Велимир Хлебников - Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены
Похороны опришками товарища:
«Гож нож» – то клич боевой,
Теперь ты не живой.
Суровы легинй.
А лица их в тени.
Русалка.
Кого несет их шайка?
Соседка, отгадай-ка.
Русалки.
Ио, иа, цолк,
Ио, иа, цолк.
Пиц, пац, пацу,
Пиц, пац, паца.
Ио иа цолк, ио иа цолк,
Копоцамо, миногамо, пинцо, пинцо, пинцо!
Ведьмы (вытягиваются в косяк, как журавли, и улетают).
Шагадам, магадам, выгадам.
Чух, чух, чух.
Чух.
Разговаривающие галичанки.
Вон гуцул сюда идет
В своей черной безрукавке.
Он живет
На горах с высокой Мавкой.
Люди видели намедни,
Темной ночью на заре,
Это верно и не бредни,
Там, на камне-дикаре.
Узнай же! Мава черноброва,
Но мертвый уж, как лук в руках:
Гадюку держите сурово
И рыбья песня на устах.
А сзади кожи нет у ней,
Она шиповника красней,
Шагами хищными сильна,
С дугою властных глаз она,
И ими смотрится в упор,
А за ремнем у ней топор.
Улыбки нету откровеннее,
Да, ты ужасно, привидение.
<1913>
Лицо чернеет грубое…*
I. Лицо чернеет грубое, вся в белой простыне. О, Черная Жена, скажи мне, кто в хижине живет? Ручья звенит недальний гром, подходит волкодав.
II. О, Белый Господин! Седой Отец с Старухою здесь в хижине живут. Скинь обувь с ноги пыльной и в хижину войди. Вереном зовут сына, Вереною же дочь. Я, нянька, служу им уж скоро двадцать лет.
I. Сухой удав набитый, простой дубовый стол. Над ружьями Толстой и Врубель рядом с ним. В истоках Нила хижина. Не шутка ли странная?
Сосет старуха трубку, как будто сладко чмокая.
II. Когда раздастся голос иль если шелест змей сольется с ворчаньем неба – Верена то вернулась, запомни, господин.
Но слышишь шаги быстрые, взволнованную речь?
III. С кувшином шла я по лесу, шагая через хворост. Вдруг глаз блеснул за деревом, как будто человека, но все же не его. Сквозь дерево блистал он, как черный мрака луч. Рука же волосатая ствол с судорогой держала и ногтем скребла круглым застывшую смолу. И тень как будто звездная бродила по пятам, рукой порой маша, и все же глаза два, два добрых черных глаза сквозь сумрак проникали. Была то обезьяна.
Лесные ходят люди по тропам вечеров. Но зла нам не приносят. На чашку опрокинутую лицо у них походит: синеет беловатое, морщинами узорное. Глаза же их печальные – ты, верно, то заметила. Как будто много сказок теснится меж ресниц. А руки у них синие, широкие и длинные.
Вдруг голос я услышала: он тихим был и строгим; звучало в нем невнятное, как будто бы «сестра», а может быть, «Верена». Из ловчей ямы вынула высокое копье и с ним одна я двинулась сквозь сумрак и траву. И пепел падал вечера на плечи и на руки, но более никто уж в лесу не проходил. Но сумрак падал грубо, как черная метель.
I. Ответь мне, синеглазая: не он ли путешествует в зверинце по местечкам с косматым королем, сдавив рукой решетку холодную и круглую, и прячется в углах?
III. Ты прав, пришелец странный: то он, кто шел опасливо и прятался в лесу. Но стон донесся из лесу, циновка же вздрогнула, как сердце от удара. Так люди наклоняются, спасаясь от чужого бешенства, как свечка наклонилась и язычки смешала с синим. Ты помнишь рой пчелиный? Верен его нашел; из сот свечу слепили, пчелиных диких сот {молчит).
Верена слышу голос, Верен сюда вернулся. Мне кажется, сегодня столпилось много судеб у дверей этой хижины, у старого порога, где я грустила часто, закутанная в волос, ресницами подруга Медведице высокой.
IV. Узнай же, что сегодня со мною было небо. Упал я в путик ночью, но там копья уж не было. Но кто пришелец странный с жестокими глазами? Узнай, что я не робок и смелым быть могу.
