Марина Цветаева - Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы
23 октября 1932
«Переименовать! Приказ…»
— «Переименовать!» Приказ —
Одно, народный глас — другое.
Так, погребенья через час,
Пошла «Волошинскою горою»
Гора, названье Янычар
Носившая — четыре века.
А у почтительных татар:
— Гора Большого Человека.
22 мая 1935
«Над вороным утесом…»
Над вороным утесом —
Белой зари рукав.
Ногу — уже с заносом
Бега — с трудом вкопав
В землю, смеясь, что первой
Встала, в зари венце —
Макс! мне было — так верно
Ждать на твоем крыльце!
Позже, отвесным полднем,
Под колокольцы коз,
С всхолмья да на восхолмье,
С глыбы да на утес —
По трехсаженным креслам:
— Тронам иных эпох! —
Макс! мне было — так лестно
Лезть за тобою — Бог
Знает куда! Да, виды
Видящим — путь скалист.
С глыбы на пирамиду,
С рыбы — на обелиск…
Ну, а потом, на плоской
Вышке — орлы вокруг —
Макс! мне было — так просто
Есть у тебя из рук,
Божьих или медвежьих,
Опережавших «дай»,
Рук неизменно-брежных,
За воспаленный край
Раны умевших браться
В веры сплошном луче.
Макс, мне было так братски
Спать на твоем плече!
(Горы… Себе на горе
Видится мне одно
Место: с него два моря
Были видны по дно
Бездны… два моря сразу!
Дщери иной поры,
Кто вам свои два глаза
Преподнесет с горы?)
…Только теперь, в подполье,
Вижу, когда потух
Свет — до чего мне вольно
Было в охвате двух
Рук твоих… В первых встречных
Царстве — о сам суди,
Макс, до чего мне вечно
Было в твоей груди!
Пусть ни единой травки,
Площе, чем на столе —
Макс! мне будет — так мягко
Спать на твоей скале!
28 октября 1932
«Темная сила…»
Темная сила!
Мра-ремесло!
Скольких сгубило,
Как малых — спасло.
<1932>
«Никуда не уехали — ты да я…»
Никуда не уехали — ты да я —
Обернулись прорехами — все моря!
Совладельцам пятерки рваной —
Океаны не по карману!
Нищеты вековечная сухомять!
Снова лето, как корку, всухую мять!
Обернулось нам море — мелью:
Наше лето — другие съели!
С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,
Что не только что масло едят, а мозг
Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах:
Людоеды в парижских модах!
Нами — лакомящиеся: франк — за вход.
О, урод, как водой туалетной — рот
Сполоснувший — бессмертной песней!
Будьте прокляты вы — за весь мой
Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, —
Пятью пальцами — да от всех пяти
Чувств — на память о чувствах добрых —
Через все вам лицо — автограф!
1932–1935
Стол
«Мой письменный верный стол Спасибо за то, что шел…»
Мой письменный верный стол!
Спасибо за то, что шел
Со мною по всем путям.
Меня охранял — как шрам.
Мой письменный вьючный мул!
Спасибо, что ног не гнул
Под ношей, поклажу грез —
Спасибо — что нес и нес.
Строжайшее из зерцал!
Спасибо за то, что стал
— Соблазнам мирским порог —
Всем радостям поперек,
Всем низостям — наотрез!
Дубовый противовес
Льву ненависти, слону
Обиды — всему, всему.
Мой зáживо смертный тес!
Спасибо, что рос и рос
Со мною, по мере дел
Настольных — большал, ширел,
Так ширился, до широт —
Таких, что, раскрывши рот,
Схватясь за столовый кант…
— Меня заливал, как штранд!
К себе пригвоздив чуть свет —
Спасибо за то, что — вслед
Срывался! На всех путях
Меня настигал, как шах —
Беглянку.
— Назад, на стул!
Спасибо за то, что блюл
И гнул. У невечных благ
Меня отбивал — как маг —
Сомнамбулу.
Битв рубцы,
Стол, выстроивший в столбцы
Горящие: жил багрец!
Деяний моих столбец!
Столп столпника, уст затвор —
Ты был мне престол, простор —
Тем был мне, что морю толп
Еврейских — горящий столп!
Так будь же благословен —
Лбом, лóктем, узлом колен
Испытанный, — как пила
В грудь въевшийся — край стола!
Июль 1933
«Тридцатая годовщина Союза — верней любви…»
Тридцатая годовщина
Союза — верней любви.
Я знаю твои морщины,
Как знаешь и ты — мои,
Которых — не ты ли — автор?
Съедавший за дестью десть,
Учивший, что нету — завтра,
Что только сегодня — есть.
И деньги, и письма с почты —
Стол — сбрасывавший — в поток!
Твердивший, что каждой строчки
Сегодня — последний срок.
Грозивший, что счетом ложек
Создателю не воздашь,
Что завтра меня положат —
Дурищу — да на тебя ж!
«Тридцатая годовщина Союза — держись, злецы…»
Тридцатая годовщина
Союза — держись, злецы!
Я знаю твои морщины,
Изъяны, рубцы, зубцы —
Малейшую из зазубрин!
(Зубами — коль стих не шел!)
Да, был человек возлюблен!
И сей человек был — стол
Сосновый. Не мне на всхолмье
Березу берёг карел!
Порой еще с слезкой смольной,
Но вдруг — через ночь — старел,
Разумнел — так школьник дерзость
Сдает под мужской нажим.
Сажусь — еле доску держит,
Побьюсь — точно век дружим!
Ты — стоя, в упор, я — спину
Согнувши — пиши! пиши! —
Которую десятину
Вспахали, версту — прошли,
Покрыли: письмом — красивей
Не сыщешь в державе всей!
Не меньше, чем пол-России
Покрыто рукою сей!
Сосновый, дубовый, в лаке
Грошовом, с кольцом в ноздрях,
Садовый, столовый — всякий,
Лишь бы не на трех ногах!
Как трех Самозванцев в браке
Признавшая тёзка — тот!
Бильярдный, базарный — всякий —
Лишь бы не сдавал высот
Заветных. Когда ж подастся
Железный — под локтевым
Напором, столов — богатство!
Вот пень: не обнять двоим!
А паперть? А край колодца?
А старой могилы — пласт?
Лишь только б мои два локтя
Всегда утверждали: — даст
Бог! Есть Бог! Поэт — устройчив:
Всё — стол ему, всё — престол!
Но лучше всего, всех стойче —
Ты, — мой наколенный стол!
Около 15 июля 1933 — 29–30 октября 1935
«Обидел и обошел…»
Обидел и обошел?
Спасибо за то, что — стол
Дал, стойкий, врагам на страх
Стол — на четырех ногах
Упорства. Скорей — скалу
Своротишь! И лоб — к столу
Подстатный, и локоть под —
Чтоб лоб свой держать, как свод.
— А прочего дал в обрез?
А прочный, во весь мой вес,
Просторный, — во весь мой бег,
Стол — вечный — на весь мой век!
Спасибо тебе, Столяр,
За доску — во весь мой дар,
За ножки — прочней химер
Парижских, за вещь — в размер.
«Мой письменный верный стол Спасибо за то, что ствол…»
Мой письменный верный стол!
Спасибо за то, что ствол
Отдав мне, чтоб стать — столом,
Остался — живым стволом!
С листвы молодой игрой
Над бровью, с живой корой,
С слезами живой смолы,
С корнями до дна земли!
17 июля 1933
