью:
То ль проскочил разъезд,
Иль попросту проспал
И на вокзал приехал
С опозданьем…

И тешусь только тем,
Что новая строка
Деревне-поезду
Поможет выйти в кручу,
Что стих прочтет
Земляк наверняка
И обо мне
Подумает получше.

За рекою песня вешней птицей
Крыльями взмахнула, поднялась.
Закружила, на душу ложится,
Полоняет песенная власть.

Из деревни, спрятанной когда-то
В темь лесов потомком кривичей,
Вдоль домов, заулочком горбатым
Вымахнула силою крылатой
В царство звезд и солнечных лучей.

И забылись надолго невзгоды:
Будто бы не жгли мороз и зной,
Будто нашу крепкую породу
Тяжкие не испытали годы…
Песня, что ты делаешь со мной!

Дни короче, прозрачней сталиу
Глубже, радостнее печаль.
Мы с волненьем осень встречаем,
Каждый спелый лист примечаем,
Провожаем в дымную даль.

Удивленным, влюбленным взглядом
Мы глядим на клин журавлей,
Пролетающих горестным стадом
Над притихшим продрогшим садом,
Над раздольем родимых полей.

Видно, тяжко без нашего лета
Птицам жить в стороне чужой,
Коль уносят на юг фиолетовый
Неба русского цвет голубой!

Листья клена — лапы гусиные —
Вмерзли в лужу на всем пути,
В семицветной листве осиновой
До чего же легко идти!

Сыплет, сыплет на плечи золото,
Землю вызвездило листвой.
До чего же ядрено-молодо!
Сердце, радуйся! Песни пой!

Кто сказал, что в глуши осиновой
Ходит-бродит тоска-береда?..
Здесь видал я стада лосиные,
А тоски не встречал никогда!

Мимо кузни с ведрам,
Покачивая бедрами,
Настя ходит по воду
По тропке, как по проводу.

За день Настя сотню раз
Души вывернет из нас.
Ей-то что — работает,
Ходит, где короче.
А у нас забота —
Шеями ворочать.
Ломит шеи к ночи
Так, что нету мочи.

Прицепилась, как простуда,
Накануне посевной.
— Ой, с ремонтом, братцы, худо, —
Встанем к выходу спиной:
Бегай хоть по двести раз —
На затылке нету глаз.

Искры звездами взметнулись —
Знаем, горю чем помочь!..
Про себя же усмехнулись:
Как на привязи точь-в-точь.

Бьются искры, будто пчелки,
Сыплют роем на стену.
Не видать теперь ни челки,
Ни походки Настиной.

Что-то в кузне стало душно,
И удар уже не тот…
Вот те раз — сквозь грохот слышно:
Ведра звякнулись о лед.

Мы, как будто ненароком,
Повернулись к двери оком.
Эх, была не была,
Веселей пойдут дела!

Отчего же ты притихла, Галя?
Ждешь, поди, парнишку у ракит?..
Листья нашумелись, задремали,
Гладь речную солнце золотит.

Будто шлемы витязей былинных,
За рекою высятся стога,
Легкая прохлада теней длинных
Пала на крутые берега.

Лес на горизонте вписан тонко
В пеструю безоблачную даль.
Родиной любуешься, девчонка,
Отчего ж в глазах твоих печаль?

Галя, голосистая Галина,
Русая до пояса коса,
И меня когда-то у овина
Чаровали высью небеса!..

Где бы ни была, но этот кустик,
Эту веху первых с любым встреч,
Завсегда — и в радости и в грусти —
Станешь ты в душе своей беречь.

Будешь вспоминать село Лесное,
Нежность грубоватую ребят,
Слушать,
Слушать,
Слушать,
Как весною
Журавли о родине трубят…

Все длиннее тени, гуще вечер,
Только радость не затмить ему:
Галя руки тонкие на плечи
Положила Саньке своему.

Воздух на густом ржаном настое
Все хмельней. Нежнее, мягче свет.
Тишина. Их в целом мире двое,
И обоим — по семнадцать лет!

С посвистами, вскриками
Рюмками звенит —
Свадьба многоликая
Катится в зенит.

Половицы охают
На особый лад.
Каблучищи грохают
Невпопад.

Вздрагивают бровушки
У девчат крылом…

Лишь осталась вдовушка
За столом.

Опустила синие,
Затаив тоску.
Бабий август инеем
Прикипел к виску.

Думы тучей вислою
Накатились вновь:
Где-то там под Вислою
Сгинула любовь.

Ей на долю выпало:
Все одна, одна…
Не могла, да выпила
Горькую до дна.

Потому и сдобрены
Памятью-слезой
Свадьбы наши добрые,
Словно май грозой.