I. Зачем такие речи? Немного добродушия, и скоро я уйду. Поужинай и мыслящую печку дровами затопи. Ты станешь веселее.
IV. Ну вот что, чужеземец, поймаем обезьяну, – здесь бродит вечерами. В зверинце лучше ей.
Пришелец убивает Верена.
<1914-1915>
Призраки*
1-ый.
Я конский череп, я на липе.
Вот белены напиток – выпей.
2-ой.
Я в щеголя одежде: воздух,
Ничто, ничто, но тень на звездах.
3-ий.
Бег крови я, текут чернила,
Меня чернильница пленила.
4-ый.
Я только в зеркале живу,
Когда сверкает наяву.
5-ый.
Кто я? Любовной лютни зой,
И мой стакан блестит слезой.
6-ой.
Я оценил всё за пятак
И осужден иметь пятак.
7-ой.
Я про судьбу твержу, как дятел,
Мне говорят: «Давно ты спятил».
8-ой.
Давно просил: мне туловища нет ли?
Давно я пел про плаху и про петли.
9-ый.
Священных чисел ясный кнезь,
Себя в тростник <з>асую: грезь!
10-ый.
Мой дух за морем носят две при,
Меня на суше рвали вепри.
11-ый.
Я золотистее загара,
Струй ядовитее угара.
12-ый.
Я сапожком одел чуму
И в путь иду искать куму.
13-ый.
В моей ладони горстка
Равно смертельного напёрстка.
14-ый.
А я вам дам знакомый облик
На той сухой и бурой вобле.
15-ый.
И я, забыв свой образ облый,
Живу на даче внутри воблы.
16-ый.
Чешуей блестя плотвы,
Я воскликнула: тут вы!
17-ый.
Я с перьями в шлеме число,
Я парус ищу и весло.
18-ый.
Гнусавлю я, прыгаю, квакаю.
Кажусь я ненужной ломакою.
19-ый.
[Я смотрю на всех пилой,
Я немного плохой и гнилой.]
20-ый.
А я в лукошке, где тухлые яйца,
О, зрители, меня ловите глазами зайца,
21-ый.
Скоро меня под решетку и в замок.
Я дикое бешенство самок.
22-ой.
[Хоть без телес, мы люди – люд
Морозных слюд.]
23-ий.
Мы вреды, мы бреды
Ужасной победы.
24-ый.
А я, а я простуда
И к вам пришел оттуда.
25-ый.
Я изнуренная веками кляча.
Зачем я – я, скажите, для ча?
26-ой.
Людским челном в объятьях смерча
К вам прихожу, ваш сон поперча!
27-ой.
Икотою древней велик,
На всё я отвечу вам: ик!
28-ой.
[Я ха-ха-ха и хи-хи-хи,
А изредка проще, простое апчхи!]
29-ый.
[Я как жаба приятна,
Иногда не понятна.]
30-ый.
Я к вам ползу в припляске корч,
Одетый язвами из порч.
31-ый.
[Ночи сумрак наши шлемы.
Все мы немы.]
32-ой.
Мы храп и хрип,
Шелест, шум и сип.
33-ий.
Храпеть, хрипеть,
Урчать, ворчать,
Рыдать, стонать,
<Свистеть>, шипеть.
О! А! А! О!
Убегают.
<1916>
Внимание*
Внимание.
Улица будущего: двое в черных развевающихся перьях и латах снежного полотна.
1-ый. Куда вы спешите, дружок? Уиль-уиль окейт юкут юлин куайнц уог! Ведь вы умрете завтра?
2-ой (роется в записной книжке). Я родился третьего листопада. Дважды два четыре. – Да! Как это ни грустно, я умру завтра.
1-ый. А родись в день Ганги синеглазого! Дорогой мой! Уходя из жизни, вы должны позаботиться, чтоб место этой вашей жизни не было занято другим. Не поленитесь – вы рассеянный человек – позаботиться о соединении этой вашей жизни со следующей через полицию. Конечно, вы должны внести налог, но ведь он очень невелик. Ведь это так несложно: две-три статьи закона, свидетельство судьи, что вы именно тот, кто имеет родиться тогда-то!..
