Николай Векшин - Полёт шмеля (сборник)
(снова ему, снова оттуда):
Если ты правозащитник,
Елы-палы, чья-то мать
Бурей гнева так покроет…
Что за грош начнёшь писать.
(ему же, оттуда же):
Моя страна полна поэтов.
Горланят, брань идет чрез рот.
Эх, воскресить бы нам комбатов
И перетрахать весь народ.
(и снова – ему же, из того же места):
Раз у дев за палисадами
Не рябинится роман,
Помоги, чем можешь, Игорь, им!
Не беги, как графоман!
Хочу упасть в твою пучину,
С ресниц сорваться, в глаз уплыть
И в ностальгии чаровницей
Тебя причудой напоить;
Собрать бессонницы наколки,
Поднять бразильскую любовь,
И треснуть так, чтобы осколки
Пронзали сердце вновь и вновь!
Сердце стучит барабаном.
Арию флейта поёт.
Марш Мендельсона дурманом
Мне прямо в ухи поёт.
Плачет сюита, рыдает.
Где ж ты, изменник родной!?
Свечки во мраке мерцают.
Лето уходит с тобой.
Какой же ты несносный!
Прикованная вся,
Бегу к тебе по росам
И рифмам на сносях.
Ты ворвался, вломился, влетел как тайфун
В мою душу и тело, сорвав все бинты.
Как безумна лавина на крыльях от чувств!
Верю, в ангеле есть все мужские черты.
Несётся танками война.
Миг превращается в разруху.
Снаряды стрел горят до травяного тла.
Поэт потеет, с крыши рухнув.
Ты меня приласкал не пустым рукавом.
Ты ладонью трепал мои русые косы.
Набухал колдовством. Поиграл в перезвон.
Опрокинулась в рожь я, в покосе.
В обнаженную спину ты подло плевал.
Колыхалась трава среди ржи и осины.
Я щадила тебя. Ты щеглом улетал.
Не подставлю я впредь свою спину!
Немного секса – и всё в ажуре.
Порыв и страсть – вот и хорошо.
Свободны люди в любви амуре.
К кому податься бы мне ещё?
Слова подобраны. Подобран и аккорд.
Я добрая. Я под зонтом добра.
Аккорды подобрав, браня свой зонт,
Играю словом, мужа теребя.
Поцеловал? Отвали!
В лезвиях воспринимая,
У королевы замри.
Хоть изо льда, но нагая!
Прижопила Люля булю.
Надудила в зюзик срулю.
Просюсюнила диньдинь.
Чу! Надудилась и – бздынь!
Мы баллы собираем.
На конкурс все, друзья!
И дружно мы читаем,
Что и читать нельзя.
Чиполинно макушка ребёнка в ночи силуэтит.
И животик болит. А Дюймовочку съели кроты.
Ширпотребно из раков и греков сварю винегретик.
Лопоухо пииткой не поротой кину понты.
И тогда я, в арбуз металлический ключик вставляя,
Оседлать табурет с топором постараюсь в метро.
А про ср@ки писать не хочу. И, как птица взлетая,
Я про драки слагаю в корыто своё ремесло.
Лечу, как звезда, в атмосферу.
Глазами призывно вращаю.
Здесь волны морские. Не верите?
Я мифы поштучно слагаю.
Смотрит мой абажур
На твое жалюзи.
Я тебя разбужу.
Ты меня расспроси.
И пускай жалюзи
Не поймет абажур,
Ты меня полюби.
И я крикну «бонжур»!
Внуки, сопли подотрите!
Дочки, победите стрессы!
Через шлюзы и непрухи
Я шагаю, как принцесса!
Знать, погода в бреде виновата.
Заморочки в плесени живут.
Экскременты? В этом – виновата.
Тесен мир! Пусть рейтинг принесут!
Спасибо, комп и монитор,
Что терпите поэта.
Спасибочки, что весь мой сор
Слагается в куплеты.
Я сижу у окна и на осень смотрю.
И усы тереблю, словно кошка.
Я, как мартовский кот, тут про осень пою.
И хвостом колыхаю немножко.
Под звоны пресловутого трамвая
Согреться трудно в блузке и костюме.
Куда послать стишок, не понимаю.
Я аж померк в угрюмой этой думе.
В белье дыра. Надрывно воют лиры.
Как конь я марширую по арене.
О Боже! Удержи же от сатиры!
И пусть не будет морда лика в пене.
Пишу стихи про что хочу.
В душе шабаш. Какое дело!
На абордаж! Я мысль точу!
Душа, взлетевши, аж взопрела.
Строки зарождаются в крови.
Чувств ретивых бурные моменты
Так поют поэмы о любви,
Что гремят торжеств аплодисменты.
Ковырять в носу не надо пальцем.
Не культурно сопли доставать.
Пусть в ноздрях козявки у страдальцев
Экскаватор будет очищать!
Поэт в душе агностик,
Мечтатель и чудак.
Стишки кропает ночью
И бороздит в кулак.
