Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Вот Корнилов, гнус отборный,
Был Советам враг упорный.
Поднял бунт пред Октябрем:
«Все Советы уберем!
Все Советы уберем,
Заживем опять с царем!»
Ждал погодки, встретил вьюгу.
В Октябре подался к югу.
Объявившись на Дону,
Против нас повел войну.
Получил за это плату:
В лоб советскую гранату.

Как громили мы Краснова!
Разгромив, громили снова
И добили б до конца, –
Не догнали подлеца.
Убежав в чужие страны,
Нынче он строчит романы,
Как жилось ему в былом
«Под двуглавым…»
Под Орлом.
Настрочив кусок романа,
Плачет он у чемодана:
«Съела моль му-у-ундир… шта-ны-ы-ы-ы,
Потускнели галуны-ы-ы-ы».

Вот Деникин – тоже номер!
Он, слыхать, еще не помер,
Но, слыхать, у старика
И досель трещат бока.
То-то был ретив не в меру.
«За отечество, за веру
И за батюшку-царя»
До Орла кричал: «Ур-р-ря!»
Докричался до отказу.
За Орлом охрип он сразу
И вовсю назад подул,
Захрипевши: «Кар-ра-ул!»
Дорвался почти до Тулы.
Получив, однако, в скулы,
После многих жарких бань
Откатился на Кубань,
Где, хвативши также горя,
Без оглядки мчал до моря.
На кораблике – удал! –
За границу тягу дал.

Слыл Шкуро – по зверству – волком,
Но, удрав от нас пешком,
Торговал с немалым толком
Где-то выкраденным шелком
И солдатским табаком.
Нынче ездит «по Европам»
С небольшим казацким скопом
Ради скачки верховой
На арене… цирковой.

Это Мамонтов-вояка,
Слава чья была двояка,
Такова и до сих пор:
– Генерал и вместе – вор!
«Ой да, ой да… Ой да, эй да!» –
Пел он весело до «рейда»,
После рейда ж только «ой» –
Кое-как ушел живой;
Вдруг скапутился он сразу,
Получивши то ль заразу,
То ль в стакане тайный яд.
По Деникина приказу
Был отравлен, говорят,
Из-за зависти ль, дележки
Протянул внезапно ножки.

Адмирал Колчак, гляди-ко,
Как он выпятился дико.
Было радостью врагу
Видеть трупы на снегу
Средь сибирского пространства:
Трупы бедного крестьянства
И рабочих сверхбойцов.
Но за этих мертвецов
Получил Колчак награду:
Мы ему, лихому гаду,
В снежный сбив его сугроб,
Тож вогнали пулю в лоб.

Сел восставших усмиритель,
Душегуб и разоритель,
Искривившись, псом глядит
Борька Анненков бандит.
Звал себя он атаманом,
Разговаривал наганом;
Офицерской злобой пьян,
Не щадя, губил крестьян,
Убивал их и тиранил,
Их невест и жен поганил.
Много сделано вреда,
Где прошла его орда.
Из Сибири дал он тягу.
Все ж накрыли мы беднягу,
Дали суд по всей вине
И – поставили к стене.

Вот Семенов, атаман,
Тоже помнил свой карман.
Крепко грабил Забайкалье.
Удалось бежать каналье.
Утвердился он в правах
На японских островах.
Став отпетым самураем,
Заменил «ура» «банзаем»
И, как истый самурай,
Глаз косит на русский край.
Ход сыскал к японцам в штабы:
«Эх, война бы! Ух, война бы!
Ай, ура! Ур… зай! Банзай!
Поскорее налезай!»
Заявленья. Письма. Встречи.
Соблазнительные речи!
«Ай, хорош советский мед!»
Видит око – зуб неймет!

Хорват – страшный, длинный, старый,
Был палач в Сибири ярый
И в Приморье лютый зверь.
Получивши по кубышке,
Эта заваль – по наслышке –
«Объяпонилась» теперь.

