Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920
1 июля 1916
«Ты солнце в выси мне застишь…»
Ты солнце в выси мне застишь,
Все звезды в твоей горсти!
Ах, если бы — двери настежь! —
Как ветер к тебе войти!
И залепетать, и вспыхнуть,
И круто потупить взгляд,
И, всхлипывая, затихнуть,
Как в детстве, когда простят.
2 июля 1916
«Руки даны мне — протягивать каждому обе…»
Руки даны мне — протягивать каждому обе,
Не удержать ни одной, губы — давать имена,
Очи — не видеть, высокие брови над ними —
Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви.
А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,
Безостановочно ходит и ходит в груди, —
Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должно быть —
Мне загоститься не дать на российской земле!
2 июля 1916
«А что если кудри в плат…»
А что если кудри в плат
Упрячу — что вьются валом,
И в синий вечерний хлад
Побреду себе……..
— Куда это держишь путь,
Красавица — аль в обитель?
— Нет, милый, хочу взглянуть
На царицу, на царевича, на Питер.
— Ну, дай тебе Бог! — Тебе! —
Стоим опустив ресницы.
— Поклон от меня Неве,
Коль запомнишь, да царевичу с царицей.
…И вот меж крылец — крыльцо
Горит заревою пылью,
И вот — промеж лиц — лицо
Горбоносое и волосы как крылья.
На лестницу нам нельзя, —
Следы по ступенькам лягут.
И снизу — глаза в глаза:
— Не потребуется ли, барынька, ягод?
28 июня 1916
«Белое солнце и низкие, низкие тучи…»
Белое солнце и низкие, низкие тучи,
Вдоль огородов — за белой стеною — погост.
И на песке вереница соломенных чучел
Под перекладинами в человеческий рост.
И, перевесившись через заборные колья,
Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд…
Старая баба — посыпанный крупною солью
Черный ломóть у калитки жует и жует.
Чем прогневили тебя эти серые хаты,
Господи! — и для чего стольким простреливать грудь?
Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,
И запылил, запылил отступающий путь…
Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой
О чернобровых красавицах. — Ох, и поют же
Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!
3 июля 1916
«Вдруг вошла…»
Вдруг вошла
Черной и стройной тенью
В дверь дилижанса.
Ночь
Ринулась вслед.
Черный плащ
И черный цилиндр с вуалью.
Через руку
В крупную клетку — плед.
Если не хочешь муку
Принять, — спи, сосед.
Шаг лунатик. Лик
Узок и ярок.
Горячи
Глаз черные дыры.
Скользнул на колени
Платок нашейный,
И вонзились
Острия локтей — в острия колен.
В фонаре
Чахлый чадит огарок.
Дилижанс — корабль,
Дилижанс — корабль.
Лес
Ломится в окна.
Скоро рассвет.
Если не хочешь муку
Принять — спи, сосед!
23 июля 1916
«Искательница приключений…»
Искательница приключений,
Искатель подвигов — опять
Нам волей роковых стечений
Друг друга суждено узнать.
Но между нами — океан,
И весь твой лондонский туман,
И розы свадебного пира,
И доблестный британский лев,
И пятой заповеди гнев, —
И эта ветреная лира!
Мне и тогда на земле
Не было места!
Мне и тогда на земле
Всюду был дом.
А Вас ждала прелестная невеста
В поместье родовом.
По ночам, в дилижансе, —
И за бокалом Асти,
Я слагала Вам стансы
О прекрасной страсти.
Гнал веттурино,
Пиньи клонились: Salve![27]
Звали меня — Коринной,
Вас — Освальдом.
24 июля 1916
Даниил
«Села я на подоконник, ноги свесив…»
Села я на подоконник, ноги свесив.
Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?
— Это я пришла. — Зачем? — Сама не знаю.
— Время позднее, дитя, а ты не спишь.
Я луну увидела на небе,
Я луну увидела и луч.
Упирался он в твое окошко, —
Оттого, должно быть, я пришла…
О, зачем тебя назвали Даниилом?
Все мне снится, что тебя терзают львы!
26 июля 1916
«Наездницы, развалины, псалмы…»
Наездницы, развалины, псалмы,
И вереском поросшие холмы,
И наши кони смирные бок о бок,
И подбородка львиная черта,
И пасторской одежды чернота,
И синий взгляд, пронзителен и робок.
Ты к умирающему едешь в дом,
Сопровождаю я тебя верхом.
(Я девочка, — с тебя никто не спросит!)
Поет рожок меж сосенных стволов…
— Что означает, толкователь снов,
Твоих кудрей довременная проседь?
Озерная блеснула синева,
И мельница взметнула рукава,
И, отвернув куда-то взгляд горячий,
Он говорит про бедную вдову…
Что надобно любить Иегову…
И что не надо плакать мне — как плачу…
Запахло яблонями и дымком,
— Мы к умирающему едем в дом,
Он говорит, что в мире все нам снится…
Что волосы мои сейчас как шлем…
Что все пройдет… Молчу — и надо всем
Улыбка Даниила-тайновидца.
26 июля 1916
«В полнолунье кони фыркали…»
В полнолунье кони фыркали,
К девушкам ходил цыган.
В полнолунье в красной кирке
Сам собою заиграл орган.
По лугу металась паства
С воплями: Конец земли!
Утром молодого пастора
У органа — мертвого нашли.
На его лице серебряном
Были слезы. Целый день
Притекали данью щедрой
Розы из окрестных деревень.
А когда покойник прибыл
В мирный дом своих отцов —
Рыжая девчонка Библию
Запалила с четырех концов.
28 июля 1916
«Не моя печаль, не моя забота…»
Не моя печаль, не моя забота,
Как взойдет посев,
То не я хочу, то огромный кто-то:
И ангел и лев.
Стерегу в глазах молодых — истому,
Черноту и жар.
Так от сердца к сердцу, от дома к дому
Вздымаю пожар.
Разметались кудри, разорван ворот…
Пустота! Полет!
Облака плывут, и горящий город
Подо мной плывет.
2 августа 1916
«И взглянул, как в первые раза…»
И взглянул, как в первые раза
Не глядят.
Черные глаза глотнули взгляд.
Вскинула ресницы и стою.
— Что, — светла? —
Не скажу, что выпита до тла.
Все до капли поглотил зрачок.
И стою.
И течет твоя душа в мою.
7 августа 1916
«Бог согнулся от заботы…»
Бог согнулся от заботы
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых
С лучезарными телами
Сотворил.
Есть с огромными крылами,
А бывают и без крыл.
Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов его.
15 августа 1916
«Чтоб дойти до уст и ложа…»
Чтоб дойти до уст и ложа —
Мимо страшной церкви Божьей
Мне идти.
Мимо свадебных карет,
Похоронных дрог.
Ангельский запрет положен
На его порог.
Так, в ночи ночей безлунных,
Мимо сторожей чугунных:
Зорких врат —
К двери светлой и певучей
Через ладанную тучу
Тороплюсь,
Как торопится от века
Мимо Бога — к человеку
Человек.
15 августа 1916