Вагон прокуренный
наполнен осенью.
Прорублен в сумерки
дверной проём.
Хотя я голая,
но мне не холодно:
Губами действуем
с тобой вдвоём.
Есть сомненья поутру?
Так шагай скорей к костру!
Вот и осень на дворе.
Очень грустно на костре.
(Михаилу Яроховичу, увы, из черного списка):
Пробегусь по магазинам
И продуктов накуплю.
А потом с довольной мордой
Стих об этом сочиню.
(Игорю Белкину, с ехидным приветом из ЧС):
Кляня обескровленность вен,
В реале штурмуя Эребус,
Тщеславно изранясь у стен,
Петитом поэт взвился к небу.
(ему же, оттуда же, но с дружеским участием):
Не говори, что «жизнь прожил», не надо.
Что впереди? И сколько ещё лет?
Про то кукушка ничего не знает.
Держись за жизнь! И будь здоров, поэт!
Лечу стремглав по мокрому шоссе.
Сто лошадиных сил ревут. И под дождем
Я не боюсь, что улечу в кювет.
А скорость тут, ну, вовсе не причем.
Судьба! Подари мне порядок и счастье!
Меня по рукам и ногам не коси!
Не надо нежданных известий, ненастий!
Попотчуй восходом лучистым в пути!
Ликует кофеварка, аж пыхтит.
(Хозяин её быстро починил).
И пар из каждой дырочки свистит.
(Ведь он ей стих на радость сочинил).
Я пушистый внутри,
Хоть снаружи иголки.
Задолбали плевки,
Потому что я скромный.
Мы все – девицы, хоть давненько уже замужем.
Своим мы имиджем российским дядькам нравимся.
Мы не питаемся ни спаржей, ни оливою;
Мы на хлебах с селедкой стали просто дивными!
Мы все смышленые, простые, не пугливые.
А как любовницы мы все непобедимые.
И наши глазки, ножки, шейки и волосики
Вы никогда, товарищи, не бросите!
Столь могуч сей афоризм,
Что рождает пессимизм.
Знать, родился он в кусту,
Что так пахнет за версту.
На вскочившем упрямо меж волн бородатом утёсе
Приземлилась на крыльях несмелая странная ночь
И рукавчики век над прикрытой ресницей откоса
Заплела среди брызг, как венок, горделивая дочь.
И, слезу обронив и надев золотой полумесяц,
Так накрыла утес своей дивной и грёзной фатой,
Что утёс (во жених!) мощным стал в небесах Эверестом.
И звезда звезданулась и – стала небесной красой.
По волнам я – бегунья,
По повадкам – шалунья,
По стихам – заплетунья…
А по чувствам – да, лгунья.
Солнечный зайчик ангелом стал.
В душах поэтов – фонарик зеркал.
Даже без рук и без ног у поэта
Так и сверкает песенка эта!
Парит над рекой буйный ветер.
Цветёт на берёзах ирга.
О, как же безумно на свете!
Целуйте свои берега!
От кошки веет пирамидами.
В зрачках две пирамиды светятся.
Слабо мурлыкнуть пирамидами?
Не скушать пирамиду вечности.
Я перед нею цепенею,
Дрожу, трясусь, как нежный клён…
И от стихов своих балдею.
О боже, как же я влюблен!
Ветер рвется с цепи, и упрямо вскрывается рана.
А в душе только гарь, разный мусор, цунами и хлам.
Заметают хвосты у меня черно-серые крылья тумана.
Я устал в суете. Угольком разожгу ураган!
Да зачем же нужна непорочная?
Что с ней делать, с обученной кармою?
Намонашит фатою венчальною
И – подарит лишь песню печальную.
И, обреченные дорогой,
Бредём, как будто бы во сне.
Мы родились! Как это много!
Мы все – младенцы на земле!
Прощайте! Я уйду и хлопну дверью.
Рыданья и страданья надоели!
Но завтра я вернусь, уж мне поверьте! —
Что б вы с ума сошли и обалдели!
Не топите подружек в объятьях!
Не дарите им ласку из губ!
Беспробудно венчайте их платья!
Пусть летят облачками на дуб!
Выведет их алкоголь —
Всех алкашей на корню.
Ох, поскорей бы! Да, Коль?
Сам я почти что не пью.
Напишу про небо и листок,
Уроню слезу, взгляну в окно…
Между делом круто матернусь.
И – стишок получится г@вно.
Не пишутся стихи. Завяли строчки.
Потоки слов пролились в капюшон.
Томления предтеч банальны очень.
Накрыло хмарью. Снова капюшон.
Изменился расклад прежних дней в запылившихся клиньях.
И скрипит колесо, переехав усталый расклад.
В сердце скрип колеса. И скрипит мой компьютер с усильем.
Ариаднину нить я с отсрочкой мотаю на зад.
Осень – штука не безразмерная.
Ниже плинтуса моя лестница.
Но настанет зима, наверное,
И тогда высплюсь я, как медведица.
(очаровательной Памяти Любви, по поводу клонов):