Генерал Юденич бравый,
Тоже был палач кровавый,
Прорывался в Ленинград,
Чтоб устроить там парад:
Не скупился на эффекты,
Разукрасить все проспекты,
На оплечья фонарей
Понавесить бунтарей.
Получил под поясницу,
И Юденич за границу
Без оглядки тож подрал,
Где тринадцать лет хворал
И намедни помер в Ницце –
В венерической больнице
Под военно-белый плач:
«Помер истинный палач!»

Злой в Архангельске палач,
Миллер ждал в борьбе удач,
Шел с «антантовской» подмогой
На Москву прямой дорогой:
«Раз! Два! Раз! Два!
Вир марширен нах Москва!»
Сколько было шмерцу герцу,
Иль, по-русски, – боли сердцу:
Не попал в Москву милок!
Получил от нас он перцу,
Еле ноги уволок!

Был Махно – бандит такой.
Со святыми упокой!
В нашей стройке грандиозной
Был он выброшенным пнем.
Так чудно в стране колхозной
Вспоминать теперь о нем!

Герр барон фон Врангель. Тоже –
Видно аспида по роже –
Был, хоть «русская душа»,
Человек не караша!
Говорил по-русски скверно
И свирепствовал безмерно.
Мы, зажав его в Крыму,
Крепко всыпали ему.
Бросив фронт под Перекопом,
Он подрал от нас галопом.
Убежал баронский гнус.
За советским за кордоном
Это б нынешним баронам
Намотать себе на ус!

   Мы с улыбкою презренья
   Вспоминаем ряд имен,
   Чьих поверженных знамен
   После жаркой с нами схватки
   Перетлевшие остатки
   Уж ничто не обновит:
Жалок их позорный вид,
Как жалка, гнусна порода
Догнивающего сброда,
Что гниет от нас вдали,
Точно рыба на мели.
   Вид полезный в высшей мере
   Тем, кто – с тягой к злой афере,
   Злобно выпялив белки,
   Против нас острит клыки.

В раздумье есть высокая черта.
Ему чужды пустая суета
И мелочность с их логикою зыбкой.
Раздумье говорит движеньем легким рта,
Усмешкой мудрою, спокойною улыбкой.
Оно в уверенном развитии своем
Сметает вражью ложь, рвет вражеские путы.
   Встречая Новый год – пред тем как взять подъем
Порыва нового, – раздумью отдаем
Мы года старого последние минуты.
   Не устрашает нас размах двойной, тройной
Гигантских замыслов, рожденных новым строем.
Страна, взгремевшая стахановской волной,
Недаром сделалась Великою Страной,
Где труд стал доблестью и труженик – героем,
Где соревнуются деревни, города
В замене творческой – средь бодрого веселья –
   Аристократией труда
   Аристократии безделья.

   В бою мы не трубим еще в победный рог.
   Встречая Новый год в раздумье мудро-строгом,
Мы знаем: встретим мы невзорванный порог
   За каждым взорванным порогом.
   Но также знаем мы: порогов вражьих ряд
   Сколь ни велик, но мы пробьем сквозь них дорогу,
И недалек тот день – враги уж бьют тревогу! –
Когда ударит наш решающий снаряд
   По их последнему порогу.

Через Минск шли части фронтовые,
На панов шли красные бойцы.
Я тогда увидел вас впервые,
   Белорусские певцы.
Не забыть мне кипы книжных связок
   Белорусского письма.
От легенд от ваших и от сказок
   Я тогда сходил с ума.

Нынче жизнь все сказки перекрыла.
Бодрый гул идет со всех концов.
И летит – звонка и быстрокрыла –
В красный Минск семья родных певцов
Из Москвы, из Киева, Казани,
   Из Тбилиси, из Баку,
Сходных столь по духу их писаний,
   Разных столь по языку.

Речь пойдет о мастерстве о новом,
О певцах о всех и о себе,
Но средь слов пусть будет первым словом
   Ваше слово о борьбе,
О борьбе, которой нету краше,
О борьбе, которой нет грозней,
О борьбе, в которой знамя наше
Возвестит конец фашистских дней;
О борьбе великой, неизбежной,
Мировой, решающей борьбе,
В коей мы призыв к семье мятежной,
Боевой, рабоче-зарубежной,
Позабыв на срок о флейте нежной,
Протрубим на боевой трубе!