Константин Бальмонт - Том 1. Стихотворения

Увечье, помешательство, чахотка,
Падучая, и бездна всяких зол,
Как части мира, я терплю вас кротко,
И даже в вас я таинство нашел.

Для тех, кто любит чудищ, все находка,
Иной среди зверей всю жизнь провел,
И как для закоснелых пьяниц – водка,
В гармонии мне дорог произвол.

Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Дорог житейских рытвины и гать.

На всем своя – для взора – позолота.
Но мерзок сердцу облик идиота,
И глупости я не могу понять!

Я горько вас люблю, о бедные уроды,
Слепорожденные, хромые, горбуны,
Убогие рабы, не знавшие свободы,
Ладьи, разбитые веселостью волны.

И вы мне дороги, мучительные сны
Жестокой матери, безжалостной Природы,
Кривые кактусы, побеги белены,
И змей и ящериц отверженные роды.

Чума, проказа, тьма, убийство и беда,
Гоморра и Содом, слепые города,
Надежды хищные с раскрытыми губами, –

О, есть же и для вас в молитве череда!
Во имя Господа, блаженного всегда,
Благословляю вас, да будет счастье с вами!

Залетевшая в комнату бабочка бьется
О прозрачные стекла воздушными крыльями.
А за стеклами небо родное смеется,
И его не достичь никакими усильями.

Но смириться нельзя, и она не сдается,
Из цветистой становится тусклая, бледная.
Что же пленнице делать еще остается?
Только биться и блекнуть! О, жалкая, бедная!

В день октября, иначе листопада,
Когда бесплодьем скована земля,
Шла дева чрез пустынные поля.
Неверная, она с душой номада
Соединяла дивно – чуткий слух:
В прекрасно – юном теле ветхий дух.

Ей внятен был звук вымерших проклятий,
Призывы оттесняемых врагов,
И ропот затопленных берегов,
Намек невоплотившихся зачатий,
Напев миров, толпящихся окрест,
Дрожания незасвеченных звезд.

Но дева с утомленными глазами,
Внимая всем, кричащим вкруг нее,
Лелеяла безмолвие свое.
Поняв одно за всеми голосами,
Безгласно холодела, как земля,
И шла вперед, чрез мертвые поля.

Сквозь мир случайностей, к живому роднику,
Идя по жгучему и гладкому песку,
По тайным лестницам взбираясь к высоте,
Крылатым коршуном повисши в пустоте,
Мой дух изменчивый стремится каждый миг,
Все ищет, молится: «О, где же мой родник?
Весь мир случайностей отдам я за него,
За оправдание мечтанья моего,
За радость впить в себя огни его лучей,
За исцеление от старости моей».

Ты видала кузнеца?
Он мне нравится, мой друг.
Этот темный цвет лица,
Эта меткость жестких рук,
Эта близость от огня,
Этот молот, этот стук, –
Все в нем радует меня,
Милый друг!

Я хочу быть кузнецом,
Я, работая, пою,
С запылившимся лицом
Я смотрю на жизнь мою,
Возле дыма и огня
Много слов я создаю,
В этом радость для меня,
Я кую!

Я коснулся душ чужих,
Точно струн, но струн моих.
Я в них чутко всколыхнул
Тихий звон, забытый гул.

Все обычное прогнал,
Легким стоном простонал,
Бросил с неба им цветы,
Вызвал радугу мечты.

И по облачным путям,
Светлым преданный страстям,
Сочетаньем звучных строк
За собою их увлек.

Трепетаньем звонких крыл
Отуманил, опьянил,
По обрывам их помчал,
Забаюкал, закачал.

Выше, выше, все за мной,
Насладитесь вышиной,
Попадитесь в сеть мою,
Я пою, пою, пою.

Моя душа оазис голубой,
Средь бледных душ других людей, бессильных.
Роскошный сон ниспослан мне судьбой,
Среди пустынь, томительных и пыльных.

Везде пески. Свистя, бежит самум.
Лазурь небес укрылася в туманы.
Но слышу я желанный звон и шум,
Ко мне сквозь мглу подходят караваны.

Веселые, раскинулись на миг,
Пришли, ушли, до нового свиданья,
В своей душе лелеют мой двойник,
Моей мечты воздушной очертанья.

И вновь один, я вновь живу собой,
Мне снится радость вечно молодая.
Моя душа оазис голубой,
Мои мечты цветут, не отцветая.

Я слушал Море много лет,
  Свой дух ему предав.
В моих глазах мерцает свет
  Морских подводных трав.

Я отдал Морю сонмы дней,
  Я отдал их сполна.
И с каждой песней все слышней
  В моих словах – волна.

Волна стозвучная того,
  Чем полон Оксан,
Где все – и юно, и мертво,
  Все правда и обман.

И я, как дух волны морской,
  Среди людей брожу;
Своей певучею тоской
  Я всех заворожу.

Огнем зелено-серых глаз
  Мне чаровать дано.
И много душ в заветный час
  Я увлеку на дно.

И в этой мгле морского дна,
  Нежней, чем воды рек,
Им будет сниться вышина,
  Погибшая навек.

Над невестой молодою
 Я держал венец.
Любовался, как мечтою,
Этой нежной красотою,
Этой легкою фатою,
Этим светлым «Наконец!»

Наконец она сумела
 Вызвать лучший сон.
Все смеялось в ней и пело,
А с церковного придела,
С высоты на нас глядела
Красота немых окон.

Мы вошли в лучах привета
 Гаснущей зари.
В миг желанного обета,
Нас ласкали волны света,
Как безгласный звук завета: –
«Я горю, и ты гори!»

И в руке у новобрачной
 Теплилась свеча.
Но за ней, мечтою мрачной,
Неуместной, неудачной,
Над фатой ее прозрачной,
Я склонялся, у плеча.

Вкруг святого аналоя
 Трижды путь пройден.
Нет, не будет вам покоя,
Будут дни дождей и зноя,
Я пою, за вами стоя: –
«Дух кружиться присужден!»

Да, я знаю сладость, алость,
 Нежность влажных губ.
Но еще верней усталость,
Ожиданье, запоздалость,
Вместо страсти – только жалость,
Вместо ласки – с трупом труп.

Вот, свершен обряд венчальный,
 И закат погас.
Точно хаос изначальный,
В церкви сон и мрак печальный,
Ты вошла с зарей прощальной,
Ты выходишь в темный час.

Я делаюсь мгновеньями во власти всех вещей,
И с каждым я, пред каждым я, и царственно ничей.

Восторг придет, и пьяный я Придет тяжелый труд.
Смотрите все бежали прочь Взгляни я, верный, тут.

Заблудшую собаку я увижу пред собой,
Со зверем зверь, люблю ее. Но, сердце, дальше! Пой!

О, пой о всех, кто чувствовал бездонную тоску,
И вдруг вернись к бесстрастию, как светлый дождь в реку.

В великое Безликое уйди как бы навек,
Хотя без нас там каждый час так много-много рек.

И, вечно твой, всегда с тобой, не изменю судьбе
Но в страшный миг, о, милый друг, я не приду к тебе.