Максимилиан Волошин - Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931
<До 6 января 1904
Париж>
Tete Inconnue
Во мне утренняя тишь девушки.
Во мне молчанье непробужденной природы,
Тайна цветка, еще не распустившегося.
Я еще не знаю пола.
Я вышла, как слепая жемчужина, из недр природы.
Мои глаза еще никогда не раскрывались.
Глубокие нити связывают меня с тайной,
И я трепещу от дуновений радости и ужаса.
Меч вожделения еще не рассек моей души.
Я вся тайна. Я вся ужас. Я вся тишина.
Я молчание.
<Январь 1904>
«Весна» Миллз
В голосе слышно поющее пламя,
Точно над миром запела гроза.
Белые яблони сыплют цветами,
В туче лиловой горит бирюза.
Гром прокатился весеннею сказкой,
Влажно дыханье земли молодой…
Буйным порывом и властною лаской
Звуки, как волны, вздымает прибой.
<Февраль-март> 1904
Париж
«Весна идет, щебечут птицы…»
Весна идет, щебечут птицы,
Прозрачный воздух свеж и тих.
На эти белые страницы
Я заношу Вам первый стих.
Весна идет. Вольна дорога,
Вольнее крылья вешних птиц.
И в книге жизни очень много
Не зарисованных страниц.
<Весна 1905
Париж>
«И с каждым мгновеньем, как ты отдалялась…»
И с каждым мгновеньем, как ты отдалялась,
Всё медленней делались взмахи крыла…
Знакомою дымкой душа застилалась,
Знакомая сказка по векам плыла…
И снова я видел опущенный локон,
Мучительно тонкие пальцы руки;
И чье-то окно среди тысячи окон,
И пламенем тихим горят васильки…
…Я видел лицо твое близким и бледным
На пурпурно-черном шуршащем ковре…
Стволы-привиденья, и с гулом победным
Великий и Вещий сходил по горе…
И не было мыслей, ни слов, ни желаний,
И не было граней меж «я» и «не я»,
И рос нераздельный, вне снов и сознаний,
Единый и цельный покой бытия…
28 августа 1905
Париж
«Лежать в тюрьме лицом в пыли…»
Казнимый может при известных условиях считаться живым, провисев в петле не только минуты, но даже и часы. Современная же медицина не имеет еще надежных способов для определения момента наступления действительной смерти.
Проф. П. Минаков. Рус. Ведом. № 244Лежать в тюрьме лицом в пыли
Кровавой тушей, теплой, сильной…
Не казнь страшна… не возглас «пли!»
Не ощущенье петли мыльной.
Нельзя отшедших в злую тень
Ни потревожить, ни обидеть.
Но быть казнимым каждый день!
И снова жить… и снова видеть…
Переживя свою судьбу,
Опять идти к крестам забытым,
Лежать в осмоленном гробу
С недоказненным, с недобитым.
И каждый день и каждый час
Кипеть в бреду чужих мучений…
Так дайте ж смерть! Избавьте нас
От муки вечных возрождений!
<После 5 октября 1905>
Набат
Набат гудит… Иду! Иду!
Сейчас, теперь – во сне, в бреду.
Как гулко бьется сердце башни,
Опалено, потрясено…
А сквозь зубчатое окно
Синеет даль, желтеют пашни…
Перебивая, торопясь,
Как змеи черные виясь,
И завиваясь в складки знамени,
Удар за ударом
Гудящим пожаром,
Клубами ревущего пламени,
Гудя, вырастая,
К земле припадая,
Неся миллионы бичей
Спокойствию будней,
Летит над затишьем янтарных полудней
Торжественно мирных полей.
Удар за ударом бичует и хлещет,
И жжет мою душу и мечется в ней.
И башня собора гудит и трепещет
До самых гранитных корней.
И сердце, сожженное жгучим приливом,
Сжимая руками, слепой, как в бреду –
За огненным кличем, за Божьим призывом
Иду!
Осень 1906
«Я здесь расту один, как пыльная агава…»
Я здесь расту один, как пыльная агава,
На голых берегах, среди сожженных гор.
Здесь моря вещего глаголящий простор
И одиночества змеиная отрава.
А там, на севере, крылами плещет слава,
Восходит древний бог на жертвенный костер,
Там в дар ему несут кошницы легких Ор…
Там льды Валерия, там солнца Вячеслава,
Там брызнул Константин певучих саламандр,
Там снежный хмель взрастил и розлил Александр,
Там Лидиин «Осел» мечтою осиян
И лаврами увит, там нежные Хариты
Сплетают верески свирельной Маргариты…
О мудрый Вячеслав, Χαιρη! – Максимильян.
Апрель 1907
Коктебель
«Дубы нерослые подъемлют облак крон…»
Дубы нерослые подъемлют облак крон.
Таятся в толще скал теснины, ниши, гроты,
И дождь, и ветр, и зной следы глухой работы
На камне врезали. Источен горный склон,
Расцвечен лишаем и мохом обрамлен,
И стены высятся, как древние киоты:
И чернь, и киноварь, и пятна позолоты,
И лики стертые неведомых икон.
<1909
Коктебель>
«Я не пойду в твой мир гонцом…»
Я не пойду в твой мир гонцом,
Но расстелюсь кадильным дымом –
В пустыне пред Твоим лицом
Пребуду в блеске нестерпимом.
Я подавил свой подлый крик,
Но я комок огня и праха.
Так отврати ж свой гневный лик,
Чтоб мне не умереть от страха…
Сиянье пурпурных порфир
Раскинь над славе предстоящим.
…И кто-то в солнце заходящем
Благословляет темный мир.
<Начало 1910>
«День молочно-сизый расцвел и замер…»
День молочно-сизый расцвел и замер;
Побелело море; целуя отмель,
Всхлипывают волны; роняют брызги
Крылья тумана.
Обнимает сердце покорность. Тихо…
Мысли замирают. В саду маслина
Простирает ветви к слепому небу
Жестом рабыни.
<22 февраля 1910
Коктебель>
Надписи на книге
Богаевскому
Киммериан печальная страна
Тебя в стенах Ардавды возрастила.
Ее тоской навеки сожжена,
Твоя душа в горах ее грустила,
Лучами звезд и ветром крещена.
7 марта 1910
Феодосия
<2>Алекс. Мих. Петровой
Тысячелетнего сердца семь раз воскресавшей Ардавды
Вещий глухой перебой, вещая, слушаешь ты!
6 марта 1910
Феодосия
<3>Сергею Маковскому
В городе шумном построил ты храм Аполлону Ликею,
Я ж в Киммерии алтарь Горомедону воздвниг
7 марта 1910
Феодосия
«В полдень был в пустыне глас…»
В полдень был в пустыне глас:
«В этот час
Встань, иди и всё забудь…
Жгуч твой путь».
Кто-то, светел и велик,
Встал на миг.
В полдень я подслушал сны
Тишины.
Вестник огненных вестей,
Без путей
Прочь ушел я от жилищ,
Наг и нищ.
И среди земных равнин
Я один.
Нет дорог и граней нет –
Всюду свет.
Нету в жизни ничего
Моего,
Розлил в мире я, любя,
Сам себя.
Всё, что умерло в огне, –
Всё во мне.
Всё, что встало из огня, –
Часть меня.
Толща скал и влага вод –
Всё живет.
В каждой капле бытия –
Всюду я.
Влажный шар летит, блестя, –
Бог-Дитя.
Пламя радостной игры –
Все миры.
9 апреля 1910