Дмитрий Михаловский - Поэты 1880–1890-х годов
104. «Опять волнует вдохновенье…»
Опять волнует вдохновенье
Мой хмурый, мой пытливый ум,
И, точно бури приближенье,
Мне всё внятнее странный шум
Прибоя образов и дум.
Еще тиха пучина моря,
Еще прозрачен небосвод, —
Но скоро, скоро, вихрю вторя,
Немая арфа спящих вод
Протяжно песню запоет…
И, точно злобствуя над тучей,
Зигзаги молнии летучей
Ее огнем избороздят…
И дух мой, трепетом объят,
Сольется с бездною созвучий.
105. «Бывают дни, когда священную тревогу…»
Бывают дни, когда священную тревогу
Переживает ум и сердце в нас горит,
И пылкая душа стремится знойно к богу,
И бог таинственно с душою говорит.
Волнами звучными волшебная стихия
В туманный берег бьет так явственно тогда,
И слышатся нам в ней молитвы неземные,
Предвечная любовь и вечная вражда.
Безгрешных ангелов возносятся каноны,
Сверкают их мечи зарницей золотой,
И мчатся демонов крылатых легионы,
И тучей стелются над бледною землей.
Сливаются псалмы с мятежными речами, —
Небесный бой жесток, стремителен полет…
А вечность звездными очами
Нас обольщает и зовет.
106. ИДОЛ
Шумит и плещет океан…
На берегу его отлогом
Стоит безрукий истукан
В убранстве пестром и убогом.
При свете гаснущей зари,
Как привидений черных стая,
В священной пляске дикари
Кружатся, к идолу взывая.
Для них он бог, великий бог
В венце могущества и славы,
Весь мир — торжественный чертог
Его таинственной державы.
Холодный камень — жив и зряч —
Глядит на них зловещим взором:
Он сам — вершитель, сам палач
Судьбы жестоким приговорам.
Пред ним склоняются дари,
Все силы духа в нем таятся…
И в страстной пляске дикари
Всё исступленнее кружатся.
А небеса и океан,
Сливаясь в сумрак гранью зыбкой,
На роковой самообман
Глядят с задумчивой улыбкой…
107. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
И вот последний день затмился сиротливо.
Последний вспыхнул луч и в сумраке исчез…
И стали небеса как выжженная нива,
И нивы мертвые — как кладбище небес.
Созвездия светил погасли, как лампады,
В которых догорел живительный елей;
И в бездну мрачную низверглись их громады —
Погибшей красоты надгробный мавзолей.
Похолодев, как труп, вселенная застыла…
Но божий замысел пронесся вновь над ней,—
И камни дрогнули, и тьма заговорила,
И разум просиял, как солнце прежних дней!
И над обломками былого мирозданья,
Подобно музыке, раздалися слова:
«Любовь рождает жизнь, — и нет им окончанья,
Как творческим мечтам, как грезам божества!»
108. «Чей разум, звезды, вас возвысил…»
Чей разум, звезды, вас возвысил,
Нетленным пламенем зажег?
Кто превозмог пределы чисел,
Пространства мнимость превозмог?
Пушинки огненного снега,
Кружат и вихрятся миры,
Пути их горного пробега —
Чертеж неведомой игры.
И что я сам: мое сознанье,
Мои стремленья, мой восторг?
Кто распахнул мне мирозданье,
Из довременности исторг?
Моя ли греза — эти краски,
Живые грани и черты,
Иль сам я призрак чьей-то сказки,
Виденье призрачной мечты?
109. «Небо смеется… Полуденным блеском…»
Небо смеется… Полуденным блеском
Солнце играет на ярком снегу…
Лес улыбнулся теней арабескам,
Резвые тени дрожат на снегу.
Воздух морозный, как майский напиток,
Искрится золотом зыбких лучей;
Силы надоблачной льется избыток,
Льется потоком веселых лучей…
В сердце моем — тот же полдень холодный,
Блеск и мерцание снежной парчи,
Призрак любви, и в тревоге бесплодной —
Те же улыбки и те же лучи.
110. «Кто поймет, кто разгадает…»
Кто поймет, кто разгадает,
Как обмануты мы снами?
Отчего всегда витает
Чей-то призрак между нами?
Кто в лобзаньях тайно веет
Вещим холодом забвенья,
С нами плачет, нас жалеет
И внушает угрызенья?
Отчего, когда так страстно
Жаждем мы запретной встречи,
Чей-то голос шепчет властно
Укоризненные речи?
Призрак сна иль призрак рая?
Неземное иль земное
Нам твердит, не умолкая:
«Вас не двое, вас не двое!»?
111. АСТРА
Ты отцветала в час вечерний,
В лучах заката отцвела,
Когда проснулась в иглах терний
Седая мгла.
Колеблясь дымной полосою,
Осенний мрак к тебе приник
И плакал светлою росою
На твой цветник.
Стыдливой жалостью волнуем,
Щадя предсмертную тоску,
Ронял он с каждым поцелуем
По лепестку.
Так я рыдаю над тобою,
Касаясь бледного чела,
Так, вместе с астрой голубою,
Ты отцвела.
112. «Позабыла душа о минувшем своем…»
Позабыла душа о минувшем своем,
Где жила, кем была и молилась о чем,
Позабыла душа неземную страну,
Где встречала она золотую весну.
Там безгрешной любви очарованный сон
Непонятным желанием был окрылен;
Смутный образ в мечтах разгорался и жег,
И манил за собой в лучезарный чертог…
И просила душа: «Жизнедатель святой,
Воплоти мой восторг и обвей красотой!»
И Предвечный мольбам испытующей внял,
И очам ее мир первозданный предстал.
Но в тенетах страстей, но в хмельной суете
Позабыла душа о бывалой мечте,
Позабыла, зачем очарованный сон
В красоте и любви на земле воплощен.
113. СЛЕПЦЫ
Слепцы глядят на божий свет
Сквозь мрак своих очей,
В их величавом мире нет
Ни красок, ни лучей.
Как ночь, таинственны их дни
И призрачны, как сны,
И вещей бездною они
Всегда окружены.
Лицом к лицу с предвечной тьмой,
Они не сводят глаз
С неотвратимости немой,
Невидимой для нас.
Так, странник чуждый и слепой,
Средь пестрой суеты,
Иду окольною тропой,
Влюблен в мои мечты.
Стихией мысли увлечен
В мир призрачных задач,
Гляжу на жизненный мой сон
И зорок, и незряч.
В ночи предчувствуя зарю
И рассветая в ней,
Я в душу вечности смотрю
Сквозь мрак души моей.
114. «Ночь. Не сплю, томит забота…»
Ночь. Не сплю, томит забота…
У дверей стучится кто-то,
Робко кличет: «Поспеши!»
Открываю, — ни души.
На дворе бушует вьюга,
Не нужна моя услуга
В эту полночь, в эту тьму
Никому.
Но опять за дверью стуки…
Что пророчат эти звуки?
Кто незримый гость ночной,
И ко мне или за мной?
Непонятная тревога…
Смерть, не ты ли у порога,
И не твой ли слышу зов
В хоре тайных голосов?
Если так, то сбрось покровы:
Очи страстные готовы
К созерцанью красоты…
Это ты!
115. ПАЛАДИН